Друзья

        – Кошка – существо никчёмное ибо спесивое...– ярился дед, глядя на вылёживающую подоконник и вбиравшую лучи пегую особь.
        – Ишь, витамины нагуливает! То ли, к примеру, собака – друг человечий, коему пристрастна всею возможной преданностью и живёт единожды, а не пучком жизней, как энта шкура!? –
Мог завернуть и покрепче, воздавая кошачьему норову, сегодня же был нарочито сдержан и, видимо, неспроста...
        – Спит, где хочет, в еде – распоясалась, гаже некуда, избалована снедью заморскою, /доставалось всякому, кто нёс Маруське лакомства/  а шерсть, всё едино, клочьями лезет, пухоеду раздолье, чесать не надобно… Не прочхаешься. Один вред... И ведь не было до неё в избе никакого зверья окромя одинокой мухи да пискуна-комаришки незлобного? Так их сразу же к ногтю. А теперь что? Гена охотницкого нету, токмо куснуть за пятку да ручонкой замахнуться способна? Сволота` неблагодарная. /К чему он завёлся?/
       – Зато...
       – А ты помалкивай! – предваряя мой нештатный порыв, начинал свирепеть, – Коли не зришь корня, сиди норухой...
Спонтанно ли намеренно вырвалось сравнение? Увидим…
        – ... Тут, в обрат, ночь утра мудрее. Дрыхнешь, с бердана не разбудишь. Подыму нонеча, не сумлевайся... А паршивка, глянь, хвостярой так и дрыгает, аки змей гремучий, злобится втихаря, чует бестия: по ней колокол…
         Солнце садилось.
Маруся, спрыгнув с окна и виртуозно пройдя лабиринт статуэток и вазочек на комоде, выбирая не самый короткий путь к месту приёма пищи, показывала чудеса эквилибра, всё-таки грациозна! Но... Что-то будет к ночи?
       Дедок, ехидно посмеиваясь, недобро косился. Впадал в детство? Бывает. Не зря пели: семьдесят – как  десять, а тут и с плюсом, тяжкий возраст... Жду, в надежде, вдруг забудет, сморит его? А он ложиться и не собирался. Чаю хлебнёт и на часы...
       И вот мы гуськом, крадучись, направляемся в кухню, где почти неразличимы предметы, но слышится чьё-то присутствие… Дед, напоминая собой забавное кентервильское привидение, медленно поднимает руку к фонарю на лбу /запасся!/
И…
В манькиной кормушке крохотный, необыкновенно ушастый мышонок с хрустом уминал подушечки... Она же – с умилением на пигалицу глядящая и полным пренебрежением к прочим. И тот – ей под стать, и тоже вполне независим: чего, мол, припёрлись? Мешать?
    – Ну? Видал? Утром пойду за капканом. Тьфу! Нигде порядка нет. Небось и шушару с выводком содержит...
И жутко довольный тем, что уел, тащится восвояси. А мне поутру за щенком. Надо же когда-то постигать дружбу?