Послесловие

Мною выпито вина
до икоты,
и сижу я у окна
с гугенотом.

Я смотрю ему в глаза,
он не зрячий.
Виноградная лоза
грозди прячет.

Через тёмный коридор
мимо лавок
мы прошли на задний двор.
Сон не ярок.

Тихий сон, за ним второй
сон, хрустящий,
в ресторан, что под горой,
меня тащит.

Я плетёнка вен и жил.
Эй, прохожий,
я, когда-то, тоже жил!
Не похоже?

В свете жёлтом фонаря,
как на ощупь,
пробираюсь, крест творя,
через площадь.

Проходя промеж людей,
слышу речи,
и от них болит сильней
моя печень.

Говорят там про меня
правду злую.
Громко в колокол звонят
аллилуйю!

Чудотворный крест творя,
я прошёлся
от угла до фонаря
мимо солнца.

Гугенот моё плечо
держит крепко.
Угодил я на крючок
грудной клеткой.

Так мы шли. Меня толкали
кликуши.
Чем-то булькали в стакане
их души.

Вдруг облава! И на тех,
кто попался,
перевесили весь грех
с государства.

Служки взяли гугенота
под стражу.
Ведь ответить должен кто-то
за кражу!

Ох, я чую запашок.
Шьют мне дело,
мол, с какого корешок
ты Предела?

Мне до вечера сидеть
сон толкуя.
Я с солёного на треть
поцелуя.

А две трети остальных
с недоимкой.
Фейерверку для шутих
я начинка.

Знаю, есть во мне грешок.
Чает стража,
что зашьют меня в мешок
мёртвым даже.

Голосят колокола,
верно к тризне,
потому на мне дела
все повисли.

С гугенота, что им взять?
Дал он дёру.
Возвратился я опять
в коридоры.

Самый тёмный коридор
меня вывел
на сияющий простор
светло-синий.

Я, почти, что весь не тут.
Корчу рожу.
Гугеноту отдадут
мою кожу.

Я без кожи, как гюрза
сполз на камни,
гугенот мои глаза
не отдал мне.