Прощание со Стихирой. Неизданная книга. Рассказы н

Выбор читателя Неизданная книга 2. Рассказы сестры
Михаил Васьков
 ГАЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ХАРЬКОВА





















ИЗБРАННЫЕ РАССКАЗЫ

( 1954….1994)


















УДМУРТИЯ КИЗНЕР ЯГУЛ


СОДЕРЖАНИЕ

ЖИЛ БЫЛ ДЕД

БАБУШКА И ВНУЧКА

ПАРТИЗАНСКАЯ БЫЛЬ

Я НАЙДУ ТЕБЯ, МАМА!

ГОЛУБОЙ ПЛАТОК


ШУРОЧКА

НА НОВОМ МЕСТЕ

ЛЁНЬКИНА ЖИТУХА

ЁЛОЧКА

ВСТРЕЧА

ДВОЕ

ИВАН ДА МАРЬЯ

ЦВЕТЫ

ОТКРЫТКА ДЛЯ МАМЫ

ДЕТСТВО _ ТРУДНАЯ ПОРА







ЖИЛ БЫЛ ДЕД

                Г.А.Харькова
( Ветеранам Великой Отечественной Войны  посвящается)

     Жил-был дед в маленьком домике возле самой дороги. По ней бежали машины и трактора, и проезжавшие часто видели высокую , сутулую фигуру старика, стоявшего возле покосившихся ворот  и внимательно смотревшего на дорогу.
      Дед был единственным жителем деревни Петровка. Название ее было обозначено на голубой дощечке возле мостика через речку. Дорога шла параллельно бывшей улице деревни, где разоренные усадьбы обозначились буйно разросшимися кустами смородины, сирени, калины, деревьями черемухи .несколько полуразрушенных сараюшек, обрывки изгородей  и единственный ветхий домик на  краю деревеньки - обитель одинокого старика.
     Пошел второй год, как дед схоронил свою подругу жизни, и теперь жил без соседей и близких. Была ранняя весна, медленно сходил снег с полей, шумела весенняя вода в речушке, и апрельское солнце еще не очень баловало своим теплом старика, уставшего за долгую снежную зиму.
     На старой березе во дворе висела пожелтевшая от времени скворешня. К ней прилетала скворчиха, та самая, что была в прошлом году - дед узнал ее по белому клюву. Усталая, обессилевшая птица, увидев старика, слетела на забор. Дед вынес пригоршню крупы  и посыпал ее на столбик. Скворчиха начала медленно склевывать зерна, с отдыхом, закрывая глаза. «Устала, бедная. Далеко лететь было из Египта на  Родину свою» - вслух говорил дед. «Вот прилетишь будущей весной, кто встретит тебя, кто поддержит. Не будет здесь меня. В дом старости уеду». Федор Максимович вошел в дом, поднял гирьку часов- ходиков, что тикали на стене. Было 8 утра. Дед собирался этим днем сходить на кладбище. Он одел чистую рубашку. Собрал узелок, вышел на крыльцо, закрыл дом, и направился вдоль бывшей улицы деревни к дороге, пролегавшей через поле. Было тихо, и только жаворонок в высоком апрельском небе звенел своей переливчатой песенкой.
     В последнее время старик часто вспоминал свою жизнь. Вставали перед глазами события, люди, жившие когда-то рядом. Кто уехал, кто умер… нет людей, нет деревни - всех разметала какая-то странная, невидимая сила. Дед дошел до погоста. Там под сенью старых деревьев лежали те, кто когда- то любил его, нуждался в нем… - могилы отца, матери, жены Меланьи, сына Васятки. Все были здесь и только один он маялся на свете.
    Федор Максимович опустился на скамейку и прикрыл глаза. С недавнего времени стал думать он, что жизнь каждого схожа с книгой. Кому-то толстую прочесть суждено, а кому-то вовсе тоненькую брошюрку.  Живешь, как-будто читаешь страницу за страницей. Свою книгу-жизнь он уже почти дочитал, немного листов осталось.
     Дед знал, что будет записано на них. Вспоминались прожитые годы. Яркой страницей - жаркий летний день, когда уходили на фронт, и женщины голосили по ним. Раненым вернулся он домой, встретила жена, а сына Васятки уже не было. Умер от менингита. Прошли послевоенные годы. Жили трудно, работали в колхозе. Помогали воспитывать племянников. Только где они теперь, далеко уехали  и весточку не шлют. Федор Максимович возвращался домой и не знал, и не думал, что в его жизни скоро произойдут неожиданные события,
    За несколько километров от этих мест на большой шоссейной дороге ехал в сторону Ижевска груженый грузовик. Вел его молодой шофер - Анатолий. Командировка не радовала его - дома оставались жена с больным сыном, которого увезли в больницу. Валя проводила его молча. В больших серых глазах ее застыло выражение муки и отрешенности. Она чувствовала себя беспомощной.
    Это пугало Анатолия. Если бы Валя плакала, что-то говорила ему было бы легче. Когда он уходил из дому  Валя сидела в уголке, застывшая, абсолютно безучастная ко всему. И большой, сильный Анатолий приходил в отчаяние от своей беспомощности. Не радовало ничто - ни эта буйная весна, что шествовала по земле, ни голубое небо, ни вековые ели, что вышли навстречу и стали стеной с обоих сторон дороги. «Валюшка. Валюшка…» - думал Анатолий и как хотел он, чтобы судьба ее женская была счастливой м спокойной. Да нет. Не вышло.
     Жили они в своем городе в каменном доме на пятом этаже. За грядой крыш за окном поднималась высоко в небо фабричная труба. Из нее временами выбрасывался желтый дым, и когда ветер дул в их сторону, сквозь щели форточки просачивался в комнату  едучий смрадный запах. Анатолий пронаблюдал зависимость извержения из этой трубы и заболеванием своего Мишутки. Малышку начинал мучить сильный кашель. Личико синело, он задыхался. Анатолий перед отъездом зашел к лечащему врачу. «Скажите, есть ли надежда?» – спросил он его. Врач, высокий, худощавый  с озабоченным и усталым лицом, не сразу ответил на его вопрос. «Болезнь прогрессирует…к сожалению, организм устал бороться. Где вы живете?» Анатолий ответил. «Да, - сказал врач - самый дымный район города…» «Неужели нет лекарства?- спросил Анатолий - неужели нельзя помочь?» «Лекарства не помогут… может спасти лишь одно…» «Что? - почти крикнул Анатолий, глядя доктору в глаза». «Кристально чистый воздух!"
    Обо всем этом думал Анатолий, ведя машину. Вдруг впереди у обочины дороги заметил он фигуру человека, махавшего руками. Анатолий увидел. Что впереди шедшие машины затормозили. И человек вышел на дорогу. «Слушай, друг – обратился к нему мужчина, - помоги. В километре отсюда застряла моя легковушка». Анатолий посмотрел в его лицо, светлые глаза незнакомца смотрели на Анатолия умоляюще. «Выручи друг». Анатолий посадил его в кабину и они съехали с асфальта на обочину, где начиналась разбитая проселочная дорога. «Председатель колхоза «Заря» я, - сказал мужчина - вот здесь наши поля». Они проехали недолго и Анатолий увидел председательскую машину в низине среди массива грязи.
    Российское бездорожье! С помощью длинного троса подцепили они легковушку, и Анатолий вытащил ее на сухой пригорок.  «Спасибо! -  сказал председатель и улыбнулся Анатолию. Вытер брызги грязи с лица платком. Снял шляпу. Светлые волосы рассыпались по лбу. Был он сероглазым. С открытым простым лицом и располагал  к себе сразу, в его облике сочетались доброта и  интеллигентность.
   Анатолий протянул ему руку, назвал себя. «Идем- ка, Толя, подкормимся». В машине  председатель Иван Андреевич развернул  пакет с едой, налил чаю из термоса. «Вот езжу с утра. Целый день в городе. Посевная начинается». Разговорились. Иван Андреевич умел слушать и Анатолий, почувствовав к нему расположение. Рассказал о себе, как часто бывает в жизни, неожиданно, что открываешь свою душу незнакомому собеседнику.
    Анатолий говорил долго. Иван Андреевич слушал внимательно, глядя в утомленное лицо его. И когда Анатолий закончил свое невеселое повествование, председатель некоторое время молчал, облокотившись на руль, и лицо его было сосредоточено и серьезно. Потом провел рукой по лбу, поднимая светлые пряди и сказал: «Знаешь, Анатолий, отвези груз, заезжай к нам на обратном пути. Есть у нас деревушка, живет там один геройский дед. Места красивые: лес, речка. Приезжай, посмотришь».
    Федор Максимович, вернувшись домой, истопил печь, поужинал в одиночестве, и задремал на диване. Он озяб и устал за день и сейчас тепло от печи разморило деда. Он покачнулся и чуть не упал на пол, вздрогнул и снова склонил седую голову, забывшись в коротком, неглубоком сне. И не было родной души, которая пожалела и прониклась бы сочувствием к его немощи и старости… Шум мотора машины и стук открываемой двери разбудил деда. Он выглянул в окно. Напротив домика его остановился председательский уазик. Дед обрадовался, пошел встречать. Председатель Иван Андреевич работал в этих краях недавно, несколько раз приезжал в Петровку, разговаривал с Федором Максимовичем; осенью по его распоряжению привезли старику дров.
    Дед обрадовался ему, как родному. Иван Андреевич был не один. Рядом шел незнакомый высокий парень. Дед засуетился, стал угощать их чаем. «Максимыч, сказал ему Иван Андреевич,- не возьмешь ли на постой этого парня? Выстроим дом ему за лето. Семью он привезет сюда». Дед даже растерялся от неожиданности, но осознав все услышанное, ответил: «Конечно, Иван Андреевич, пусть Анатолий  живет у меня. Рад буду живой душе. Совсем одичал в бобылях».
     Анатолий приехал через неделю. Приехали люди с центральной усадьбы- бревна, доски привезли. Выбрали место для будущего дома и взялись за работу. Вечерами, утомившись за рабочий день, Анатолий наскоро ужинал и ложился отдыхать. Дед рад бы поговорить, да постоялец был не особенно разговорчивым. Ночами дед слышал, как вздыхал он от своих дум и иногда метался во сне.
      Утром дед сказал ему: «Вижу, кручинишься ты, парень. Знаю, о семье тоскуешь.  Мальчонка-то большой у тебя?» «Шесть лет скоро будет. Болеет все…» «Анатолий! - сказал дед, - поезжай–ка  ты за ними без промедленья.» «А где же жить, Максимыч?» «В моем доме, парень, всем места хватит. Дело к лету». Анатолий пристально взглянул на стрика. Через пару дней уехал он за семьей. Дед стал ждать их. Он стал выходить к дороге и всматриваться туда, где за поворотом появлялись машины. Вечерами прислушивался каждому звуку, долго сидел на крыльце в ожидании.
     Сгущались сумерки уходящего весеннего дня, где-то в кустах за огородом заливался соловей. Они приехали ночью. Анатолий внес в комнату спящего сына. За ним вошла женщина, похожая на подростка - жена его Валюша. Она протянула деду руку и улыбнулась застенчивой, почти детской улыбкой.
     На следующее утро Анатолий и Валя уехали по делам, попросив Федора Максимовича посмотреть за сыном. Дед оберегал его сон, старался не ходить, не скрипеть половицами. Он задернул занавеску на окне, когда яркий солнечный лучик коснулся щеки ребенка. Душа деда переполнилась каким-то теплым чувством. Он подумал, что по непреложному закону жизни человека уходящий должен соприкоснуться с человеком, приходящим в этот мир.
   Мальчик проснулся, увидел перед собой незнакомого старика и долго всматривался в его морщинистое лицо. «Кто ты? - спросил он старика». «Я дед Федор, сынок». «А я - Миша, где папа  с мамой?» «Уехали, скоро вернутся». Миша сполз с кровати. Он стоял на полу, как маленький, тоненький стебелек, и солнце, струившееся из окна, освещало его болезненное личико. Миша обвел взглядом незнакомую комнату, пошел вдоль длинной лавки, остановился возле прялки бабушки Меланьи, потрогал ее пальчиками.
    Он, казалось, не видел деда и был полностью погружен в себя. Старик подумал, что Миша напоминает маленького котенка, которого только что принесли в незнакомый дом,  и он долго ходит и изучает новое место своей обители. Миша подошел к стулу, где прикрытая тряпицей стояла старая фронтовая гармонь Федора Максимовича, ощупал ее, потрогал кончиками пальцев белые пуговки-кнопки, повернулся к деду и спросил: «Что это?» «Гармонь, сынок! Я на ней играл когда-то».  Миша пощупал рукой потертые меха и попросил: «Сыграй, дедушка!» « Не могу!» - ответил дед. «Почему?» - взглянул ему в глаза Миша. «Застыло здесь все! - ответил дед и приложил руку к груди. «Совсем. Совсем?» - спросил Миша. «Совсем, милый!»
    Малыш замолчал, подошел к окну и стал внимательно смотреть вдаль. Дед подошел к нему. «Что там?» - спросил Миша. «Дорога, поле, а дальше лес». «Лес… Я никогда не был в лесу». «Поправляйся, Сынок, и мы пойдем туда гулять». Миша поднял на него свои темные глаза: «Ты поведешь меня в лес?» В взгляде его было столько надежды и радости, что у деда  что-то поднялось и перевернулось в душе.  « Господи! Жил ребенок в городе, в этом каменном мешке, и не видел, как земля дышит…»
    Наступил май. Во всю царствовала весна. Майским днем, в день Победы, распустилась черемуха и терпкий аромат стоял в воздухе. Дед с Мишей каждый день уходили в лес. Сначала недалеко от дома, потом все дальше и дальше по мере того, как набирался сил мальчик. В лесу Миша зачарованно смотрел на распустившиеся листья березы, на траву, которая с каждым днем становилась все выше и гуще.
    Он мог долго стоять возле муравьиной кучи, наблюдая за движением муравьев, и возле растения медуницы, над цветами которой  трудился медлительный мохнатый шмель, или за бабочками, летающими над лугом; слушал птиц, чьими песнями звенел весь лес. Каждый день приносил новые впечатления.
     Федор Максимович отвечал на бесчисленные вопросы мальчика. Иногда Миша. Набегавшись в лесу, надышавшись свежего воздуха, притомившись, засыпал у деда на коленях. И тот дремал, согревшись под лучами ласкового майского солнца, наслаждаясь общением с этим беленьким существом, чувствуя, как что-то оживает, возрождается в его душе. Так исцелялись они постепенно среди природы, старый - от тоски душевной, малый - от хвори своей.
    «Дедушка, - звенел голосом Миша, иди сюда!  Посмотри, здесь речка!» «Да не речка, сынок, ручеек лесной. Вон там, за кустами родник из земли бьет, край-то родниковым зовется». Дед подвел ребенка к тому месту, где в углублении сквозь прозрачный слой кристально чистой воды из земли пробивались несколько струек родника, шевеля желтые песчинки.
     Миша долго и неотрывно смотрел на струящуюся воду. Потом попросил деда: « Давай посмотрим, куда бежит речка…» Пошли дальше в лес. Журчала вода и над ней порхали стрекозы. «Дедушка. Дедушка!» – вдруг  изменившимся голосом позвал малыш, -  посмотри, что здесь!" дед подошел и увидел, что в кустах папоротника лежит убитый лось. «Дедушка, кто его?» - спросил Миша. «Плохие люди, сынок». Он  хотел было отвести малыша в сторону, но тот приблизился к голове лося и смотрел в открытые застывшие глаза животного.

