116

               
      

     Всегда так было на Руси –
     Стоять за честь Ее, свободу,
     Любовью злобу отвести
     Иль меч поднять во славу Бога.

     Предания старины священны -
     Бальзам измученной душе.
     Хоть много в этом мире бренно,
     Святое враг не сокрушит.

     По воле Божьей в Заполярье
     Пришел с молитвою монах
     Туда, где скудно разнотравье,
     Зимой сиянье в небесах.

     Как будто лебедь легкокрылый
     Слетел на воды хладных мест,
     И дивный след неизгладимый
     Оставил здесь на много век.

     Монах поставил Крест Христовый,
     Затем обитель основал.
     Народ языческий, суровый
     Он к Троице Святой призвал.

     Монах был Трифон новгородский –
     Великий трудник и аскет.
     Он, как Герасим Вологодский,
     На Севере стал путь и свет.

     Как наш отец святой Герасим,
     Он Троицу Святую чтил.
     Обитель в честь Нее украсил
     И местных лопарей крестил.

     Предивен Бог в Своих созданиях
     В угодниках Своих святых!
     Они – народа достоянье.
     Они – отрада всей земли!

     Не может быть душа безкрылой.
     Не может только есть и пить.
     И быть в плену греха постылом.
     Душа лишь Богом может жить.

     Пришел предсмертный час, последний.
     Душа теснится и скорбит.
     Но Трифон святостью известный
     На смертном ложе не молчит:

     «Любите, братья! Бога бойтесь.
     Не почитайте этот мир.
     Под милостью Христа укройтесь,
     Чтоб Бог святое в вас творил.

     Мы все – пришельцы в этом мире.
     Проходит мир, и мы уйдем:
     Богач ли, странник, мудрый, сирый –
     Все к Божьему Суду придем»

      При этом глас его прервался,
      И слезы хлынули из глаз,
      Но с духом Трифон вновь собрался:
      «А вот последний мой к вам сказ:

      Грядет в обитель искушенье,
      И многие воспримут меч
      Но стойте – это Провиденье.
      Готовится для верных крест».

                ***

      Прошло семь лет… Обитель крепла.
      Бесился в злобе страшный враг,
      Мечтая обратить все в пепел,
      Повергнуть Русский Север в мрак.

      Пред самым Рождеством Христовым
      Нагрянул в Заполярье тать,
      Иудой во главе ведомым,
      Чтоб все сжигать и убивать.

      Пылает храм, что над мощами.
      Замучены, кто в нем служил.
      И мгла витает над снегами
      В предчувствии других могил.

      Иуда рад монетам шведским -
      Деньгами предает Христа.
      Путем извилистым, бесовским
      Ведет к обители врага.

      И время есть для покаяния:
      Боится враг напасть врасплох,
      Боится иноков стояния -
      Не оказался швед бы плох.

      Уйти б врагам, покуда целы,
      Пока не грянул с Неба Суд.
      Но тати все в азарте смелы,
      Когда ватагой нападут.

      Напали прямо в самый праздник
      (Ведь не боятся же греха!)
      Расчет простой – монах хоть ратник,
      Но не убийца в день Христа.

      Расчет бесовский оправдался.
      Но и монахи узнают,
      Что им последний бой остался -
      Сегодня многие умрут.

      Смерть за Христа в Его Рождение!
      Решила братия смерть принять
      И, помня старца проречение,
      Не стала силой отвечать.

      Молились все с душой, кто слезно,
      Кто вспоминал отца и мать.
      Кто на врагов, взирая грозно,
      За души их молил опять.

      Любовью злых сердец не тронуть.
      Ведь хуже зверя злобный враг.
      В крови невинной люди тонут,
      А тать коварный только рад.

      Мученьям преданы монахи,
      Но и страданьям есть конец.
      Обитель на Голгофе, плахе
      И обретает свой венец.

      Разграблено все подчистую –
      Амбары, церкви и ладьи.
      Но в жертву чистую, святую
      Себя монахи принесли.

      На этой крови Русь Святая
      С Крещенья в Киеве стоит.
      Насильников же участь злая
      И воздаяние сокрушит.

      Так было с войском свейским:
      Предав всех иноков мечу,
      Оно со умыслом злодейским
      Подвергло монастырь огню.

