От бара до храма рукой подать!

Галина Храбрая

Часть четвёртая

«ОТ БАРА ДО ХРАМА РУКОЙ ПОДАТЬ!»

Отдыхала я в Судаке в тот далёкий год очень здорово!

Стояли на редкость чудные дни! Они насквозь были пронизаны, какой-то
особой благодатью, причём, до такой степени, что, порой, мне казалось,
БОГ был совсем рядом, или очень близко от меня!

Только теперь, спустя годы, живя в лесу, я стала понимать, что БОГ должен быть
внутри самого человека! Ибо мы должны стать вместилищем для НЕГО, иначе жизнь
наша станет пуста, но тогда, в тот сентябрьский период бархатного сезона
в Крымском Судаке, я была крайне рада тому, что совершала свои первые шаги
к познанию сокровенного момента, уложенного в смысл моей жизни…

Я вся была наполнена, какой-то незримой властью вдохновения: стихи сочинялись,
душа моя резвилась в нежных лучах, умеренно светящего, солнца, главное,
я каждый день могла ходить на пляж, и там «целоваться с волной», короче,
всё это походило больше на сказку, нежели на простой курортный кусок судьбы!

Но, не всё так гладко, как оно кажется, подходило время моей духовной брани
и «проверки на прочность»!

Прямо в середине сентября «за стойку бара», относящемуся к нашей турбазе,
поставили нового бармена. Миловидный блондинчик изящного телосложения сразу же
начал угождать мне, как самим вином, так и его выбором.

Не то, чтобы он выпендривался передо мной, нет, я этого не скажу вовсе,
он ухлёстывал, по всей видимости, только за одной девчонкой,
звать которую — молодость, это было написано у него на лице,
и я была бы не писательница, если бы не разглядела этого с лёту!

Стоило мне только выйти на берег, и подойти к площадке поближе, как тот начинал
суетиться и прыгать, словно зелёный кузнечик по траве: на моём фоне он чувствовал
себя немного иначе, нежели со всеми остальными курортниками, которые просто,
отдыхали, выпуская пар из ноздрей, тогда как я, искала темы для будущих стихов!

Тогда я намеренно проходила мимо стойки в середину зала, выбирая себе для
работы выгодное по освещению место, садилась за миниатюрный беленький столик,
на такой же стульчик, ибо не люблю кресел, дабы не позволять себе разваливаться
и расслабляться, доставала красный блокнот, синюю авторучку и начинала писать. 

Ещё издали мне было видно, как он весь светился, подобно золотистому стёклышку
от разбитой бутылки! Паренёк вёл себя так, будто он стоял не «за стойкой
винного бара», разливая отдыхающим коньячок и водочку, а словно его самого
вот-вот, должны были купить, уложить в коробку и завязать атласной ленточкой!

Иной раз, мне даже казалось, что он представлял себя, как товар, отражаясь,
в только что вымытой витрине, в новенькой своей белой рубашечке с коротенькими
рукавчиками, узеньких чёрных брючках, и в такой же элегантной «чёрной бабочке»!

— Этот, похоже, готов для представления себя на службу Христу БОГУ! Надо же, он
весь сияет, ну, что же, подсобим ему в этом, а пока просто понаблюдаем за ним! 

На следуюший день я обомлела, когда увидела у него на груди величиною с ладонь
позолоченный православный крест! Понятно было без слов, что он разгадал,
чем можно было привлечь моё внимание. Умник какой, выискался!

Одна за другой, мне стали выговаривать девочки, которые резали в баре салатики
и мыли фужерчики, что новенький барменчик на работу приходит только ради
роскошной «московской писательницы», которая, подобно Куприну, в баре пишет
свои образы прямо «с натуры»:

— Он забрал себе все смены, чтобы постоянно смотреть, как вы пишите!
— Наверно, я смотрюсь со стороны эффектно? Что вы скажете по этому поводу?

— Да! И нам вы тоже нравитесь!
— А что больше всего?

— Вы подводите глаза стрелками очень ровно!
— А-а! Это у меня родовое, наследственное, я ведь индуска наполовину!

Шли дни, и я постепенно перепробовала у него в баре довольно-таки значительную
часть «Божественного напитка», остановившись на «Розовом Мускате».

До «Чёрного Полковника» я так и не добралась, что-то зловещее было в самом
название этого десертного вина, и навязчиво напоминало мне Пушкинского
»Каменного Гостя», а вроде как »Пиковая Дама».