      Цвели травы, пели птицы, и тяжело было видеть смерть живого существа среди этой благоуханной природы.
    Федор Максимович взял мальчика за руку и почувствовал, как дрожат его пальчики. Миша побледнел и закрыл глаза. Ему становилось плохо. Дед поднял ребенка на руки и сколько было сил быстро пошел из леса. В деревне его встретили Анатолий с Валюшкой: «Что с ним?» дед рассказал. Миша задыхался.
    Валюшка пошла за лекарством. В глазах ее снова заметались испуг и отчаяние. «Простите меня, - говорил дед,- это я не уберег его». «Что ты, Максимыч! Нет твоей вины. Людская подлость виной всему» - сказал Анатолий.  Миша заснул. Федор Максимович, Анатолий и Валя сидели возле его кровати и смотрели на него, боясь малейшим движением спугнуть сон больного мальчика.
    Наступил вечер. Догорал вечерний закат. Стемнело. Но они не зажгли света. Было очень тихо и только сквозь приоткрытое окно слышна была песня ночной птицы. Миша проснулся. «Мама, - позвал он, - где дедушка?» «Здесь я, сынок». Дед подошел к нему. Миша обнял деда за шею и прикоснулся рукой к груди , тихо спросил: « Дедушка, у тебя растаяло уже?» дед вспомнил  давний разговор с ним. «Да, сынок». «Сыграй, дедушка!» Федор Максимович ушел за занавеску. Открыл фанерный шкаф и снял с плечиков свое солдатское обмундирование, одел его.
    Взял гармонь и вошел в комнату. в пилотке с красной звездой, в выгоревшей фронтовой гимнастерке с орденом и медалями, подтянутый кожаным ремнем, стоял старый солдат, олицетворяя собой  и правду жизни и всех, кто не вернулся домой, отдав свои жизни за спасение жизни  на земле нашей.
    «Дедушка!» - закричал восторженно малыш и большие глаза его заиграли восхищением и радостью. Федор Максимович сел у печки на табурет, поставил гармонь к себе на колени. Заскорузлыми негнущимися пальцами тронул кнопки у гармони, растянул меха. Раздался первый неровный звук. Старая гармонь вздохнула перед тем, как запеть. Дед склонил голову и как бы отрешился от всего, весь отдаваясь воспоминаниям. Вместе с мелодией прекрасного фронтового леса всколыхнувшая память вернула лица бывших товарищей, которые слушали гармонь перед страшными боями и после них где-либо в лесу, или в землянке, душевно успокаиваемые гармонью Максимыча от боли душевной, от  тоски по потерянным навсегда однополчанам.
     Дед играл долго. Анатолий. Валя, Миша слушали. Затаив дыхание, постигая мудрость, чистоту и силу этих песен. Шли дни. Вступало в свои права лето. Миша подрос и окреп. Глаза у Валюшки стали совсем другими. Глядя на них, Анатолий с утроенной энергией работал на строительстве дома. Федор Максимович несколько раз подходил. Смотрел на стройку: «Неужели возродится  моя Петровка?»  - думал он. Начали строить ферму для бычков, где должны были работать Валя с Анатолием на правах арендаторов.
    Однажды привезли Федору Максимовичу письмо с путевкой в Дом Ветеранов. «От кого письмо, отец?» - спросил Анатолий. «Путевка в дом старости пришла, - ответил  старик. Он не видел в своей задумчивости, как переглянулись Анатолий и Валя. Дома дед положил письмо под потертую клеенку на столе, постоял молча некоторое время, вышел на улицу.
   Дед пошел бывшей улицей по дороге туда, где был когда-то конец деревенской улицы. Там возле речки росли старые могучие тополя. Вот тут когда-то висели качели и в далекие тридцатые молодости Федор Максимович качался на них со своей будущей подругой.
      Обострившаяся память вызвала из ушедшего далека светлый образ его любимой, ее ясные глаза, мягкую улыбку, увидел себя юным парнем в косоворотке, вспомнил сердцем ту яркую и далекую весну…
    Дед вздохнул, почувствовал, как кружится голова. «Дедушка, дедушка! –услышал он звонкий голос Миши, - мама ужинать зовет! Пойдем. Дедушка!» он взял деда за руку и они пошли домой. За столом Анатолий сказал старику: «Максимыч, не уезжай ты от нас в этот дом престарелых. Будь нам отцом.  Мише ты давно стал родным дедушкой». Федор Максимович посмотрел на них и тихо сказал: «А если занемогу я, ходить не стану, в тяжесть вам буду?» «Не сомневайся. Максимыч, походим, как за родным». «А коли помру…» «Все сделаем, как положено. Не оставим без почестей солдата фронтового. Живи с нами».
    Дед почувствовал, как у него перехватило дыхание и несколько слезинок скатилось по морщинистым щекам. И, прижимая к себе прильнувшего Мишу, Федор Максимович подумал, что никак не предполагал он еще совсем недавно, что последние страницы его книги – жизни озарятся людской добротой.
Декабрь 1990 г.



БАБУШКА И ВНУЧКА

   Бабушка  Аграфена Ильинична ждала внучку. Она должна была приехать с работы с последним автобусом из райцентра. За окном шумел  проливной весенний дождь, растопивший остатки снега и было очень тепло. И вот знакомый стук в дверь и вошла она- ее Машенька, любящая  внучка, старшая дочь среднего ее сына. Сняв одежду, промокшая девушка  приникла к теплой печи. « Хорошо –то у тебя как»! в доме тикали старые часы с гирькой, шумел самовар на столе.
       Когда они поужинали, Машенька припала к бабушке и положила голову ей на плечо и попросила: « Бабушка, расскажи мне о дедушке! О том, как все у вас было, о жизни…». Оказывается, что-то опять тревожно на сердце у внучки. Вспомнила Аграфена Ильинична , что Маша а прошлый раз рассказала ей в минуту душевного волнения, « Что с тобой, внучка? Опять от суженного  писем нет?». «Да, бабушка ! расскажи!"». Много раз рассказывала бабушка внучке о своей истории любви, о молодости. И внучка могла внимательно слушать эту историю , которая нравилась ей больше всех сказок, герои которых любят и могут добиваться счастья.
  В годы войны Аграфене Ильиничне было столько же лет, что и внучке. Только что закончила она семилетку и работала в колхозе. Стариков, мальчишек и девчат- вот кого оставила война, которые в тылу растили хлеб, ухаживали за скотом, кормили фронт. Вечерами собирались люди в избу, слушали сводки Информбюро по радио- круглом черном репродукторе на стене, старухи пряли, девчата вязали при свете керосиновой лампы. Дружно жили. Галина, обливаясь слезами, читала бабам письма из части. Однажды вечером Иван Дмитриевич  в дом Петровны. Сказал, что  он служит в городе, где дедушка лечится. Дали мне коня, сказали, что с тобой поедет дед Николай, добраться до госпиталя помогут добрые люди. Везите сюда бойца. С дедом Николаем добрались на лошади до госпиталя.  Дедушку выхаживали всей деревней. Живет мой Алексей в тебе, в тебе его продолжение». У внучки такой же взгляд серых глаз, такие же волны светлых волос.