      Немного взял сброд зарубежный –
      Нехитру утварь, кой чего.
      Теперь час страшный, неизбежный
      Как тать нагрянет на него.

      Горят обитель и святыни…
      Не может быть страшней беды!
      Но шведы на крутой твердыни
      Любви и милости чужды.

      Иуде достается Чаша –
      Она из чиста серебра…
      Причастники убиты наши.
      Убийцам не видать добра.

      Злодеи видят вдруг такое,
      Что дыбом волосы встают! -
      Сиянье в пламени златое
      Взлетают птицы и поют!

      Три лебедя в огне взмывают
      Под пенье белоснежных крыл!
      И только тут враг понимает,
      Какое зло он совершил!

      Но поздно, Суд иной начался
      Над злобной стаею волков.
      И в небе круг златой зачался
      Из птиц взлетевших высоко!

      «Как может быть зимой такое?» -
      В смущении и в страхе свей.
      Но разве самое святое
      Зависит от причины сей?

      Бог чудеса творит, как хочет!
      Тем более ради всех святых.
      Наш бедный ум едва лопочет,
      Не ценит смертный дней своих.

      Венец златой образовался
      Из белокрылых лебедей
      И кто куда из них девался?!
      Но стало вдруг еще дивней,

      Когда из круга золотого
      Над пламенем огня внизу
      Вдруг стало, Боже, сколько много!
      Прекрасных птиц – все наяву!!

      Их было ровно сто шестнадцать
      Прекрасных, белых, с чайку рост!
      Погибло тоже сто шестнадцать -
      Прекрасен воин духа – росс!

      Трепещут у такого крылья.
      Подобен Ангелу святой!
      И если в небе птичьи клинья,
      Забудь дела, взгляни, постой.
    
      Возможно, это души братьев
      Летят, летят, зовут вперед!
      Там нет войны, как нет и ратей,
      Там царствует один Господь.

      И с Ним, Великою Любовью,
      Сопряжена вся наша жизнь.
      Сражайся за Любовь до крови
      И будь в борьбе неутомим.
 
     А что ж враги? Увидев чудо,
     Обезумел разбойный ум.
     И свеи во главе с Иудой
     Помчались быстро, наобум.

     Несутся свейские упряжки.
     Дрожит Иуда за добро.
     Как будто всех взяла кондрашка.
     Убийц подстерегает зло.

     Свалились в пропасть все злодеи
     Один Иуда наверху.
     И рвут на части волки свеев
     Конец их злобе и греху.

     Так думает иной, что в мире
     Все будет так, как хочет он.
     И забывает о могиле,
     Что в мире действует Закон.

     Что неизбежен час расплаты,
     Будь то на Небе, на земле.
     Все, что копил – одни утраты,
     А отдал что – в добро себе.

     Иуда в страхе, что есть мочи
     Бежит предатель от волков.
     Уносит ноги как короче,
     Но разве избежишь оков?!

     Вода в расщелине приметна.
     Но не губами к ней припал,
     А Чашу вытащил завета
     И Ею жадно пить черпал.

     Но обагрились воды кровью
     И стали теплыми тот час!
     Иуда бросил Чашу с дрожью. -
     В воде не тонет Чаша та!

     Блистает Чаша Всесвятая!
     И кровь горит на дне – рубин!
     Водою Чаша Всечестная
     Вдруг поднялася из глубин.

     И засияла в небе Чаша,
     Сильнее всех иных светил!
     Мир стал другим, намного краше:
     Как будто не было и зим!

     Десница Божия простерта
     К Причастной Чаше из небес.
     Лицо Иуды, как у черта,
     В него вселился явно бес.

     Не может он перекреститься.
     Не может ничего сказать.
     Лишь волос на главе дыбится
     Он – труп живой: ни дать, ни взять.

     Тем временем рука державна
     Тихонько Чашу приняла.
     И осторожно, тихо, важно
     На лоно Божье отнесла.

     И сразу мрак настал повсюду!
     И схлынула с небес вода.
     С собой забрав врага Иуду
     Туда, где раньше и была.

                ***

     Так утверждал Господь Россию
     На мученической крови.
     Ее поставит одесную
     В конце прискорбного пути.

     Обитель снова возродилась.
     Три лебедя над ней летят.
     Чтобы молитва возносилась
     За мир, за Русь, за верных чад