Больше двухсот

нашим поэтикам всё бы писать стишочки,
нашим актёришкам – поигрывать рольки,
век не тот, чтобы шагом державным по строчкам,
звук не такой острый, вкус не такой горький,
ус не такой длинный, курс не такой ясный,
трус не такой жалкий, скорее наоборот,
пульс не такой частый, блюз не такой разный,
туз не такой красный, груз – больше двухсот.

в тёплом мирке, в одеялке, в приветливой коммуналке,
прячутся толпы людишек и слушают полозкову,
плачут людишки скопом – всё им кого-то жалко,
и чем старше – тем больше себя, и это не ново.
люди идут по улочкам, ухоженным или грязным,
занимаются сексом, занимают деньги, снимают квартирки,
дымят сигаретки, шуршат конфетки, и всё прекрасно,
поэтики пишут стихи, официанты роняют вилки,
театрики ставят спектакли по свеженаписанным пьесам,
а возле входа в метро звучат хиты 90-х,
какая-то девушка в платье грустит и глядит на рельсы,
правительство сообщает о перспективах роста,
и всё хорошо чересчур, что хочется разреветься,
читая Блока и Горького, Чехова и Толстого,
или рекламные вывески, где предлагают одеться
или раздеться недорого – и это уже не ново.

нашим политикам всё бы толкать речишки,
нашим врачишкам всё бы лечить болячки,
нашим матросам дурнеет от долгой качки,
у наших солдатиков вечно сдают нервишки.
сегодня другое время – и есть излишки,
вместо машин – тачки, вместо боёв – драчки,
вместо девиц – сучки, вместо толпы – кучки,
может и стало – лучше, а может, наоборот,
век не такой горький, гром не такой громкий,
глаз не такой зоркий, груз – больше двухсот.