ПАРТИЗАНСКАЯ БЫЛЬ



      Есть такая трава, в народе ее еще горцем или птичьей гречишкой называют. Некоторые- травкой- муравкой. Зеленая, по земле стелется, стойкость в ней небывалая, жизненность великая. Кажется, истопчут ее. Выбьют людскими каблуками, а она чуть дождик взбрызнет- опять топтун- трава  зеленеет. Но речь не о ней, а о людях , стойкостью своей равных этой топтун- траве.
     Случай свел меня с представителями этих людей  в конце шестидесятых годов в Москве на Казанском вокзале, шумном и переполненном народом. Ноги мои гудели от ходьбы по городу, хотелось присесть куда-то, но не было свободных мест. А до отправления нашего поезда «Удмуртия» оставалось еще несколько часов.
    Ходила я , измученная, среди людей, не находя свободного места даже у колонн или стен, чтобы прислониться. И вдруг услышала приветливый с украинским выговором голос: « Сидайте с нами». На большом пестром узле, возле ног сидящих у скамейки сидели женщина, мужчина и трое ребятишек- двое мальчуганов постарше и маленькая девочка лет семи- восьми.
    Все были светловолосы , голубоглазыми, улыбчивыми. « Сидайте, сидайте, места хватит!" я опустилась на узел, с наслаждением вытянула усталые ноги. Маленькая черная собачка, сидящая у ног ребятишек. То же дружелюбно посмотрела на меня и помахала приветливо хвостом. « А мы вот семьей на родину, на Украину ездили». Женщина рассказала, что ожидают тот же наш поезд, только вагоны у нас были разными.
      Рядом с этими людьми мне стало сразу легко и свободно. Глядя на них, на их улыбчивые открытые лица, почувствовала, как что-то непрошенное и свернутое комом развернулось в душе, оттаяло, и потеплело.  « Хорошие у вас дети», -сказала я, наблюдая за спокойными добрыми ребятишками. « Вторые они у нас, сказала женщина и в светлых глазах ее пробежала грусть, -другие ребятишки». Я молчала, так как смысл слов не сразу дошел до моего сознания. « Да, вторые», -задумчиво сказал мужчина и погладил девочку по голове, покрытой простым ситцевым платочком. Мальчики тихо улыбнулись. « Отлучусь- ко я, мать.  ненадолго», сказал глава семейства, встал с узла и тут я увидала, что вместо одной ноги у него была деревяшка. « Фронтовик?» спросила я.
    « Да, сказала женщина, -все мы из пекла. Сколько горя война дала.  Места наши были под оккупацией. Иван на фронте был с первых дней войны. А я в своем селе партизанам помогала, связной была. Ночами в отряд ходила. Перед войной мы неплохо жили. Ребятишек трое было. Не этих-других…» На миг она замолчала.  Вернувшийся муж ее сел рядом и чувства его выдавали глаза, они отражали и грусть и муки пережитого… «Почти каждую ночь уходила я на задание. Тогда в последний раз видела детей. На сердце было тяжело. Оставила своих деток спящими. Мои два хлопчика и дивчинка были совсем малые. Поцеловала, одеялом укрыла, закрыла на замок и пошла.
    Надо было свое сердце слушать, не ходить в ту ночь. Сосед полицай заприметил, что я ухожу ночами, немцам донес…» Женщина примолкла на некоторое время. « Рассказывай, Марья. Дальше»-сказал муж. « Утром пришла я. Сердце беду чуяло, гудело и стонало в груди. К деревне пришла- несколько человек встретила, глаза отворачивают. Побежалая к своему дому. Только дома не было. Одни обгорелые яблони вокруг, да груда закопченных кирпичей. Где дети? Народ подошел. Молча стояли. А я волосы на себе рвала, по пеплу ползала, косточки ребятишек отыскивала. Немного нашла, весь пепел через пальцы пропустила.  С головы платок сняла, сложила косточки в него, узелок завязала, пошла в лесок, да и зарыла там то, что от деток могло остаться. Крестик из сучка сделала, в холмик воткнула. Когда опомнилась- уже ночь была. Так и лежала я головой на холмике. Потом люди нашли меня и увели…Освободила наше село Красная Армия. А через год Иван вернулся- без ноги. пришел туда, где дом наш был, подошла я к нему. « Где дети, Мария?» « Нет их»-сказала я и повела его в лес, к березке. Долго мы стояли над маленьким бугорком. Тяжело было. Решили уехать подальше, сил не было в своей деревне оставаться. Все напоминало о горе.
     Приехали в Удмуртию, в Завьяловский район. В районе приняли нас не особенно с желанием. Какие уж мы работники – один - баба немолодая - я тогда старухой выглядела. Да мужик без ноги. Отправили в колхоз. «У меня легкого нет», - встретил нас председатель. «А нам, что потяжелее». Удивился он. А для нас работа как лекарство нужна была, только труд мог спасти истерзанные наши души. Отвезли нас далеко от села. У леса домишко стоял, да сарай, где свиноферма была небольшая. Животные в грязи по уши.
    Худые, неухоженные. «Вот, - сказал председатель, - сюда никто не идет». А мы с Иваном рады были. Вгрызлись в работу. С утра до ночи. Медленно излечивались от тоски сердечной. Ферму в порядок привели. Уважать нас стали. Приняли нас в колхоз, так и работаем до сих пор. Через несколько лет детки у нас стали нарождаться. Хлопчики и дивчинка. Жизнь свое взяла. Объявили посадку на поезд, и я распрощалась со своими знакомыми. Прошло много лет, ноне забывается эта встреча. Я помню простые лица этих людей, светлые, добрые, промытые горем , слезами глаза и думаю, что такими людьми славится и держится наше Отечество, потому мы и выстояли страшную войну и еще выстоим  и преодолеем
другие беды.


)
Я НАЙДУ ТЕБЯ, МАМА!

    В конце июля Алексей Михайлович получил очередной отпуск. « Собирай меня в дорогу, Надюша»  - сказал  он жене. « Господи!- вздохнула она, - ты у меня, как  одержимый. Сколько можно себя мучить? Из года в год- напрасная попытка. Сколько лет прошло. Нет, наверное, ее в живых.» « Нужно же, Надя,. Может найду мамину могилу, поклонюсь маме…»
   Алексей Михайлович из года в год искал свою маму, которую потерял много лет назад, в далекие годы войны. Шестой год ему шел тогда в грозный 41-й. война вошла в их маленькое село внезапно. Потемнело и заполыхало небо. На улице люди толпились у столба, где висел репродуктор. С тревогой слушали они голос Левитана, передачи с фронта.
     Проводили отца. Он поднял Алешу на руки и прижал к себе, вскочил в грузовик, который уже трогался и был полон мужчин и парней с вещмешками. Ночью не спали, собирались в эвакуацию. Нужно было дойти до районного городишка. В дорогу двинулись утром- длинная вереница людей- беженцев.
   Страх и тревога казалось висели в самом воздухе. Люди торопились. мать держала Лешу за руку и шагала почти в самом конце толпы. Идти ей было тяжело, она ждала ребенка. Леше мама повесила через плечо свою сумочку и наказала беречь ее, чтобы не случилось. Там положила она документы его, адреса родных, фотокарточки- на всякий случай, вдруг потеряется малыш.  Женская мудрость, ее предусмотрительность, эта сумочка помогли им найти друг друга, но случится это через долгие годы.
   В городе, на площади у вокзала они долго ждали поезда. Состав тронулся только ночью. Ночью спали спокойно, но утром налетели  немецкие самолеты, поезд остановился. Люди разбежались по полю. Несмотря на то, что прошло столько лет, Алексей Михайлович  все помнит тот день- тупорылые самолеты с крестами, взрывы бомб, панику и крики людей.
       Он бежал по горящему полю и мама его с трудом бежала за ним и спотыкалась. Ей было трудно в ее положении. Она упала в придорожную канаву и крикнула сыну : « Беги вон туда в лесочек! Любочка, крикнула  она девушке,- бери его, бегите в лес.»  Люба подхватила Алешу на руки. И побежала через поле к лесу. Они уже забрались в лесок, но черный самолет проревел над ними, почти касаясь вершин осин, сбросил бомбу. Взрыв… Убило девушку, а малыша отбросило далеко и он потерял сознание.
     После бомбежки женщины нашли Любу, долго искали малыша. На мать было страшно смотреть. « Пойдем, Ивановна!" « Не могу. Здесь останусь я. « И не думай! Здесь скоро немцы будут. Сберечь тебе себя надо, не одна ведь ты». Так и ушла мать от этого места, онемевшая от отчаяния  и горя. Женщины тянули ее за руку, отрешенную от всего мира, покорную и безвольную.
    Она двинулась за ними на своих опухших ногах. Где-то в степи, не доходя до большого города, мать отстала от путников, и свернула к одиноко стоящему сараю. Там она родила второго ребенка- девочку. Мать добралась до берега Волги, вымылась сама и обмыла ребенка. Потом засунула дитя в головной платок, и пошла к городу. В нем было много эвакуированных и беженцев.
     Она устроилась работать в госпитале санитаркой. Через двое суток по тому лесочку, где немецкий самолет разбомбил состав с беженцами, пробирались, выходя из окружения, двое советских солдат. Днем они лежали, и продвигались только короткими летними ночами. Один их них был ранен в ногу. Приходилось часто останавливаться, делать передышки. На одной из остановок до слуха одного из солдат –Кузьмы- донеслись слабые всхлипывания.» Ваня! Послушай-ка, кто-то плачет». Второй  солдат прислушался. « Небось, собака где- то скулит! Дожидайся меня туточки.» . И Кузьма пошел на звуки. Ночь была лунной, и Кузьма увидел поваленное дерево корнями кверху. Всхлипывния слышались отчетливо. Солдат позвал . кто-то затих и замер. Кузьма ощупал землю и наткнулся на тепленькое худенькое тельце ребенка.
    Ребенок был привален корнями и землей. Кузьма вытащил его. « Милый ты мой!" Замученный  дрожащий мальчонок припал к груди солдата, посмотрел на него и, закрыв глаза, затих. « Вот нашел горемычного!- сказал Кузьма Ивану,- ладно услышали. Пропал бы малыш. В поле убитых полно. Видно с поезда он, который разбомбили».
    Через несколько дней солдаты догнали своих. Кузьма донес  ребенка до санитарного поезда. Там он отдал его начальнику поезда. Начальник спросил, как его зовут. Малыш назвал себя- Алеша, а фамилии он не сказал. Он не мог ее вспомнить, и только все звал, повторяя: «Моя мама». « Запишите на мою фамилию, - сказал Кузьма,- дай бог, вернусь с войны, отыщу малого, усыновлю». Он поцеловал мальчика и ушел в кромешный ад войны. И не суждено ему было вернуться- сложил голову Кузьма в тяжелом бою под Курском.
      Алешу долго везли сначала на одном поезде, потом на втором, на третьем. Привезли его в город Воткинск. Там встретил его старичок с большой бородой и женщина. Алешу укутали в тулуп и повезли на лошади. Алеша смотрел на проходящие мимо деревянные дома  длинной улицы, потом на поле, а затем дорога пошла лесом. Алеша любовался высокими елями , укутанными снегом. Они были такими высокими, что вершины их, как казалось, доставали до мерцающих звезд в черном небе.
     Алеша заснул. Спящего малыша дед- завхоз( он же конюх) занес в помещение детского дома одного села. Утром Алешу ввели в столовую. Несколько мальчиков и девочек окружили новенького. « Вот вам, деточки. Новый братик- Алеша». Детский дом размещался в длинном одноэтажном деревянном здании.
     Здесь, в этом окруженном лесом селе нашли тепло и заботу несколько сотен детей – сирот, потерявших родителей в страшном горниле войны.
      Замечательные трудовые честные люди этого удмуртского села обогрели, воспитали, вырастили их, сохранили им детство. Алеша помнит, как праздновали День Победы. А потом в детдом стали приезжать родители и увозить некоторых ребятишек. Но за ним не приехал никто. Алеша ждал маму. Ни на минуту не забывал он ее. Она приходила ему во сне, он слышал ее голос, чувствовал прикосновение ее рук, тоскуя о ней.
    Алеша помнил дом в далеком городе, маму. Отца, как провожали они его. Он разыскивал маму, писал компетентным  организациям. Шли годы. Часто просыпался он утром и слушал по радио передачу, где объявляли имена детей, потерявшихся в годы войны. Как много их, обездоленных войной.
    Вот уже и сам Алексей Михайлович поседел и сын вырос, а  Алексея Михайловича не покидала надежда найти маму. В поисках мамы его двигало неосознанное чувство душевной боли и памяти. Он должен, должен найти маму.
   Однажды в воскресенье Алексей Михайлович  с сынишкой случяйно зашел на выставку приезжего  художника.  И вот среди  картин его внимание привлекла одна, где на фоне голубого неба  была изображена златоглавая белая церковь. Алексей Михайлович вздрогнул и стал всматриваться в картину. « Папка, ты чего, как приклеенный?» « Здесь есть кое- что интересное.» Алексей  Михайлович стоял и стоял. Боже мой! Ведь он же видел когда- то и где-то этот собор. Содержание картины дало толчок давно выпавшему из памяти, да, да Алексей Михайлович вспомнил жаркий день, жгучее солнце над площадью, толпу людей, крики, мычание коров, тревогу и панику- это было тогда, когда они с мамой спешили уехать из города,который уже бомбили.
     Он помнил, как мама несла его на руках, как в толпе , оттиснутые со всех сторон, пробивались  к теплушкам длинного состава , на котором они уехали из города. Алексей Михайлович вспомнил все. Через несколько дней, узнав адрес художника, приехал к нему, нашел на шумной улице  нужный институт. Художник- бородач внимательно выслушал его и назвал городок в Белгородской области, где он с натуры рисовал этот храм. Вот теперь примчался Алексей Михайлович в этот городок. Нетерпение охватывало его. Он еле- еле дождался утра, переждав на вокзале остаток ночи. Да, сомнений не было, это был его родной городишко. Он не помнил своей родной улицы, да и разобраться в заново отстроенном городе было трудно. Ему посоветовали зайти в городскую школу- там есть музей  боевой славы. Учитель истории встретил его. Алексей Михайлович не помнит. Как он задрожал у снимка бойцов среди которых был его папа- гвардии рядовой.  Он узнал отца. « где Вы нашли это фото?»-спросил он. Одна женщина передала.
      Двое ребят – старшеклассников  привели его на улицу в один из домов. Алексей Михайлович наконец понял почему не могли найти его и почему его поиски не увенчивались успехом. Его фамилия была не настоящей. Он вспомнил, как назвал его старый солдат и понял, что носил фамилию этого человека. Жена художника приветливо приняла его, показала ему сумочку.
    « Сумочку эту я в лесу нашла»- сказала она ему. Маленькая кожаная сумочка висела на длинном ремешке. Эта была та, которую он потерял, когда бежал и споткнулся. В сумочке нашел он письмо отца, документы. Фотографии мамы и отца.
   Алексей Михайлович разыскал адрес отца. Послал  телеграмму жене и сыну, сел на поезд до Саратова. Сердце его бешено колотилось, когда он  подъезжал к городу. Прохожие помогли ему отыскать нужный дом. Алексей Михайлович медленно подходил к нему. У ворот он нажал на красную кнопку звонка. Скрипнула дверь, ему открыла какая-то женщина средних лет.
    « Вам кого?» лицо  женщины показалось ему очень знакомым. Нет, конечно, он не видел ее раньше. Но ведь такие же шелковые брови и серые глаза были у его сына, у него самого. Неужели? Догадка пронеслась в мозгу Алексея Михайловича .«Как зовут вашу маму?» спросил он, стараясь скрыть сильное волнение.
    Алексей Михайлович слушал ответ женщины. « Что же с Вами?» почти крикнула она, увидев , как переживает незнакомец. « Мне нужно видеть Лидию Ивановну.» « Мама болеет. Кто Вы, наконец?» -спросила она резко. « Я брат Ваш. Старший брат.» Женщина вздрогнула и заплакала. Он зашел за ней в дом. Она помогла снять ему пальто, дрожащей рукой взяла за локоть. « Мама здесь». Она показала на проем в заборке, ведущей в боковую комнату.
    Алексей Михайлович зашел, остановился. Седая, худая старушка полулежала на высоких подушках. Несколько мгновений он смотрел на нее, а потом опустился на колени у кровати. «Мамочка, =пролепетал он». « А, сынок.»  Она дрожащей рукой взяла его за руку . давнула между большим и указательным пальцем. « Да. Это ты, ты сын мой. Вот эта меточка. В детстве чайник на ручку опрокинул.» Сухая рука ее с трудом поднялась и опустилась на его голову. «Поседел уже.» Слезы катились из ее глаз. Весь день и вечер Алексей Михайлович просидел возле мамы. На ночь он прилег на сундучок, на который принесла постель его сестра.
    Ночник освещал милую маму. Она забылась глубоким сном. Алексей  Михайлович с тревогой прислушивался  ее тяжелому дыханию. Утром он проснулся от ее взгляда. «Дай мне твою руку!"- попросила она. Он сел. Она расспрашивала его о жизни, семье своим изменившимся голосом. « Мамочка, тебе трудно так много говорить!"- несколько раз прерывала их сестра. « Дай мне поговорить с сыном!" – строго сказала мама. Под вечер она заснула.
     Алексей  Михайлович забылся возле нее и через несколько мгновений проснулся, как от толчка. Мать глядела на него несколько необычно своим светлым взглядом. « Сыночек, чуть слышно прошептала она, -дети мои» и , закрыв глаза, вздохнула в последний раз.
   « Мамочка,- прошептал Алексей Михайлович,- я нашел тебя. Но как недолго мы были вместе!"


