Сибирский часослов

Кладбищенские комары пьяны
От нашей крови, от хмельного лета.
Кровь с кисловатым привкусом вины –
Наследный признак тощего поэта,
Стоящего в кругу семи ветров
На кладбище, в бессильной, нищей грусти...
Здесь, позабыв забвенье, наизусть я
Листаю свой сибирский часослов.

Трещит кузнечик в голубой траве.
Так вот она, мелодия бессмертья!
Тончайший контур тучки в синеве,
Тончайший запах резеды на свете,
Лопух, растущий из родных могил,
Растоптанных, ободранных и милых…
А я… Что я?... Я все, что мог, забыл,
Но этого, увы, забыть не в силах.

Пахотин… Рыбин… Федоров… Родня
Ушла за грань, где звон столетий робок.
Здесь смерть чужая пробует меня
И пальцами берет за подбородок.
Здесь литерами новых языков
Стоят кресты, надгробья, монументы,
Пришедшая родня, звон комаров,
Венки, цветы и траурные ленты.

Я изучаю стертый алфавит,
Перебираю в памяти надгробья…
Устав от всех проглоченных обид,
Земля на небо смотрит исподлобья.
Простых надгробий каменный петит
Молчит, не утрудив наш ум нагрузкой,
И каменный непрочный манускрипт
Ждет, кто его переведет на русский.

Святая стертость побледневших лиц,
Смиренье глаз и букв, ушедших в камень,
Велит душе пред ней склониться ниц,
Признать урок, нам поданный веками.
Так! следовало жить, любить, страдать,
Слагать стихи торжественно и четко,
Чтоб за пределом мира услыхать
Не то, что ты записывал в тетрадь, –
Не блажь стихов, – немую благодать,

Звон комара,
           кузнечика трещотку.