Вместо слова «полковник», мне всё время слышался, почему-то «покойник»,
да, ко всему прочему, ещё и «чёрный», то есть, не совсем «свежий», и я,
каждый раз вздрагивала, когда кто-нибудь из отдыхающих делал «заказ» на него!

брр… аж знобит, фу! Да не пьяная я! Не пьяная! Так всё и было!

Но, бесы отомстили мне за перебор. Меня напоили-таки в полнолуние
этим самым вином два болтливых зека, «молодых да ранних», но я вам
про тот случай потом расскажу, в следующем рассказе…

Так же, я планирую рассказать вам «про два романа», красивых, эротических,
но целомудренных, которые со мной произошли в тот же самый сезон, попеременно,
один за другим, но это я сделаю, также в следующих главах, чуть позднее!

…так, вот, на пляже мне постоянно «мозолили глаза» две столичные дамочки,
и надо отметить, были они моими антиподами, судите сами:

На берегу я постоянно была раздета, в сильно открытом, ярко-розовом
фирменном «итальянском» раздельном купальнике! Загорелая вся! Волосы огненные
в роспуск, покрывающие лопатки, вымытые бронзовой хной. Румяная! С улыбкой
на устах, доброжелательная, «Персик, а не женщина».
 
Загорала я правильно – «без лямок». То есть, следов от лифчика
на плечах у меня не было: грудь сама держала лиф!

Они же, напротив — закупорены были и вооружены «до самых зубов». 
Сутками напролёт «милые дамы» ходили только в спортивных костюмах.
 
Прикройте на минуту глаза и представьте себе: наглухо под горло закрытые 
на белую «молнию» синие «олимпийки», в которых спрятано пол лица.

Плюс ко всему, постоянное нервное покусывание «замочка» от застёжки у одной,
и однообразное круть-верть на указательном пальчике ключа, у другой.

Ключ постоянно улетал в песок, что вызывало бурю негативных эмоций
и пререканий между ними, переходящих в маленький с матерком бабский базар.

На ногах у обеих — чёрные кеды на резиновой основе, плюс, ко всему прочему —
никакой косметики на безжизненном лице и, стало быть, никакой улыбки: всё, что
занимало их, так это «свеженькое разливное пивко, да вяленные мелкие рыбёшки».
За то речи! Послушать, какие умные, куда там!

Обычно, я плаваю весь день. Они же сидят на берегу — зыркают по сторонам
«от нечего делать» и постоянно, с нервной дрожью от перепоя, перебирают или
гребут руками песок, собирая себе «под ногти» уникальную, лечебную пляжную грязь,
чтобы потом через двадцать два дня привезти, и сдать её бережно в столицу,
а также поделиться нею с горячо любимыми родными и близкми, там же своей грязи —
крайне большая нехватка, причём, полная, к докторам не ходи:

— Да кто же станет целовать такие руки? Вопрос, конечно, риторический, —
отметила я про себя и причалила к берегу…

Выйдя из моря, давая зевакам себя разглядеть, как Афродита из пены волн —
я направилась, к стойке бара: выпить немного вина и закусить виноградом.

Они же, продолжая засиживаться на пляже до ночи с игральными картами в руках,
знали только одно занятие — хлестать «в два горла» разливное пиво, с мелкой,
пересоленной на смерть, таранью, которой на пляже постоянно торговали сопливые
мальчишки, или их, пахнущие меновазином, бабушки с пропитыми синими лицами
и фиолетовыми носами под заплывшими бесстыжими глазками!

А спелые, сладкие, сочные и душистые, как мёд, груши у них в домике,
уложенные в ящички, лежали и гнили прямо у порога, и пахло ими так,
что сама Центральная Краевая Санэпидемстанция позавидовала бы!

Носовые платки, даже и те были в рыбной чешуе, не говоря про иное,
а запахан от их женского тела был такой, что, «ежели прикоснёшься —
никогда не проснёшься», и за неделю не отмоешься!

Чтобы, как-то поразмяться ногами, одна из них, та, которой выпадал жребий
идти за очередной порцией, поднимала свой увесистый квадратный зад,
не забывая перед этим приподнять также обеими руками, и своё аквариумообразное,
увесистое пузо, словно надутое через нижнее отверстие, в котором всё ещё мирно
колыхалось и покоилось, с незапамятных времён, непереработанное до конца
хилыми почками перекисшее, и перебродившее не раз и не два, позапрошлогоднее
пиво.

И пёхом, шурша по песку, а также мелкому галечнику, своими, наредкость
моднючими, резиновыми, изъеденными солёной водой кедами, чесала в соседний
«пив-бар», где местные завсегдатаи роем подъедались от приезжих.