ГОЛУБОЙ ПЛАТОК

       К концу лета Максим Данилович занемог. Пришлось лечь в участковую больницу. Из окна палаты, где он лежал, видны были поля, зеленеющая озимь, скирды соломы и вдали полоса леса, далеко видная сквозь осенний прозрачный воздух. И в ней, полосе, пестрели багряные и желтые деревья, перемешанные с темно зелеными  елями.
   Максим Данилович вспомнил, что в молодые годы его в таком же осеннем небе в эту пору летели на юг клинья журавлей, неровные колеблющиеся цепочки уток,  гусей и крик птиц волновал людей. Теперь небо было пустым, никто не останавливался посмотреть вслед отлетавшим птицам, не махал им рукой.
    Ушедшие годы. Здесь он часто вспоминал прожитое и пережитое, особенно покореженную войной свою молодость.
   В палате вместе с ним было два соседа: механизатор из далекого колхоза, молодой парень, да такой же, как он, пенсионер – старик Иван Трофимович, лечившийся от радикулита. Он был большой любитель поговорить. Перечитывал кучу разных газет, и просвещал соседей. « Во! Дожили! Раньше героями были стахановцы, а ныне- миллионеры»!.
   Страна переживала смутное время. В газетах писали все, Иван Трофимович часто спрашивал вслух: « Что будет- то дальше». И  отвечал сам же: « Направится все! Не так просто из нас советский дух вытравить».
  Максим Данилович слушал его, думал то же, но в разговоры не особо вступал, чувствуя большую слабость. Нет, не боль донимала его, а нарастающая слабость, и не страх и не тревога были внутри его, а тихая бесконечная грусть, что наполняла все его существо. Иногда, одев пальто, он выходил из помещения и садился на скамейку, стоявшую под большим раскидистым кленом, теряющим свои большие золотые листья, опять смотрел в небо тоскующими глазами, думал, вспоминал с чувством тихого расставанья.
    Возвращался в палату, механизатор- парень выписывался,  сжал  своими огромными ручищами единственную левую руку Максима Даниловича, улыбнулся широкой улыбкой: « Поправляйся, дед!  Не забывай нас!"». « Леня, - обратился к нему  Максим Данилович-, не выполнишь ли просьбу мою?». « Какую? Конечно, всей душой!". « Не знаешь ли в вашем селе  Лаврухину Александру Ильиничну?». «Как не знать? Односельчане мы.» « Леня, передай ей от меня поклон.». Механизатор кивнул головой. « До свиданья , дед! Обязательно выполню!".
   Он уехал, и от того, что опустела его кровать, в палате стало тише, а на душе Максима Даниловича еще горше.
   Иван Трофимович шелестел своими газетами, а Иван Данилович предался воспоминаниям. Иногда засыпал на короткий миг. Воспоминания становились сном, недолгим и прерывистым.
  В восемнадцать лет летним полднем в сорок первом году уходил он на фронт. Мать, провожавшая его, осталась в толпе плачущих баб,  и он, оглянувшись, увидел ее темные отчаянные глаза, да ладонь, что прижимала  она к сердцу, благословляя его. За поворотом дороги от берез отделилась фигурка девушки, обежала к ним, что шли нестройной колонной, уходя от дома на фронт. Это была Сашенька. Она шла некоторое время рядом с ним, и он почему- то смотрел на ее босые ноги, покрывающиеся желтой жирной дорожной пылью.
    Ничего не говорила Сашенька, а только тяжело дышала, запыхавшись от быстрой ходьбы   и от волнения. « Пора!»- крикнул ей кто-то, Максим Данилович остановился, заглянули они в глаза друг другу. « Жди, Сашенька !". Она заплакала. Он догнал колонну, и , еще раз обернувшись, помахал ей рукой.
    Этим же летом в Курской области  возле села Апсово попал он в первый бой. Много полегло там молодых солдат. Он, оглушенный и пробитый пулями , упал на землю лицом, увидел, что земля совсем не такая, как в его родной Удмуртии, а черня, как воронье крыло. Он сжал ее деревенеющей  рукой и потерял сознание.
   Армия отступила к востоку, а в курское село ворвались немцы, через несколько дней они заставили местных жителей подобрать и захоронить убитых. . на бранное поле вышли женщины, старики и подростки. Тут и нашла одна из крестьянок Максима. Ночью привела соседей, вытащили они его из оврага, где лежали тела  убитых, принесли в деревню, спрятали.
   Ночами приходил к раненому фельдшер Федор Алексеевич, партизанский доктор. Потом переправили Максима в лес, где в маленькой землянке выхаживала его милосердная пожилая крестьянка, помощница Федора Алексеевича. Доктор часто уходил из отряда по деревням, откликаясь на вызовы людей, звавшим его к больным. Чем измерить отвагу, бесстрашие и мужество этого человека, прошагавшего многие километры  в страшную пору оккупации.
  Однажды, очнувшись от беспамятства, Максим увидел. Как доктор сидел за столом в каком- то оцепенении. Неровный свет крошечной коптилки освещал его запавшие глаза и щеки, которые, казалось, были мокры от слез. « Что с ним?»- спросил Максим санитарку, когда Федор Алексеевич вышел. «  Плохо ему. Ходил в деревню. Там у женщины детей малых немцы и полицаи загубили. Раненному немецкому офицеру кровь их переливали, все выкачали. Федор пришел к ним, а мальчишечки , как мел. Спасти их он не смог».
   Вокруг немцы сожгли несколько деревень. Сожгли жителей в деревнях Большой Дуб, Погорелово, расстреливали и вешали в других. Максим Данилович остался в партизанском отряде, воевал до того времени, когда после великой битвы прошла по этим местам долгожданная Красная Армия, в ряды которой он вернулся.
   В это время на родине его, в родной деревне получила мать Максима похоронку. Сельский почтальон Кузьмич долго стоял у ворот, не решаясь постучаться. Кто измерит глубину переживаний и тяжести этих лет военного времени почтальонов?  Вручил безмолвно страшную бумагу, и не в силах смотреть в глаза женщине, зашагал дальше, только люди по плачу узнали, в чей дом опять пришла похоронка.
  Максим послал письмо домой, но надо же так случиться, что фронтовая машина, везущая треугольники писем. С фронта, была разбита. Унесло ветром много писем, не все их потом подобрали, не дошло и его письмо до дома….
   Еще год войны. Снова ранение, в госпитале. Ампутировали руку, Максим Данилович возвращался домой. Перед отъездом добрался в звенящем маломощном трамвае на городской рынок. Купил буханку хлеба, полкуска мыла матери. , прошел вдоль ряда торгующих людей, подыскивая подарок для Сашеньки. Маленькая изможденная женщина держала в руках  голубой платок. «Почем?». Женщина назвала цену. «Покупай, солдат, был дочкин. А теперь… нужда заставляет» Она заплакала. Максим отдал деньги, взял шелковый платок. Почувствовал его легкость и нежность. Красивый был платок- по голубому полю белые горошины, синей каймой. Максим бережно свернул его и положил в вещевой мешок.
   …Возле моста на речке полоскала половики женщина из их деревни. Был летний вечер, только что прогнали стадо и на дороге не совсем улеглась пыль. Заходило красное солнце. Разогнувшись, женщина увидела в лучах его фигуру, шагающего по дороге военного человека. Солнце слепило глаза и женщина  подставила ладонь, стала всматриваться , кто идет. Рассмотрев, вскрикнула, и побежала быстро в деревню. « Максимка  вернулся!" кричала она, пролетая улицей. Когда солдат вошел в деревню, по обоим сторонам  у ворот домов стояли люди. С колотящимся сердцем подошел он к дому, обнял одной рукой мать, которая прижималась к нему, заплакала, и он, чувствуя, как она слабеет, старался удержать ее, чтобы она не упала.
   Весь вечер шли к ним люди. После стука калитки он смотрел в окно во двор. Мать поняла, кого он ждет. « Не придет она. Замужем  твоя Сашенька.» Максим  знал, где можно встретить ее. Все женщины деревни ходили по воду на большой ключ. Чудное место это было. Широкая струя хрустальной воды стремительно текла по липовому желобу и падала с шумом и брызгами в озеро, со всех сторон окруженное старыми мудрыми елями. Узенький шаткий мостик был перекинут от берега к берегу, и тот, кто подходил к роднику, шел по нему и подставлял ведра под струю, мигом наполнявшую их до верха ледяной ключевой водой.
   Саша уже поднималась с коромыслом на плечах, когда он вышел ей навстречу. « Поставь, Сашенька, ведра, давай поговорим.».
Она посмотрела на него своими большими глазами, с трудом удерживая слезы. «Прости меня, Максим. Так уж получилось. На тебя похоронка пришла, чего уж ждать то было… Матвей калекой с войны вернулся. Подумала я, такой же он , как ты, фронтовик, пожалела его, вышла. И самой притулится как- то надо было.» И вздохнула: « Знать не судьба!". Максим достал из кармана  сверток, развернул газетку, протянул Сашеньке голубой платок. Лицо ее на миг озарилось короткой радостью: « Спасибо, Максим!". « А  ну-ка    , накинь!"-  попросил он ее. Она сняла свой старенький полинялый, повязалась подаренным голубым платком. Как он шел ей! Максим смотрел на нее, любуясь и грустя. «Носи, Сашенька!"- сказал он ей  и пошел от нее по дороге, а она провожала его взглядом сквозь слезы.
   Еще раз встретились они скоро. « Сашенька- сказал Максим- мать жениться велит. Три невесты есть. Посоветуй, кого в жены взять». «Женись, Максим , на Дусе Котловой, хозяйка добрая, счастья тебе!". Сказала так и ушла. Дома у нее все из рук валилось. Подошла к мужу: «Давай уедем отсюда»! Так и уехали они в другую  деревню. Ах, как давно это было!
  Александра Ильинична услышала стук в ворота, увидела знакомого парня. Совхозного механизатора. « Ильинична, привет тебе привез.». « От кого, Леня?». От Максима Даниловича из Черноключья.» Александра Ильинична дрогнула. « Где ты повстречался с ним?». «Вместе в больнице лежали. Болеет он.». «Что с ним?». «Непонятно. На поправку не идет…».Проводив парня, Александра Ильинична зашла в дом. Поднявшиеся вдруг тревога и беспокойство заставили ее собраться в дорогу.
  Она оделась, собралась, и , открыв сундук, достала небольшой сверток. В нем был тот голубой платок. Нежный крепдешин не потерял от времени своего голубого цвета. Ведь она не носила платок, берегла его. Повязавши платок, посмотрела в зеркало и вздохнула.
   Максим Данилович предчувствовал, что Сашенька навестит его. Он несколько раз видел ее во сне и понял, что опять затосковал по ней сердцем. Сашенька приехала. Он сразу узнал ее издалека через оконное стекло и вышел встречать. Они пошли к скамейке под клен. Здесь она, взяв его руку ладонями, прижала ее к груди. Он смотрел на нее. Как постарела его Сашенька! Седые прядки волос выбивались из- под голубого платка.
  « Сберегла платок, Сашенька?» « Всю жизнь помню тебя, Максим. Ничего не забывала. Платок дорогой памятью был…что же ты вздумал болеть, милый? Выздоравливай  поскорее.» «Вряд ли поправлюсь, Сашенька!"» « что ты , что ты!" Иона взмахнула рукой . « Да что уж поделаешь, Сашенька? Вот и деревья, глянь, старую листву  сбрасывают.»
Запавшие больные глаза его смотрели на Сашеньку задумчиво и грустно. « Как ты живешь, Сашенька?». Она рассказала. Поговорил он еще недолго.
  Александра Ильинична почувствовала, что Максим Данилович утомился и озяб, и попросила его пойти в помещение. Он покорно встал и пошел, а она шла рядом , держа его за руку. Потом подошла со стороны сада к окну, за которым он стоял, и смотрел на нее  неотрывно, провожая ее. Александра Ильинична пошла, все оглядываясь на него, и щемящее чувство жалости сжимало ее сердце. Она дождалась рейсового автобуса, быстро села на заднее сиденье, повернулась к окну, чтобы скрыть от посторонних взглядов слезы…





