Балалайка

   

Балалайка моя играла долго.
Языком играл. В кровь содрал.
Про человечного сказал волка
И про волчий люд проблевал.

Про петлю Серёжину. Про Маринину вешалку.
Сам не знаю, как в неё не попал.
Дуракам везёт. Святую истерику
Роковой любви наорал.

Исповедал мечты заветные,
Русь словами запеленал,
И в глаза её грустные, млечные,
Слёз своих накидал.

Про тоску клокотал кромешную,
Про природный рай щебетал.
И любил одну бабу, здешнюю,
Что я русской жизнью назвал.

Буйно стрекотал. Птах был озорной.
И по-волчьи выл, злой запевочкой.
И свои отношенья глухие с тоской
Закрывал я тут с жизнью-девочкой.

Ну а баба-жизнь имела меня.
Всегда сверху. И всегда замертво.
От неё и зачал я cвои бременя,
О себе самом впав в беспамятство.

Выпекалась жизнь. Но не прянично.
Раздувались вены-жилочки,
И бежала кровь душепразднично
Сверх положенной меры-силочки.

Но утёр соплю я кровавую.
Успокоился. Обозрел себя.
Ничего себе разудалую
Я сыграл тебе песенку, судьба!

Колесом ходил, дыбом волосы.
Сколько ж страсти Бог дал мне на года!
Ох, цветасто пел грешным голосом!
Богомол во мне всё искал кнута…

А пошёл теперь я душой в скиты.
Замолю себя на молчание.
Потому что умерли во мне скоты,
Про которых я дал сказание.

И теперь я пуст. Словно пёс без вшей.
Вшей, чесавших мне душу в зуд и кровь.
Идиот теперь – рот мой до ушей.
Рот мой дураков и больших детей.

Бросил я портить тут слова
На паскудные припечаточки.
И прощает всё сердца простота
Дорогой мне жизни-гражданочке.

Но огарочек опытной души
Пусть сгорит извне баламутного.
Не хочу ловить мутной я мечты.
Строгого хочу и насущного.

Вот загрёб  себе простоты покой.
В честном дне ищу самой малости –
Истины ручей, где я с головой
Утонуть хочу в тихой радости.

В ней суровое – слаще пряника.
В ней туманное просвещается.
Вылез я уже из обезьянника.
Человеком б стать… и покаяться…

2012