Кто со страшной похмелюги, а кто — с обычного простого человеческого будунища,
сидели прокуренные до самых мозгов, вечнозелёные, как водоросли, хроны
и полухроны, психи и полупсихи, косящие под них, сонные и полусонные,
как осенние мухи, обычные придурки, и почти миролюбивые обаятельные крымские
пьяньчужки.

Там, под всеобщее презрение одних, и под сочувственное одобрение других,
тех, кто ещё не совсем утратил в себе жизненную способность среди заезжих
одноразовых профи, сезонных путан, обычных давалок и бытовых потаскушек,
распознать в ней-таки «женщину».

Она брала «на вынос» две большие «без пены» кружки пива, и тащила их прямо
на пляж, ставя на мокрый песок, тогда, как вторая, с видом «заправского знатока»,
мастерски чистила мелкую тарань, причмокивая от удовольствия спёкшимися липкими
губами, выделяющими жидкий азот, ввиду предвкушения «местного деликатеса»,
которого «в столице нашей Родины — городе-герое Москве, никогда не было,
да и быть не могло!»

Клянусь вам, ей-Богу, что пива с таранью в столице сроду, не бывало,
даже в помине! Что такое? Никак вы материтесь? Неужели? Да, ладно!
Ничего, я стерплю! Давайте, вперёд, «на полном ходу»! Не стесняйтесь!
Вот, так-то оно, будет лучше! Это помогает! Нервы, знаете ли, надо разряжать!
 
Я тоже выпустила из себя, только что прямо на выдохе наше целебное
и свято-русское: «твою мать»:

— Мадам! Вы тоже, говорят, из Москвы, как и мы?
— Что вы! Я из Подмосковья… это только вы у нас одни из Москвы!

— Да, какая разница?
— Да, никакой: «один дерётся, другой дразнится»!

— Что пишем? Неужто стихи?
— Нет, что вы! «Мемуары легкомысленных девиц» составляю,
заказ, вот, на них вчера получила…

— От кого?
— От известнейшего всему миру издателя: «Коня в пальто»!

— И что? Писать-то получается?
— В натяг…

— Материала, наверно, маловато?
— Напротив, тут его у нас, более, чем предостаточно!

— Тогда, зачем дело стало?
— За малым…

— Ну, тогда удачи!
— И вам не хворать!

Бармен явно недолюбливал их: кому из молодых парней понравятся девушки,
не меняющие своего туалета? К тому же они совсем не пили ни коньяка,
ни водки ни, тем более, Красного Десертного Вина!

От одного вида фруктов их попросту тошнило, воротило также от шоколада и конфет,
за то, если у обеих подруг кончались сигареты вдруг, они орали так, будто
началась Вторая Мировая, поэтому бармен решил отыграться, выразив мне лично
своё предпочтение, как женщине, которая меняла туалеты по нескольку раз в день.

Я давно замечала и раньше, как меняется мой образ, в зависимости от того,
что было надето на мне, причём, меня не узнавали утром те, кто виделись
со мной вечером, а вечером не здоровались те, кто видел меня утром:
я была неузнаваема! Артистка! Цыганва, одним словом!

У меня имелись весьма удобные, специально разработанные для курорта,
пляжные ансамбли, с учётом переодевания мокрого купальника.

Как правило, в эти ансамбли входили две программы: обязательная и показательная:
наличие шляпки, шлёпок и очков, а так же, цветастого сарафана, пару полотенец
и двух банок с кремом «до и после полуночи», стало быть, программа обязательная.

Показательной программой у меня считалось декольте, на котором категорически
не должно было оставаться следов от всяческих лямок, тесёмок, перекладинок,
шнуровок от лифа, сарафана и т п.

В последствиие, я разработала себе своеобразное облачение — уникальную пышную,
типа «годэ» — немаркую, удлиннённую лёгкую юбочку, служившую мне своеобразной
кабинкой для переодевания: носила я её так: она была на резинке, я поднималась
до подмышек, закрывая грудь и лопатки, а по длине, она доходила до щиколоток:
плюс шляпа на голове, очки на переносице, танкетки на ножках и мокрый купальник
с полотенцем в сумке, а под юбом ни-че-го!

Тогда, как вечером, о, Боже мой, на мне было всё, что только должно быть
на таинственной особе, наделённой мистическим складом ума, даром природного
провозвестия и волшебства.

Через две недели моего отдыха, наконец-то, начался шторм!
Ах, как я ждала его! О, эти бушующие волны! Запах тины,
выброшенной на берег! А Небо! Чистый Свинец! Стихия, одним словом!