Шурочка
               



               

        Звали ее Петровна. Эту по-девичьи тоненькую  подвижную женщину хотелось называть просто Шурочкой. Работала Петровна у нас на МТФ  ветеринарным фельдшером. Жила в наших краях более 10 лет, приехав сюда после техникума. Угадывалась в ней тихая доброта, беспредельная приветливость к людям. На ферме  она знала достоинства всех « Ромашек»  и « Звездочек. Ловко и заботливо облегчала страдания заболевших животных.
       Всякое было на ферме за десять лет.  Были года, когда кормов не хватало, голодали животные, бывали массовые болезни телят. Жизнь на ферме всегда полна тревог и неожиданностей. Слабые работники уходили, менялись бригадиры, учетчики, а Александра Петровна всегда была здесь. Случалось на собрании выслушивать  критику директора совхоза, который ругался и грозил страшными  наказаниями. Шура переживала эти моменты с трудом  и верностью своей МТФ вместе с другими выправляла дела на ферме.
     Доярки, народ умный и крикливый беспрекословно выполняли ее приказы и просьбы, внимали ее советам. «Наша Петровна»- говорили они   и по тону сказанного чувствовалось, что они в ней души не чаяли. На работе Петровна уставала так, что выглядела старше своих лет и одежда не скрадывала ее привлекательность.
     Однажды с Петровной в солнечный погожий день сидели они у стенки коровника  на маленьких скамеечках. Дойка только что кончилась, доярки утомились  Было тихо, только в коровнике шумно дышали и жевали жвачку коровы, да скотник стучал скребком о бетонный пол прохода.
    Осеннее солнце грело ласково , не было ветра. Было тепло и спокойно. Приятно было освободить голову  от теплого платка и дышать свежим воздухом. Шура развернула свою потрепанную шаленку и положила ее на плечи. Серые глаза ее погулубели,  смотрели вдаль на чистое небо.  Я смотрела на ее лицо , оказывается под платком у нее прятались чудесные косы, собранные на затылке.
     Лицо ее просветвлело  и легкий румянец разлился по ее щекам. « О, да ты славная»- подумала я. Да, привлекательность Шуры была такая, которая открывается не сразу, нужно приглядеться к этому лицу,  богатому сменой красок и выражений.  Такое лицо озарится таким внутренним светом, что трудно бывает глаза отвести от него.
Поздними вечерами после доек на ферму приходил встречать Петровну ее муж- Алексей. Иногда с ним прибегали их дочки-Лена иТоня – обе быстроногие, белоголовые и озорные.  Алексей работал шофером. Высокий, стройный, рыжеватый. На простом открытом лице было много веснушек. Они покрывали руки его, большие и сильные. Хорошо было смотреть на них всех, когда они вместе уходили к дому.
    Девочки бежали вприпрыжку впереди. Шура и Алеша шли рядом. Он высокий, а она ему лишь по плечу. Вглядываясь в серые Шурины глаза, в которых было много покоя, я знала, что она была счастливой женщиной у нее был муж!  Казалось, что ее семейное счастье всегда было ровным и глубоким.
      Я всегда любовалась этой молодой семьей, а какое на самом деле было трудное их счастье, узнала много позднее от самой Петровны. В деревенской среде знакомые люди рассказывают друг о друге почти все. Удивительно, но я ничего ни от кого не слышала о судьбе   Петровны . раньше настолько покорила людей чистота и человечность всемье Шуры, что никто не решался что-то говорить о них.
     Как-то в один из февральских дней послали нас с Шурой в другое отделение. Оттуда должны были передать на нашу МТФ группу дойных коров. Утром на наряде нас долго напутствовал управляющий. Он предупреждал, чтобы мы были начеку, так как завфермой того отделения Григорий Мотылев страшный плут и хитрюга и что он, если мы «разинем рот» подсунет нам сплошной коровий брак.
     И , что если бы он, управляющий, так не «запурхался» в делах и заботах, он поехал бы сам, так как там нужен острый глаз и крепкий характер, не такой, как мой и Шуры.
   Дорога до соседнего отделения была довольно длинной- 16 километров и добраться  надо было на лошади. На конюшне старый конюх стал объяснять нам, что выездных лошадей уже не осталось, и вывел  для нас и стал запрягать неказистую приземистую лохматую кобылку с лирической кличкой «Незабудка» .
     Когда все было готово, конюх вручил мне длинную хворостину «для скорости»  и мы двинулись в путь, подгоняя невозмутимую флегматичную «Незабудку». Вскоре мы поняли, что добраться поскорее до места назначения- напрасное желание. День был непогожий. Только мы выехали за село, пошел снег, потом из-за лохматых туч выглянуло неяркое зимнее солнышко, снег перестал падать, и пушистые снежинки , только что легшие на поле, засверкали искорками и загорелись.
     Вдали темнела полоска леса, у дороги часто встречались голенькие белоствольные березы и пушистые ели с шапками снега на темно-зеленых лапах. Ехать было хорошо, и нас больше огорчала скорость нашей «Незабудки».у Шуры на платке, волосах был снег. Серые глаза синели и казались очень большими и глубокими. И снова. Как в тот осенний день, я отметила необычную привлекательность ее неброского лица.
     «Хорошо как»- сказала Шура и тихая радость отразилась в ее серых глазах.  « Ты счастлива очень?» - спросила я ее. Почему я задала такой вопрос? Мне уже недавно исполнилось 45 лет  и в жизни своей я не была согрета большой любовью. Так уж все складывалось.

    Постепенно я перестала ждать чего- то необыкновенного и стала к вопросам любви скептически,  думала, что настоящие чувства больше бывают в кино и книгах. А в жизни все обыденно,буднично, серо. « Да, Алексей у меня золото»- понимая меня ответила Шура.  Ехать нам было еще долго и Шура успела рассказать историю своей жизни.
     Прислушиваясь к ее певучему тихому голосу, я живо представила, как все это было. Прошло более десяти лет с тех пор. места, где расположены земли нашего совхоза. Были более глухими. Не было широкой дороги за селом, по которой теперь в любую погоду идут вереницы машин. Да и село было меньше. Шура приехала сюда ранней весной. Старик- возница, которого послали на станцию встречать молодого специалиста на лошадке, подивился юности и хрупкости скотского доктора. Действительно, в облике Шуры не было ничего солидного. На круглом, почти детском лице серые, широко распахнутые глаза; тяжелая коса спускалась на плечи. «Присылают тут всяких институтских, возись с ними, какой прок от тебя ждать?» -вслух выразил свои мысли руководитель отделения, увидя ее.
    « Было очень тяжело, - говорила Шура,- возвращаться домой? Ни за что. Дома мать не работает, отец да семеро малых ребятишек  на его шее. На нее надежда, ждут помощи, надеются». Дела на ферме целиком поглощали время. Бывало сутками нельзя было уходить с работы, не прежнее было время, но молодость брала свое.
    Вечерами Шура с хозяйской дочкой Катей уходили в клуб на гулянье. В стареньком здании было тесно, но весело. Пела на разные лады гармонь, кружились в простых танцах пары в один из таких вечеров Шура впервые увидела Алексея. Стройный моряк, он тогда служил на флоте, Алексей отбывал солдатский отпуск. Он сразу приметил новенькую девушку в синем платье в горошек, что кружилась в танце с Катей, его бывшей одноклассницей. Он увидел румянец на  круглом личике девочки,  затем живой взгляд серых глаз. Моряк тотчас собрал информацию о незнакомке и приглядывался к ней. Все больше и больше, жалея, что короткий отпуск заканчивается, и завтра утром он должен уезжать.
      Когда Катя с Шурой пошли домой, Алексей  догнал их. Догадливая Катя юркнула во двор, а Шуру Алексей придержал за руку. Голубоватый лунный свет осветил ее простое милое личико. Моряк не находил слов, чувствуя, что его сердце наполняется новым горячим теплом и нежностью. У нее была толстая коса. Алексей, преодолев робость, протянул дрожащую ладонь и чувствуя, как Шура вздрогнула, погладил . Шура смутилась и проскользнула в полуоткрытые ворота, оставив за ними крепко загрустившего моряка.
     Потом Шура получила от него несколько писем, но так и не ответила на них, потому что судьба ее резко изменилась. Неожиданно для всех и для нее самой Шура вышла замуж . мужем ее стал приезжий строитель, человек с виду энергичный, подвижный, со смоленными усами.
      Он обладал даром красноречия, у него, как выражаются, «был хорошо подвешен язык». Своими байками он был способен вскружить голову любой девушки. Шуре казалось, что она была счастлива. Беда пришла неожиданно. Ранней весной., после только что прошедшего ледохода, когда еще в мутно-желтых водах реки плыли льдины. Шура перебиралась на другой берег по делам работы на легкой лодке. Переправлял ее специально приставленный для этого дела довольно пожилой механизатор, в тот день крепко подвыпивший по какому- то случаю.
      На средине реки он не смог уберечь лодку от плывущей громадной льдины с изрезанными краями , и она  перевернулась. Шура и механизатор оказались в ледяной воде. Опрокинувшаяся лодка пребольно стукнула  Шуру в спину. Окостеневшие, они выплыли на
берег. С механизатором ничего не случилось, а Шуру на другой день в тяжелом состоянии увезли в больницу.
      Очнувшись через несколько дней после тяжелой горячки, Шура почувствовала  резкую боль в спине, там растекался и багровел страшный кровоподтек, и что самое страшное, почувствовала, что ноги ее не слушаются . с бьющимся сердцем и с предчувствием большой беды попробовала встать с постели и тут же  упала- ноги ее не держали.
     Теперь каждое утро во время обхода она с надеждой и мольбой   заглядывала в глаза врача и спрашивала: « Доктор, я поправлюсь?» Врачи отвечали утвердительно, только в голосе   их Шура не чувствовала уверенности.  Иной раз она видела, как врач отводил глаза, избегая ее взгляда и  сердце Шуры  сжималось от страха и отчаяния.
      Ее часто навещали, только не было мужа. Шуре сообщили, что он срочно рассчитался и уехал. Это был еще один удар, но Шура мало судила мужа, потому что ей думалось, что кому нужна  она, больная и искалеченная. Научившись с трудом передвигаться на костылях , Шура выписалась из больницы, став инвалидом. На квартиру в ее маленькую комнату часто приходили товарищи по работе, подруги. Приносили вести и новости из того светлого лучезарного мира, в котором жила Шура до болезни. В окна комнатки долетали такие знакомые и дорогие ее сердцу звуки- голоса доярок на ферме, протяжное мычание коров.
     Шура написала невеселое письмо отцу, в котором просила приехать и забрать ее домой отец должен был приехать со дня на день. Мысль о расставании с селом , людьми, работой  была для нее очень тяжелой. Скоро поезд умчит  ее из этих мест и вся недавняя такая интересная и трудная  жизнь, в которой она, Шура, была нужна на протзводстве, людям , будет позади.
    Прошлое, красивое и так горько и досадно оборвавшееся, будет вспоминать, как грустный и красивый сон. тоска и отчаяние все больше охватывали Шуру. Она стала плохо спать по ночам.

