Демулен 5

V
«Горе тому, кто захотел бы погасить великий огонь энтузиазма!»
Максимилиан Робеспьер
Из доклада 18 флореаля II года Республики


Эбер был анархист в душе
Своим «Папашею Дюше»
Он парижан увещевал
И словом головы срубал.
Народ любил его за сленг.
В Бордо, Тулузу, Нант и Менг
Вслед за Парижем разнеслась
Не слава, а людская страсть.
Его призывы «Жги!» и «Бей!»
Громили замки королей.
Отряды рыскали в лесах
В набегах, обращая в прах
Угодья тучные вельмож.
Не смог что взять пожар, взял нож.
Зловеще бешеные псы,
Крутили в зареве усы.
Но среди секций и коммун
Он слыл похабник, плут и лгун.
Его боялся Робеспьер,
И, сочиняя, как Вольтер,
Придумал мартовский процесс
«Прочь голова!» и занавес…
В апреле и его жена
Была Сансоном казнена
Из Сент-Оноре Консепсьон.
И тот, кто был в неё влюблён
«Великий патриот» Эбер,
Провозгласивший адюльтер,
Свободе предпочтя террор,
Казнён был, как обычный вор.
Желал восстаний вновь и вновь,
Но палачом пролита кровь.
В те годы знали силу слов,
Что приносили свой улов
Из груд отрубленных голов,
Народ спасая от «врагов».
Торжественно-фатальный тон
От благ мирских был отречён
Неистов, непоколебим
Был над умами господин.
Но в то же время пал запрет
И петь безнравственный сонет
Престижно стало тут и там.
И, гривуазный чтя роман,
Стенал, валялся на ковре
Читатель Луве де Кувре.
Герой-любовник, как Фоблаз
Кумиром стал пытливых глаз.
Жан-Николя, красавчик Паш,
Вошёл в либидовый кураж,
Готовя множество стропил,
Где жирондисток погубил,
Когда Парижа мэром стал,
Он в личной жизни наверстал…
Прославился на сотни лье
И кончил жизнь в Тен-ле-Мутье.
Певица Анна Мерикур
Всем объявила перекур.
Ей, соблюдавшей шарм и стиль
Симпатизировал Камиль.
Она спешит, покоя нет,
В Клуб кордельеров на совет
И вырывает, как декрет
Ей поклонения обет.
Бросает истеричка клич:
- Снесён Бастилии кирпич.
На месте том постройте Храм
Для правосудий парижан!
Горит Дантон и Демулен.
И бюст, и вид её колен
Их завлекают в сладкий плен,
В котором близко до измен.
Но Неподкупный Робеспьер
Их отрезвляет на манер:
«Заложим много денег в Храм,
Кормить чем станем парижан?!
Нет! Для Республики святы
Приоритеты бедноты!»
Аннет водила на Версаль
Тех, умереть кому не жаль.
А после с дамы Теруань
Исподнюю содрали ткань.
И к растерзанью бил набат.
Остановил их лишь Марат,
Тех якобинок, что крича
Хотели с ней уже кончать,
И буйный нрав, и пылкость сил
Ей в психбольнице усмирил.
Люсиль всем прозвища дала.
Камилл её – Були-Була,
Дантон стал Мариус, сама
Она – Кашанская Кура.
Писатель Фабр д Эглантин –
Желаний низких господин.
Горит в нём чувственная страсть
Иметь над женщинами власть.
Кентавр у неё Кутон,
Что прериальский ввёл закон
Казнить всех скоро, без суда,
На благо мира и труда.
- А Робеспьер? – Вообрази,
Лишь пешка, лезет всё в ферзи
С любовницей из Шуази,
Что целомудрие слезит.
- Ты о Корнелии Дюпле?
- Субретка! Ведьма на метле!
Все помнят Фаброву «Пастушку»?
Так эта будет та же Стружка!»
А муж Люсиль, не зная драк,
Задира был среди писак
И критик, крупный взяв калибр
В своём трактате «Ля Франс либр»:
«Мерзавец всякий и дурак
Надел фригийский свой колпак
И тащит жертву на допрос
Гильотинировать донос».
И вот Эберова жена
Жаклин, Конвентом казнена,
Приободрившая Люсиль,
И в этом проявляя стиль.
А вслед рубили Демулен,
Подняв безглавую с колен…
О том не знал еще Камиль,
Когда посватался к Люсиль,
Что ровно через восемь дней
Минует с казни главарей
Всех кордельеров и тогда
С процессом скорого суда
Под ликованье палачей
Жены глава слетит с плечей.
Ей не придётся средь невзгод
Прожить свой двадцать пятый год.
Она ведь девочка еще,
А сын Орас и некрещён…
Почти закончен жерминаль.
Люсиль себя уже не жаль.
Она летит на эшафот
И улыбается в народ.
- Камилл! Лулу идёт к тебе, -
Она кричит своей судьбе.
Вознёс её аффект в экстаз…
И сиротою стал Орас.
С женой Эбера обнялась,
Когда вершилась её казнь
И сам Сансон её остриг
И чувствовал нервозный тик,
Как хрустнул женский позвонок
И тело, что не знал порок,
Свело в конвульсиях. Дрожа
От гильотинного ножа,
Сползало туловище в бок,
Разверзнув пару стройных ног.
За нею следом шёл Шометт,
Он друг Эбера и поэт
Не кордельер, не монтаньяр,
А эбертист и злобой яр.
Весь жаждал Пьер Гаспар Шометт
Гильотинировать Конвент.
Назвался он Анаксагор,
Был генеральный прокурор
Коммуны, крайний звал террор,
Всем вынес смертный приговор.
С ним в злости спорил лишь Каррье,
Спеша по лестнице карьер
Жестоким комиссаром быть,
Весь Нант в Луаре утопить,
Но осуждён за казни в срок
И сам казнён за свой порок.