Когда волны немного поутихли, решилась я окунуться в море.
Постояла недолго у самой кромки воды, я обвыклась немного и,
решительно сделав первый шаг, окунулась прямо с головой.

Тут меня волной и «пригладило». Я завизжала. Обожаю визжать.
Восторг ведь не удержишь. Он так и бегает, крутится около тебя, этот песок,
который смывает волной, то туда, то обратно, щекоча обе пятки!

Смотрю (а я не сразу поняла, что, к чему?) подлетает «на всех парусах» ко мне
молоденький татарин, прямо в брюках бросается в воду и, давай меня спасать:

— Не трогай меня, слышь, уйди, а? По-хорошему тебя прошу! Ты разве не видишь,
кретин, тут «женщина купается»? Не мешайся под ногами, и не тяни меня лапами
за купальник, он «денег стоит», я тебе, что «Репка»!? — быстро выговоравала я
строго ему, а он будто не понимает, ухватился, и, знай себе, «тянет–потянет,
а вытянуть не может»! Вытянул-таки меня на берег, и полез целоваться:

— Я «спас, тебя, душа-девица, и должен на тебе жениться»!
— Что, «женилка» отросла уже, некуда пришпорить?
А ничего, что я старше тебя по возрасту? Тебе сколько лет?

— Вчера исполнилось 26-ть! Вот, отмечаем!
— Ну, и что я с тобой делать буду? Няньчиться? Да?

— Э-э! Зачем, что-то со мной делать? Это я тебе «детей буду делать»!
— Ага… разогнался! Это в следующей жизни… пока!

А народ собрался, стоит, смотрит, от смеха умирает! Все, как на параде,
в ряд выстроились и ржут, словно кони! Хохот стоит, нет, гогот, как в цирке,
благо, что этот ржач, отчасти относило ветром в ущелье:

— Как мне от тебя отделаться, именинник? Надо же, вот, прилепился, — подумала я
про себя, — откуда ты только, смелый такой выискался? Тоже мне — татарин!
Почему, тогда — «рыжий, немного даже блондин»? Подлог, не иначе…

Унюхала я от него также и вчерашний перегарец:

— Ага, — соображаю, — да, ты брат, «поддатый», и свежей водочкой от тебя, так же
разит за километр! По всему видать, чумной, или «обкуренный»! Что мне делать? —
смотрю, на песке его штиблеты стоят: недешёвые! Видать, «наторговал» себе, барыга!

Недолго размышляя, хватаю в руки его «туфли», захожу подальше в море
и бросаю их в набежавшую волну!

Он, естественно, быстро ныряет за ними, как акула, про женитьбу забывает,
а я быстро отхожу от него и спокойненько иду себе, неторопясь, к стойке бара,
пить винцо, словом, всё как обычно, ну, и срываю «бурные аплодисменты»:

— Вам, сударыня, «под шторм» сегодня, какого Вина предложить?
Быть может, всё-таки коньячку, как никак — «с боевой позиции» вернулись!

— Ага! «На побывку приехала», до дома до хаты! 
— Да, лишь бы «без отсидки»!
 
— Каркни мне, ещё раз, давай, пожалуй, коньяку!
— Нате-с! Вот, вам ваши 50 грамм! Пожалте, сударыня!
— О, наблатыкался: «нате-с, пожалте»! Средневековье!

Выпила, согрелась, посмотрела на бармена: а на нём висит, всё тот же самый
православный крест, тот, что поболи моего, будет, но не золотой, явно:

— Что смотрите? Нравится? Как у вас!
— Сними! — выпалила я, чуть было не поперхнувшись.

— Это, как, зачем?
— «За шкафом!»

— Не понял… вам отдать, что ли? Поносить хотите?
— Сними! Ты же некрещёный! Крест — это тебе, братец, не игрушка!
И не бижутерия для твоей девчонки: его не носят для украшения!

— Я уже к нему привык…
— Сними! Крест надо заслужить! За Крест люди жизни свои клали…
и по сей день кладут!

— А мне наш батюшка разрешил, я спросил: «можно носить?», он говорит, «носи!»,
и потом добавил: «на доброе здоровье!».

— Вот, 21 сентября пойдёшь в храм, окрестишься там, у своего батюшки, понял?!
— А что это за день такой?

— «Рождество Богородицы»!
— Я не знал!

— А чего ты ещё не знал?
— Теперь знаю!