     После долгих и тяжелых дум она впадала то в тяжелую дремоту, то в короткий сон, словно кто- то внезапно обрывал ее сон- это будила ее беда. Шура долго, до  головной боли, вглядывалась во все светлевший квадрат окна, раздумывая как решить трудные задачи, которые вдруг поставила перед ней так круто изменившаяся жизнь. Болезни, потеря любимой работы, прибавилось еще одно. Шура почувствовала, что к ней будет ребенок.
     Наступило воскресенье. Вечером Шура слышала, как дочь хозяйки   Шуры собиралась в клуб.  На улице пела гармонь, веселились и хохотали парни и девушки, здоровые и молодые. Там бл удивительный мир, в котором совсем недавно жила она. После ухода Кати Шура с каким –то отчаянием решила завтра же послать отцу телеграмму приехать за ней поскорее, чтобы скорее уехать отсюда, не слышать всего того, что напоминало ей недавнее прошлое  и принялась складывать в чемодан свои вещички. Собрав вещи. Она села на кровать и погрузилась в невеселые думы. Вдруг громкие голоса во дворе дома донеслись до нее. Один голос был Катин, другой- молодого мужчины,, приятный и очень знакомый. Шура сразу узнала его- это говорил тот моряк, который в прошлое лето как-то проводил ее после  танцев.
        Пришедшие вошли в дом и постучались к ней в комнатку. «Войдите!"- пригласила она слабым срывающимся голосом. Расторопная Катя сразу же усадила Алексея на стул возле кровати Шуры  и пощебетав несколько минут , незаметно выскользнула за дверь. Шура смотрела на Алешу, чувствовалось, что она очень рада его видеть. Он еще более возмужал, был более коротко подстрижен, а также к нему очень шла морская форма.
     Алексей сидел, не зная , куда деть свои большие сильные руки. Иногда скользил рукою по карманам, бессознательно отыскивая папиросы и спички, но тут же убирал руку. Оба молчали. Алексей вглядывался  в изменившееся лицо Шуры. Она похудела, серые глаза стали громадными, и под ними залегли темные синие тени.
      Тяжелая коса была скручена в узел на затылке. Шура с этой взрослой прической выглядела старше и строже.  « Демобилизовался я, Шура,»- сказал, наконец, Алексей. Шура посмотрела на него внимательным долгим взглядом, ничего не отвечая.
Вглядываясь в простое открытое лицо Алексея, она вдруг поняла, что этот сидящий рядом, смущенный и сильный  парень такое же прекрасное и недосягаемое теперь, потерянное, как и многое другое, на всю жизнь.» Я уезжаю отсюда на днях, - сказала Шура,- я не могу здесь остаться». Алексей взглянул в ее глаза и увидал грусть и тревогу. Сильные руки его опять стали искать в карманах папиросы и опять остановились. Алексей о чем-то напряженно думал. По смене выражений Шура увидела, что Алексей принимает какое-то важное решение и что он вот-вот что-то скажет ей неожиданное. « Выходи за меня , Петровна».
     « Ты хочешь также посмеяться надо мной, как тот?»-дрожащим голосом спросила его Шура.
     Моряк прямо и твердо смотрел ей в глаза. « Нет.- ответил он,- будь готов. Завтра я приеду за тобой.» он быстро поднялся со стула и вышел за дверь. « Алексей!"- сдавленным голосом крикнула Шура.  Она хотела вернуть его,  объяснить ему  многое, и самое главное, сказать ему, что она уже не одна. После этого признания вряд ли он приедет, как обещал, к ней, брошенной, несчастной. Но она должна сказать ему это.
     На следующее утро Шура была, как во сне, вздрагивая от каждого  стука и шума на улице. Она ждала Алексея и страшилась его прихода. Все происшедшее вчера казалось ей не реальным. Ночью образ  Алексея  не покидал ее, вспоминала его глаза, голос, сильные плечи руки. Шура поняла, что полюбила его. Это нахлынувшее чувство было столь непохожим на то чувство к другому, покинувшему ее в беде. Шура удивилась глубокой  грусти и нежности, родившихся в ее сердце, созревала     обреченность своей только что родившейся любви.
     Она смотрела на стрелки часов- вот прошло утро, настал обед. « Нет, нет. Все,- подумала Шура,- все так, как надо, иначе быть не может.» Но  вот  неожиданно под самыми окнами подъехал мотоцикл с коляской и Шура чувствовала, как сжимается, холодеет, и падает сердце, узнала в мотоциклисте , одетого в хорошую  кожаную куртку Алешу. Она сжалась у себя на кровати, чувствуя, как  вспыхнули и стали жаркими щеки  и уши. Алексей зашел в ее комнату.
      « Собирайся, Шура». Шура сидела в оцепенении, не в силах произнести ни слова, ни пошевелить руками. «  Нет, Алексей. Яне могу.  Не надо. Не поеду»- говорила быстрым срывающимся голосом, в котором звучали слезы. Но моряк  определенно был решительным и сильным человеком. Шура смотрела, ничего не соображая, словно все это делалось во сне, с кем- то другим, как на экране в кинотеатре. Алексей стал вытаскивать из-под кровати  ее чемодан, собирать книги со стола и окна. Вот он отнес вещи и уложил их в коляску, вернулся и стал снимать  с вешалки Шурино пальто. «Алексей, подожди!"- почти крикнула Шура».  Он остановился, ожидая , что она скажет. « Я не могу, Алеша! Не надо, мне нужно сказать. Я жду ребенка.» Шура закрыла лицо руками. Когда она нашла силы открыть глаза. Увидела, что Алексей  внимательно и долго глядит на нее, и , видимо о чем- то думает . внезапно он как бы очнулся, и подошел к ней . он взял ее на руки и понес на улицу.
     Шура прижалась горячей щекой и губами к его синей форменке , ощущая частые толчки его сердца. Алексей жил в нескольких километрах от центральной усадьбы совхоза. Дорога к его деревне  шла лесом по берегу реки. Когда мотоцикл стал въезжать в деревню, Шура увидела массу народа , было воскресенье, еще какой- то праздник и люди шумели и веселились. Большая толпа шла по улице.
    В середине играл на гармони баянист  и несколько женщин отплясывали впереди него.
     Шуре стало страшно, что сейчас вся эта толпа увидит ее, множество глаз ощупают ее, пойдут пересуды. Она тронула за рукав Алексея. Он, взглянул на ее  напряженное  лицо, сразу понял, в чем дело и повернул мотоцикл в поле, к реке.
     Мотоцикл долго катился по неровной дорожке среди деревьев и кустарников, и , наконец, Алексей остановил его возле глубокой заводи. Кругом было тихо и безмолвно. Синее небо с беленькими маленькими облаками отражалось в речной воде, почти на самой середине качались крупные листья и фарфоровые чашечки лилий.
     Алексей помог Шуре сойти, усадил ее на расстеленную кожаную куртку. « Хорошо здесь. Мое самое место.» Потом он отошел  от Шуры, разделся и нырнул в темную глубь  воды. Голова его долго не появлялась, потом показалась над водой  среди цветов лилий. Он прекрасно плавал и Шура любовалась его красивым телом и ловкими движениями.
      Нарвав лилий, он вернулся к ней, капли воды стекали с его  плеч  и рук, мокрые рыжие волосы слиплись на лбу, голубые глаза глядели на Шуру так, что она чувствовала, как опять начинают гореть ее щеки. Алексей положил лилии ей на колени и сел рядом.  От тела его тянуло свежестью и прохладой.  Он протянул руку и снял с головы Шуры косынку, затем вынул приколки из тяжелого узла волос, и длинная шелковистая коса упала Шуре на спину. Шура склонила голову, чувствуя, как Алексей гладит косу, как в то давнее летнее время, а пальцы его руки опять задрожали.
    Уже вечерело , когда Алексей привез Шуру к своему дому. Вышла на крылечко мать его,  простая деревенская женщина. « Вот , мама, привез жену, - и добавил: вдовушку». Ничего не сказала старая женщина и только незаметно утерла концом белого платочка глаза, когда Алексей понес на руках Шуру в дом.
     Через некоторое время семья из трех человек сидела за столом у шумящего самовара и Шура почувствовала, что она дома, ощутив на сердце покой и тихую радость. «В этой семье мне не давали чувствовать свой недуг. Свекровь парила, грела и растирала ноги, поила травами. Не знаю, что, или доброта Алексея и мамы , или лечение  и время, но дела мои пошли на поправку, потихоньку стала передвигаться по комнате без костылей, опираясь на крепкую, принесенную мне Алексеем палку.
     Крепкие руки мужа поддерживали меня, когда я делала свои первые шаги. Но я была еще очень слабой, когда родилась Леночка. Дочку вынянчили Алексей и мама. Я потихоньку, но верно возвращалась к жизни. Наконец  пришел радостный и светлый день, когда я смогла вернуться  на работу на ферму. Алексей вернул мне радость, веру в людей».
     Шура закончила рассказ. Я смотрела на  ее посветлевшее лицо с выражением тихой радости, задумчивую, и подумала, что в жизни  своей человека подстерегают несчастья и печали;  человек по существу так уязвим для несчастий и превратностей судьбы. Но есть сила сильнее всего этого- большое благородное сердце и крепкие добрые руки друга, способные вернуть счастье и даже здоровье настрадавшемуся человеку. Солнце уже садилось, заканчивался короткий зимний день. Незабудка медленно вывозила нас в гору. Поднявшись на нее, мы сразу увидели ферму третьего отделения. У открытой двери, на фоне белой побелки, стояли  коровы. На ферме заканчивалась вечерняя дойка.  Доярки, сняв халаты, спешили домой. На улице сгущались сумерки, на небе загорелись первые звезды. Скотник Егорыч зажег свет в коровнике, кроме его и меня, зоотехника,  на ферме осталась еще и Петровна. Егорыч держал за рога корову, а Петровна называла ласково: « Милочка, голубушка». Ловко перевязывала  больную ногу. Я смотрела на склоненную голову Петровны, повязанную туго платочком в горох, на ее озабоченное неяркое будничное лицо. « Петровна сказала, Петровна велела. Петровна советовала». Много раз за день я слышала подобные фразы   и наблюдала, как уверенно
держалась эта молодая женщина в коллективе животноводов.



