Горбушка хлеба

         Прибыв дикарём на отдых к морю, Геннадий Пашков вместе с женой и сыновьями снял для проживания времянку вдалеке от центрального пляжа. С дома он запасся продуктами и вместе с семьёй несколько дней не испытывал недостатка в питании. Но Пашков был так устроен, что ему, когда он удалён от родного очага и живёт в мало знакомом месте, особенно хочется иметь в запасе еды, чтобы быть спокойным на все случаи жизни.

         -Пойду-ка я, жена, - сказал Геннадий, - в центр и куплю пару буханок. На возражение её, что у них есть ещё хлеб, ответил, излишек, мол, такого продукта, не помешает.

         Петляя улицами в курортном посёлке, он встретился с несколькими людьми, которые на его вопросы о месте нахождения нужного ему магазина охотно рассказывали, куда идти, но как-то странно, как ему казалось, смотрели на его сумку, из которой выглядывала краешком свёрнутая белая бумага. И вдруг он почувствовал в их лицах и во всём нечто недоговорённое, но готовое вот-вот вырваться наружу и обеспокоено подумал, а может, и не найду здесь хлеба, может, напрасно шагал добрый километр дорогой под палящим солнцем. Он прожил почти сорок лет и никогда не задумывался над этим. Работал честно, получал за это что полагалось, и спокойно покупал в магазинах хлеб и всё, что до него. Но тут… А что если и в самом деле не продают тут хлеб.

         -Чего захотел, хлеба, - сказал ему в продмаге мужичок с сильно продолговатым лицом и оттопыренным ухом. – Второй день в этот магазин завозят мало булок, в центральном, там побольше. Женщины, стоящие в очереди за сметаной, посмотрели на Пашкова, как показалось ему, сострадальчески, и он, заторопившись, даже не спросил, уходя, а где же этот центральный магазин, и сделал это только на улице, остановив своим вопросом белолицую с симпатичными глубокими глазами девушку.

         -Хлеба там сейчас нет, - сказала она. – Сметаны в достатке. А в магазине, откуда вы вышли, тоже есть сметана? – в свою очередь задала девушка вопрос.

         Пашков был так озадачен, что пропустил её вопрос мимо ушей, и она посмотрела на него с некоторым странным любопытством, но переспрашивать ничего не стала, направившись по своим делам.
 
         -Как это так, - думал Пашков, - сметана есть, сметаны в достатке, а хлеба нет, что за чертовщина вяжется в голове, пойду вона в «хатку»
В кафе с таким названием всё шло своим чередом, если бы не голос кассира: «Барите только по два кусочка хлеба на человека, только по два, слышите, гражданин, а вы взяли четыре…».

         -А что стряслось? – загрохотал возмущённый бас.
         
         -Пекарня на аварийном ремонте…

         -А мне булку надо, - сказал Пашков, когда подошла его очередь, ему отказали, и он тогда приноровился взять два кусочка покрупнее. Заметил, что и другие, как и он, старались взять ломтики поувесистее.

         Ел он хлеб за обедом осторожно и медленно, когда обронил крошку, закрылся рукой и незаметно для других подобрал её и отправил в рот. На обед он использовал один кусочек, а другой покрупнее завернул в бумагу и положил в сумку.

         Выйдя из кафе и пройдя петляющей дорогой, он вышел к морю. Оно блестело голубоватой водой под солнцем, радостно покрикивали дети, катаясь в заводи на водном велосипеде, возвышалась гора вдалеке, а поблизости росли широколистные каштаны. Но чего-то не хватало Пашкову – наверное, это было от того, что он думал о хлебе так, как никогда раньше не думал.

         Центральный магазин, куда он подошёл, был на замке, оставалось до конца перерыва полчаса, мелочь, и он решил скоротать время на лавочке неподалёку от автоостановки.

         Здесь весело прыгали воробьи, серые, они почти не отличались от корки асфальта, если бы не двигались, то их можно было принять за рассыпанную гальку. Они подпрыгивали, чирикали, суетились, сделали кучу малу. Пашков посмотрел, за что они так сражались и вначале не мог разобрать, чем привлекала их эта ямка на обочине дороги. А потом всё понял: в ней лежали обронённые пшеничные зёрна. За хлеб они воюют, подумал он, и эта мысль теперь заполнила всего Пашкова, и то, что нужен всем хлеб, было разлито теперь для него и в воздухе, и на земле, и везде.
В магазине сказали, что хлеб вот-вот подвезут, и он, вышел на улицу, скучая, и вздохнул, когда увидел в руках загорелого курортника две тоже загорелые, но только в печи, булки хлеба, свежие, должно быть.

         -Где взяли?

         -А вот там за высоткой, в магазине в эти дни всё время хлеб, там я и беру, а чего тут торчать в очереди…

         -А какого беса мне в сорок годков на гору-то влезать, - послышался скрипучий голос, и когда Пашков повернулся на него, то узнал в говорившем уже знакомого ему мужичка с сильно продолговатым лицом и оттопыренным ухом, чувствовалось по всему, что и он узнал Пашкова и имея в виду теперь именно его, в дополнение сказал: - Молодой вон скоком-скоком – и там, а я развалюсь, пока дойду.

         - Ах, им не хочется просто пройти, вишь, старым он себя считает, - думал Пашков, - а мне нетрудно совсем нетрудно взбежать на сто метров по ступенькам вверх. И чуя, как наливается его тело ликующей силой, он уже заторопился туда, забыв, что дома себе давал зарок перед отпуском: не спешить, ходить медленно.

         За высоткой точно магазин был открыт, и в нём продавали хлеба сколько хочешь, без всякой очереди. Пашков взял две ещё тёплые круглые булки и, завернув их в бумагу, чтобы сохраняли тепло печи пока донесёт, теперь с ленцой, щурясь на солнце, отправился к своим. Проходя мимо магазина, заглянул туда, хотя это уже и не нужно было ему, но он заглянул и увидел, что покупают там такие же, как и у него, булки, которые заносили прямо с машины.

         На ступеньках жевал корочку, как нетерпеливый малыш, мужичок с торчащим ухом, что вызвало улыбку Пашкова, первую столь сочную за этот день улыбку.
Снова теперь петлял он улочками, пробираясь к своему семейству. Ему встретилась светловолосая девочка в лёгкой белой шапочке и, увидев в его руке кусочек хлеба, она спросила:

         -Что хлеб уже привезли?

         -Само собой, - ответил с самодовольной гордостью Пашков.

         Он пробовал словно украдкой хлебную корочку, и она ему казалась такой вкусной, как будто такого отродясь не ел.