— В храме у вас точно служба в такой «Великий Праздник» будет! Это же —
«Малая Радостная Пасха»! Ступай, с этим не медлят, раз надел Крест на шею,
так и ответ тебе за него держать по жизни придётся, надеюсь, вник?
— А то, что будет мне, коли я не пойду?

— Что будет, спрашиваешь? Возьму тебя сейчас за шкирку, как того татарина,
и засолю, как тарань, прямо в море, в солёной воде, как огурец для закуси бесам…
— А-а! Высший класс! Лихо вы его «опрокинули»…

— Умник, тоже мне нашёлся: «опрокидывают на Руси рюмку водки с морозца»!
А у вас тут — южный берег Крыма!
— Я пойду в храм! Обещаю! Крёстной матерью моей будете?

— Что, условия мне ставишь? Я тебе в жёны больше гожусь, так что, ступай сам,
парень, потом отчитаешься мне, вечером, ну, и нальёшь «Кагора», если всё
достойно пройдёт, мне же иконку одну принесёшь, как доказательство…
— Какую?

— Нагни голову, лягушонок, секрет это… скажу на ушко и, что б тихо мне!
— Есть!

21-го сентября на Рождество Богородицы моего бармена священник крестить не стал!
Он его «прокатил», сроку дал ему всего одну неделю, велел за это время
подготовиться, попоститься, и приходить в храм 27-го сентября в «мужской день»
на «Праздник Воздвижение Креста Господня». Вот так.

Бармен пришёл в храм 27-го утром, отстоял всю службу, и успешно окрестился:
Радости было на весь город, одним словом, всего не передать!

Тем же вечером по поводу крестин в этом же баре, проходил пышный банкет,
сам лично директор бара приказал накрыть шикарный стол и меня торжественно
туда пригласил, хотя я не стала «крёстной матерью», а только значилась ею…

Подошла ко мне родная мать «крестника» , плача от радости, стала благодарить
меня за то, что она, дескать, за двадцать лет не смогла сделать с сынком того,
что я успела совершить за двадцать дней! На что я ответила ей скромно,
что ничего такого, я с её сынком пока ещё сделать «не успела»… Хи-хи!

Посмотрела я ни лица гостей и поняла, какие они, в сущности, были дети!
Не пожалела я, что пришла на этот банкет, пусть даже в такой курортной форме,
но это было Торжество Православия! А вдруг, иного времени Господь нам не даст?

Возвращаясь под утро в гордом одиночестве, я заметила, что за мной по набережной
неотступно идёт небольшая группка «местных» молодых парней. Я остановилась,
отметила всех про себя, пересчитала их, и отправилась дальше, не спеша.
Они также медленно двинулись за мною: караван!

В тёмном переулке я резко повернулась к ним сама, и громко, приказным тоном,
цедя сквозь зубы, проговорила, давя на акценты:

— Прикончу всех одним махом! Давай, подходи по-одиночке, бить буду,
или, пошли вон, отсель, шантрапа!
— Да, вы не бойтесь, тётенька! Мы вас не тронем! А «ведём», чтобы другие
к вам не пристали! Вот, доведём вас до самой хаты, «спатеньки» уложим,
и ай-да по своим местам, сразу же все разойдёмся!

— Ребята, дорогие, ну, я вас очень прошу, оставьте меня в покое, пожалуйста!
Не надо за мной ходить! Я же стихи пишу! Как под «конвоем» мне сделать это?
— Ну, ладно, хорошо, уговорили! Самостоятельно теперь идите, тут уже безопасно!
 
— До свидания!
— Вы, того, не бойтесь, знайте, вас тут все уважают… никто вас не тронет!

— Пусть только попробуют, я же их «порву»!
— Не… вы добрая!

— На мне, что так и написано?
— Вы же в БОГА верите…

— А вы?
— Мы ещё не знаем…

— Тю! Это не знать надо, а чувствовать!

Продолжение следует…

* Х *

Часть первая
http://www.stihi.ru/2015/09/18/909
 «Ну, ничего, я их уделаю!»

 Часть вторая:
http://www.stihi.ru/2015/09/18/1057
 «Галя - полтора места!»

 Часть третья:
http://www.stihi.ru/2015/09/18/1337
 «А вот оно и Чудо!»

 Часть четвёртая:
http://www.stihi.ru/2015/09/19/1096
 «От бара до храма рядом!»

 Часть пятая:
http://www.stihi.ru/2015/09/24/840
 «Лунное затмение»

 Часть шестая:
http://www.stihi.ru/2015/10/07/928
 «Прощай, Генуя!»