НА НОВОМ МЕСТЕ

        Ранней весной, в самый отдаленный и считавшийся в районе одним из отстающих , колхоз « Вперед» назначили нового председателя. Это был агроном по профессии Огарев Иван Александрович. Он, его жена Ирина  Дмитриевна  и дочка Катя выехали на новое место жительства в начале марта.  Машина долго тряслась по плохим  проселочным дорогам, миновала леса с синими елями, то ныряла в ложбину, то , надрываясь, поднималась в гору.
     Сыпал сырой мартовский снег. В дали показалось большое село. Несколько его длинных улиц разбежались по склонам живописных оврагов по высокому берегу реки и убегали к лесу. « Вот здесь мы и будем жить теперь»,- сказал Иван Александрович жене и дочке, которые , казалось, покорно встретили это изменение в своей судьбе. Семья поселилась в небольшом деревянном домике. Из-за того,  что колхоз был отстающим, работы для  председателя было так много, что ни выходных, ни праздников в его жизни не стало, и появлялся он дома на короткие ночные часы , а утром чуть свет уезжал снова. Приближалась посевная, и  вся работа и жизнь походили чем-то на штурм.
      Ирина Даниловна и Катя обживались на новом месте. Катя заканчивала шестой класс, а ее мама учила других ребятишек в последней школьной четверти. Катюша облюбовала крутую горку и каталась с нее вечерами. Ирина Дмитриевна  наводила уют и приводила в порядок новое жилье. Через несколько дней Катя писала подруге : «Здесь чудесная природа и мама говорит, что никогда не видела столь прекрасного пейзажа из окна. Мы живем на высоком берегу  реки. Река сейчас подо льдом и снегом, а летом , говорят, красивая и широкая. Школа у нас маленькая , деревянная. Но папа говорит, что колхоз скоро будет строить новую школу. Папа все время на работе и дел у него непочатый край».
     А за окном каждый день происходили разительные перемены, то выпадал обильный густой снег, то моросил всю ночь дождь и смывал снег. В один из снегопадных дней Катя утром с трудом открыла входную дверь  и очутилась прямо в сугробе на крыльце. « В школу то мы опоздаем»,- забеспокоилась Ирина Даниловна. Но на выручку пришел соседский мальчик Вася с большой деревянной лопатой.  Он прогреб тропинку и помог соседям убрать снег с крыльца, а затем повел их по заснеженной улице.
      Мокрый снег сыпал и сыпал, и ничего не было видно в метре. Когда они втроем добрались до школы, то были похожи на трех снеговиков. К школьному крыльцу подходили такие же снеговики и все с шумом отряхивались дежурные с двумя вениками  обметали снег с пальтишек и шубок ребятишек.  На четвертом уроке в окна школы  заглянуло ослепительное солнце.
     Все подняли головы, посмотрели на голубое небо и заулыбались.
      И теперь каждый день на улице происходили разительные перемены и никогда раньше Катя еще  не наблюдала столь стремительный и прекрасный ход весны, как в этом селе. В первых числах апреля снег сошел с полей. В колхозе начался горячий период- готовились к посевной. Папа совсем не приходил днем домой, и мама беспокоилась о нем беспрестанно. И только ночью сквозь сон Катя слышала шум мотора, стук двери, а затем тихий разговор отца с матерью на кухне.
      Иногда сонная, босиком, Катя приходила  к родителям и обнимала их обоих- одной рукой- маму,  другой- папу. Теперь они очень редко бывали вместе. Катюша знала, как мама беспокоится и  переживает за папу. « Знаешь, Катя, - говорила Ирина Даниловна,- где – то верные женщины ждут своих капитанов, моряков, шоферов. А мы с тобой  будем ждать нашего папу- председателя». А весна расцветала и буйствовала во всю. Раскрепостилась ото льда и вышла из берегов река, зазеленели березы, , сбегавшие по склонам. Тихой майской ночью распустилась черемуха, и поплыл над селом терпкий, горьковатый и чудный ее аромат. Мама позвала Катю погулять, и они, пройдя километра полтора- два , обнаружили целый черемуховый лес.
     Душистые ветки огромных раскидистых деревьев спускались до земли, и в их белоснежных  соцветиях гудели пчелы. « Мамочка,- сказала Катя,- ведь здесь, кажется, была деревня. Смотри: старая изгородь , кусты смородины, скворешни на дереве.».  « Да, здесь жили  люди, - подтвердила Ирина Даниловна,- и теперь ее будут отстраивать, люди вернутся. Так сказал папа». Однажды сюда пришла вся семья.» Здесь живет один человек ,- сказал Иван Александрович, - памятник бы поставить ему за верность». « Федор Максимович! – крикнул Иван Александрович,». Последовал скрип двери домишка с покосившимся ветхим крыльцом и из дома вышел высокий худой старик. Голубые выгоревшие глаза его засветились радостью и приветом. Он протянул председателю руку и тот крепко пожал.   Сухую ладошку старика. Иван Александрович передал ему сумку с продуктами.» Бери, Максимыч, , - отоварил я твои талоны». Старик радовался им, благодарно прикладывал сухую  ладонь к сердцу.  Дома, в палисаднике они посадили мальвы. Когда-то в далеком детстве жила она в таком же деревянном домике и помнила мальвы под окном. Потом родители увезли ее в город, и , кажется, детство кончилось. Теперь Ирине Даниловне казалось, что она снова вернулась  в то далекое время- снова в сельскую местность и чувствовала, что вернулась навсегда.
      Вечерами на соседней улице пел и переливался баян. Играл ветеран-фронтовик Михаил Федорович Глухов. Чаще всего исполнял он чудесные песни своей фронтовой молодости. Мелодичные и душевные, полные глубокой человеческой грусти, они заставляли думать, переживать, вспоминать. Катя подпевала ему, сидя вечерами на крыльце.
     На нижней улице села вторил другой гармонист- частушки и переливы- там жил оптимист и весельчак – Лев Николаевич Васин.
      « Чудно,- говорила мама,- я и мои сверстники росли под такую музыку, песни- и, Катюша, мы росли добрыми детьми. Без добрых наших песен не вырастут хорошие душой люди, слушай, дочка». И Катюша слушала.  Шли дни. Расцветились луга полевыми цветами . Начался июнь, колхоз отсеялся. Отец как-то приехал пораньше домой, поужинал и уехал по делам.  «Утомился наш папка,- сказала Ирина Даниловна, посмотрев на его усталое лицо». А наутро объявила дочери: « Сегодня мы устроим праздник». « Ой,- обрадовалась Катя,- как , мамочка?». Мамины глаза молодо заблестели.  Она повязала голову косынкой, велела Кате нагреть воды, и они принялись за уборку.
        Вымыли пол, постелили половики, мама покрыла стол цветной льняной скатертью и послала Катю за букетом полевых цветов.. а потом они начали печь пирог.  Катя на крыльце поджидала отца.  Вскоре подъехала его машина, и он вышел из нее запыленный, без кепки. Умылся, вошел  в дом. « В честь чего у нас так хорошо и празднично?»- спросил Иван Александрович. « Мы ждали тебя»- сказала Ирина Даниловна, и , подойдя к нему, погладила его по седеющим волосам. А он прижимался к ее тонким пальцам. Катюша сидела и смотрела на них и впервые , совсем по- взрослому  подумала, что запомнит на всю свою жизнь и этот тихий летний вечер и добрые светлые лица своих родителей.
     На улице пела гармонь. Она  то заходилась глубокой грустью человеческой души, то рассыпалась всеми серебряными переливами. У Ивана Александровича иногда навертывались слезы на глазах.
Он   вспоминал и мать и отца и многое другое, уже пережитое в жизни.

ЛЕНЬКИНА ЖИТУХА

По улице к новому многоэтажному дому шел парнишка. Был он ничем не примечателен. Он был еще не складен, долговяз, и худ. Он шел, наклонив голову и только изредка поднимал опущенные глаза на встречающихся людей, и, казалось, не замечал никого, взгляд его был отсутствующим.
     Он не замечал ни светлого тихого майского вечера, ни буйной зелени кустарников в сквере. Это был Ленька Петров, в жизни которого совсем недавно в апреле, случилось страшное горе. Он потерял маму. Сейчас Ленька возвращался с дневной смены домой, в этот многоликий многоэтажный дом, где на 4 этаже была его однокомнатная квартира. Ленька поднял глаза и нашел свое окно. Оно было занавешено и не светилось как прежде. И Ленька ощутил режущую боль в сердце.
  Обычно мама, поджидая его, стояла у окна, и когда уходил он из дома, она смотрела ему вслед, а Ленька запечатлел ее образ, свою ждущую и любящую мать. Горе было неожиданным и ошеломляющим. Ленька вспоминал , что мама недомогала с полгода, а он, занятый своими делами , не обращал внимания на ее болезнь и теперь его мучило чувство сыновней вины  и было бесконечно жаль ее. Мама умерла в апреле. Сослуживцы ее по работе помогли Леньке сделать все, что надо. И Ленька, вернувшись с кладбища, в опустевшую квартиру, оглушенный горем, ходил, плохо осознавая, что творится вокруг. Он утром уходил на работу отрабатывать смену, возвращался в пустующую квартиру.
    Ночью он часто просыпался, и  включал освещение, вставал и долго бродил по комнате. Взгляд его падал то на мамин ситцевый халат, то на вышитую ее руками скатерть. Каждая вещь кричала, родила жалобы. Порой Леньке  становилось страшно. С каждым новым днем он осознавал тяжесть потери. Мама воспитала его одна, были они двое, жили маленькой семьей. Ленька помнил, как маме приходилось много работать, чтобы растить его. Она никогда не жаловалась.
  Он вспомнил первые дни, когда он закончил ГПТУ и принес свою первую зарплату, и мама так обрадовалась его самостоятельности, и ее теплые ладони ; она гладила его волосы, прижав его голову к своей груди. Леньке было так тяжело, что он закрывал квартиру, уезжал на последнем трамвае до вокзала. И там, сидя на скамейке, отвлекался от долгого одиночества.
  Он наблюдал сутолоку людей и удивлялся от мысли, что среди множества людей можно быть одиноким и никому не нужным. Эта мысль давила на его сознание и он, тупея от нелепой боли, утром, с первым трамваем ехал прямо на работу, удивляя всех в проходной своим ранним появлением. В этом же городе жил Ленькин отец. Ушел он из их семьи давно, еще когда Ленька был еще маленьким.
   Ленька нашел его адрес и утром в воскресенье поехал к нему на другой конец города. Им завладело  желание, стремление к участию, любви, пониманию , встрече общению с родным человеком. Только Ленька еще не знал, что в человеческой жизни родные по крови люди могли быть совсем чужими.  В этот день он постиг и эту истину, понял, что с потерей мамы ушел из жизни единственный человек, который любил его и нуждался в нем. Когда Ленька дошел до дома, и поднялся на лестничную площадку, он долго не решался позвонить. Потом долго не отрывал палец от кнопки. Открыла дверь женщина- жена отца, и на лице ее было выражение недоумения и раздражение. « Отец дома»?- спросил Ленька . она молча впустила его в квартиру, и он, сняв в прихожей обувь, прошел в комнату. отец сидел у окна на стуле и лицо его не выражало ни удивления, ни беспокойства. Он даже не поднялся навстречу Леньке и только моча разглядывал его. Разговор их был непродолжительным. Но , когда несколько раз проходила жена с дочерью, на лице их Ленька увидел плохо скрываемое раздражение. Отец, казалось, боялся их. Приглашения к чаю Ленька не встретил, и понял, то надо уходить.
  «Звони, если что» неопределенно сказал отец. А жена его со стуком закрыла за ним дверь и повернула ключ в двери. А Ленька подумал, что много может сказать стук закрываемой  двери. Выйдя на улицу, он оглянулся на окна квартиры, и , понял, что никогда больше не придет сюда. Потом Ленька долго ехал по городу на трамвае, доехал до кладбища и долго стоял у свежего бугорка, там никого в этот час не было. И Ленька не сдерживая себя, плакал. Вернулся домой он поздно. Когда открыл дверь своей квартиры, из соседней квартиры высунулась голова заспанной женщины, оглядела его зелеными глазами молча закрыла дверь.
  Ленька подумал, что в этом переполненном людьми доме до него нет никому дела. На следующий день перед обеденным перерывом его вызвали к начальнику цеха. Недоумевая, зачем он понадобился, Ленька пошел на вызов. Начальник цеха Сидоренко предложил ему поехать на лето в подшефный колхоз. Ленька согласился. Его сборы были недолги, на утро следующего дня зашел на почту, заплатил за свою квартиру вперед.
  Заводской автобус увозил рабочих в колхоз. Здесь в основном была молодежь. Все они галдели, громко кричали, пели и веселились. Ленька молча сидел на заднем сиденьи. Петь он не мог, и смотрел из окна автобуса. Промелькнули окрестности города, дорога привела к лесу. Ленька смотрел на мелькающий лес, на зеленые поля, мысленно представляя себе, какая же будет та деревня, куда их везут.
    Работа в деревне, где встретили их приветливо, отзывчивые ребята мало- помалу отвлекали Леньку от печальных мыслей и он стал медленно выздоравливать.



                ЕЛОЧКА
 ( новогодний рассказ)

      Алеша Иванов, по прозвищу Колобок. Парень семнадцати лет  шел по заснеженной улице села. Был последний день декабря и казалось. что в воздухе висело и звенело ожиданием чего- то необычного и сказочного. Люди готовились к встрече Нового Года.
   Топились печи, и под многими крышами морозный воздух поджимали упругие столбы синеватого дыма. Пощипывало щеки и нос, искрился снег на сугробах.
    Свое прозвище Алеша получил в детстве, когда он был плотным, крепким , румяным и курносым. Сейчас Алеша вытянулся, возмужал, минувшей весной закончил школу. И стал не похож на того кругленького пацана, что был в своем недавнем детстве , но прозвище осталось, как обычно это бывает в селах и деревнях, где человека знают с детства, где каждый человек на глазах у всех всю свою жизнь.
    Алеша шел по улице, больше всего на свете желая встретить Катю Петрову. Она должна была в это время идти домой с фермы по тропинке, то вела от ферм к центральной улице. Вот на показалась на дороге и глаза Алеши увидели знакомый яркий полушалок Катюши. Она, видимо. Торопилась, обгоняя всех , и вскоре вошла в переулок.
    « Здравствуй. Катенька! С Новым Годом!" Она подняла на него свои  голубые глаза и были  они совсем нерадостные, и показалось Колобку, что девушка вот- вот готова заплакать. « Что с тобой?» « Маме хуже стало. В больницу поеду к ней- дрогнувшим голосом сказала Катя. Губы ее дрогнули и по щекам побежали слезы. она была одноклассница Колобка. Алеша знал, что мечтала Катя об учебе а педучилище. Но заболела мама, и Катя пошла на ферму, ухаживала за группой коров, закрепленных за мамой. Дома у Катеньки подрастают два братишки- близнецы и весь дом , все заботы по дому и о детях легли на ее плечи.
    Алеша стал работать после окончания школы на тракторе. Этой зимой, когда утром шел на работу, то на глубоком снегу уже были первые следы. Это Катя рано утром уходила на ферму. И сейчас он стоял у дороги, глядя, как удалялась от него ссутулившаяся фигура. Колобок вернулся домой. Он некоторое время сидел на лавке, глубоко задумавшись. мать спросила его о чем-то. Он не ответил. « Лешка, ты что, оглох!" « Да нет, мама.» « Куда собрался?» « Дело есть»- ответил он и вышел.
      Колобок направился в сельмаг, и хорошо, что успел, еще немного и магазин бы закрыли. « Чего тебе, Колобок?»-спросила , торопя его продавщица Лида. Алеша подошел к прилавку и посмотрел на полку, где лежали елочные игрушки и попросил показать их. Лида дала ему коробку и Колобок отложил несколько стеклянных шариков, десяток других разноцветных игрушек, несколько пакетиков «дождя», гирлянду разноцветных лампочек.
     Из магазина Алеша пошел опять домой, взял лыжи и снова вышел на улицу. Погода стала меняться. Откуда- то подул ветер и комочки снега понеслись вдоль дороги. Небо перестало сереть и уже смеркалось. Нужно было поторапливаться. Алешу окликнул Митя Егоров- друг Колобка: « Колобок, Колобок, я тебя съем! Куда же ты, на ночь глядя?»  « Дела, Митя, тороплюсь! « Ишь ты, деловой какой! В клуб не пойдешь?» - сказал Митя и проводил Алешу взглядом. За околицей Алеша встал на лыжи и быстро полетел через поле к синему лесу. Там, в начале оврага, где кончалось поле, Колобок помнил, что росли елочки. Елочки теснились, боролись за место и свет под солнцем. Алеша выбрал одну покрупнее, разгреб снег руками, и срубил невысокую пушистую , с терпким запахом хвои, елочку. А небо уже совсем потемнело, наступила новогодняя ночь.
     Алеша выбрался из оврага, и быстро покатился в село. Подходя к дому Кати, он увидел, как соседка уводила к себе двух Катиных братьев. На улице окна домов светились огнями и только этот домик стоял темным и невеселым. Алеша поставил елочку у ворот, сходил домой за лопатой и долго отгребал  и расчищал снег, делая тропинку к Катиному дому.
    Во дворе Катиного двора сделал из снега сугроб и поставил в него лесную пушистую красавицу. От вставленной елочки потянулись запахи хвои детства. Колобок надел на колючие веточки блеск и игрушки.потом вышел со двора и закрыл калитку.
    В селе встречали Новый Год. Слышались звуки гармони, кто-то пел, смеялся. И из окон школы лился яркий свет. Возвращаясь из больницы. Катя вспомнила прошлогоднюю встречу Нового Года в школе, елку в актовом зале, шумиху и веселье, вздохнула глубоко: « Как недавно это было и как давно. Как может меняться жизнь».  Катя подошла к дому. Сейчас она затопит печь, и одна встретит Новый Год. Она взглянула на часы. Было около одиннадцати. Катя заметила, что снег у дома убран, дорожки вычищены. Это ее, конечно. Удивило. Она подошла к двери, включила лампочку, чтобы найти в сумочке ключ от дома, и тогда напротив крыльца Катя увидела сверкающую огоньками елочку. Катя вздрогнула от неожиданности, подошла к елочке, прижала к ее колючим веточкам пальцы, потрогала сверкающие игрушки и еще не догадалась, откуда это чудо. Затем прочитала на снегу выведенные крупными буквами слова: « С Новым Годом, Катя!" а под ними подпись: « Колобок».
Декабрь 1993 г.





ВСТРЕЧА


      Иван Андреевич Петухов, хирург травматологического  отделения областной больницы, вышел на балкон отдышаться и передохнуть после тяжелой операции. Здание отделения было старинным  и балкон был просторным с перилами, выступающий полукругом в сад.
      Здесь была тишина и прохлада. Иван Андреевич сел в кресло и стал смотреть на густые кроны  деревьев парка, на горизонт, где над  кромкой темнеющего вдали леса медленно садилось солнце.
     Накануне прошли обильные дожди и летний вечер был прохладным, но не холодным. Иван Андреевич был доволен тем, что хорошо выполнил свой  врачебный долг и ожиданием, что скоро поедет домой. Вот только немного передохнет.
       Небо было темно-синим  и по небу, медленно поднимаясь от горизонта, плыли розовые облака. Созерцая эту красоту, он еще раз подумал о смысле жизни. Раньше он жил, мало обращая внимания на то, что творится вокруг него.
     Люди всецело поглощали его внимание , а теперь он часто всматривался в природу, понимая ее гармонию, и она открывалась  ему  и вместе с этим приходило осмысление бытия земного. Иван Андреевич полюбил часто смотреть на небо и облака, наблюдая закаты и рассветы.
     И даже открыл в себе способность предсказывать  погоду, чем очень удивлял домочадцев. Год назад Иван Андреевич чуть не погиб. Его по дороге сильно избили до потери сознания. Очнулся он в придорожной траве и первое, что он увидел и осознал, было небо и плывущие над ним облака. Он глядел в голубую чистоту неба и осознал, что жив. Потом его подобрали, и он долго лечился. К нему приходил сотрудник милиции и прашивал, как и что случилось. Но до сих пор не нашла милиция тех, кто избил его до полусмерти. Иван Андреевич вспомнил, что возвращаясь в то летний день пешком с работы, шел через парк. На скамейках сидели люди. Внизу, по дорожке шел знакомый ветеран с палочкой и хозяйственной сумкой в руке.
    Вдруг из-за кустов вышла группа подростков, которые окружили старика. « Дай, дед. Закурить»-услышал Иван Андреевич и увидел, как быстро опустели скамейки и куда-то исчезли, как испарились, все прохожие. Старик просил оставить его в покое, но один их хулиганов выхватил у него хозяйственную сумку , сорвал пиджак и стал шарить по карманам.
Иван Андреевич подбежал к подросткам , растолкал их. Они отпустили старика и набросились  на Ивана Андреевича. Ни убежать, ни отбиться он не сумел. Из кустов выбежали еще несколько человек и начали избивать  Ивана Андреевича. Он почувствовал острую боль в животе, его сбили с ног и пинали с глупой  жестокостью.
  Иван Андреевич потерял сознание. Через некоторое время оно возвратилось к нему и он, открыл глаза, увидел вокруг себя сверху пятна  близко расположенных лиц мертвецов. Одно из них, безбровое, с пятнами лишайных пятен, опустилось над ним и раскрыло глаза с черными зрачками. Он с тупой злобной усмешкой смотрел на Ивана Андреевича.
     Огромный кулак опустился, еще один удар. Иван Андреевич провалился в черную бездну. Когда он очнулся, никого не было. Он не мог ни пошевелиться, ни поднять голову. Над ним склонили головки какие-то полевые цветки и плыли, плыли облака по бездонному небу и Ивану Андреевичу казалось, что его качало и крутило в  этом прозрачном воздухе.
      Ему пришлось более месяца лежать в больнице. Бандиты не пощадили даже его руки хирурга, перебив кости на нескольких пальцах. Иван Андреевич потом долго разрабатывал руку, добиваясь, чтобы  вернулась прежняя ловкая координация движений.  Все это вспомнил Иван Андреевич, сидя на балконе и стараясь успокоиться, отогнать от себя тревожные мысли, переключиться на хорошее.
Он уже собирался встать и уйти с балкона, как прибежала медсестра Женя  и позвала в операционную. « Иван Андреевич, срочно, срочно. Тяжелого привезли.».
       На операционном столе лежал больной с закрытыми глазами, которому ввели обезболивающее лекарство. Вокруг него уже хлопотали врачи, сестры. Черты лица больного показались знакомыми Ивану Андреевичу.  Где- то видел он это лицо. Но вот больной очнулся, и открыл глаза, и Иван Андреевич сразу узнал эти глаза с бледно голубыми  радужными оболочками. Он узнал его безбровое лицо. Это был тот, кто истязал Ивана Андреевича год назад. Страх промелькнул в глазах бандита. « Боже мой! – превозмогая себя, охнул горько Иван Андреевич,- судьба преподнесла мне еще одно испытание». Они снова, как год назад, глядели друг другу в глаза, зрачок в зрачок. Только теперь этот лежал, а Иван Андреевич был над ним. Этого Иван Андреевич должен лечить. У него подступила тошнота и он с трудом перевел дух и сказал: « Начали! Наркоз!". Оперируя, Иван Андреевич на миг подумал, что , вот он спасает этого бандита- мерзавца. И вот тот, выздоровев и уйдя из больницы кого-то обидит, будет беспощадно бить, насиловать. А руки врача точно и виртуозно делали свою исцеляющую работу , сшивали сосуды, удаляли разможженые ткани, останавливали кровотечение.
      Операция продолжалась около 4 часов, закончилась почти за полночь. Выходя из операционной, Иван  Андреевич  почувствовал головокружение и тошноту. Женя принесла ему сердечное и проводила в кабинет, где была постель на старом, обитом кожей, диване. Иван Андреевич лег под прохладную простыню и быстро забылся, он утомился до предела. Прошли дни. Недели.
    Новые заботы, новые трудности, операции заслонили собой то тягостное впечатление от этой встречи. Иван Андреевич по лечебной карте знал теперь об этом рыжем многое.
      Встречаясь с ним в больничном коридоре, он заметил, что пациент избегает его, при встрече старается ускользнуть то в боковую дверь, то в туалет и всегда отводил глаза. А Иван Андреевич наблюдал за ним, как он уже ходил на костылях, думал о сущности этого субъекта.
       Почему- то вспомнил свои послевоенные юношеские годы, которые прошли в ремесленном училище, где он обучался на токаря, скудное питание, первую зарплату, которую отдал матери, и ее счастливые глаза. В те годы они жили общими интересами , ходили в кино, пели совсем другие песни  и трудились, и не было ни драк, , ни матерщины, ни пустого времяпровождения . они были дети трудового поколения, не избалованные жизнью. Наверное. думал Иван Андреевич,  беззаконие и жестокость , которые начались еще в трудные годы, изломали  что- то в жизни, обществе,  и теперь поэтому  в 80 е годы такой вот беспорядок в стране.

ДВОЕ

     Ранним весенним  капризным солнечно- ветреным днем суждено было встретиться двоим. Она обычная женщина. Среди счастливых людей одиноко и грустно ходила она долгие годы. С виду такую неприметную ее выделяли мягкие, полные тоски и боли по не встретившемуся счастью глаза. Видимо, свет их привлек внимание молодого и сильного мужчины. Темные глаза его настороженно и пытливо всматривались в встреченную незнакомку.
   И она, увидев его горячий взгляд, вся внутренне напряглась и через миг уже бессознательно и страстно потянулась к нему всем сердцем. Им суждено было видеться несколько вечеров, пролетевших с такой невыразимой скоростью и умчавшимся навсегда в пучину времени и пространства. В те короткие мгновенья женщина впервые в жизни была счастлива. Это было громадное, до краев переполнявшее ее счастье, грозившее стать бурным потоком.
    И в то же время счастье было горькое, как степная полынь, потому что с самого рождения его женщина чувствовала его необратимую обреченность. « Лучше бы мне не встречать тебя!"- шептала она ему, гладя его прекрасное лицо своими трепетными руками.
    У мужчины была мятежная и горькая душа. В безбрежном мире есть люди, особо чутко настроенные  к тончайшим дуновениям окружающей жизни. Такая гроза, принесшая печаль, оставляет след на долгие годы. Боль затаилась в сердце мужчины колючим комком, и оно ожесточилось, потеряло веру и стало равнодушным и слепым.
   У женщины было мало времени, чтобы теплом и душевной щедростью своей отогреть его душу, слишком ненадолго он появился возле ее дома, не захотел понять ее и никогда не суждено ему было узнать о чистоте и  преданности ее сердца. И вот наступил вечер, когда она поняла, что он больше не придет. За окном холодные сумерки сгущались в темную ночь ураганно шумел ветер, принесший на землю дождь и бесприютность.
    Одна, в ставшей неуютной комнате женщина бессильно уронила голову на руки и со стоном произнесла в пустое и звенящее тишиной пространство: « Я встретила тебя, моя половинка, но как изорваны твои края, какие на них рубцы и кровоточащие раны и как невозможно к тебе присоединиться!"


ИВАН ДА МАРЬЯ

      За окном ночь. Колючие снежинки скребутся в стекла, завывает мартовский ветер. Не спится бабушке Анне. Которую ночь одолевают думы, ноет сердце. Утром постучалась она к соседке Марьюшке  и высказала ей свою тревогу. « Поеду –ко я к Ивану, Маша. Посмотри за домишком». Марьюшка попробовала уговорить ее, но старушка обралась и пошла на станцию. Она шла по дороге, и сильный ветер развевал полы ее пальто, казалось, что вот- вот унесет ее в поле.
     Марьюшка долго смотрела ей вслед. Анна Федоровна приехала в город ночью. Нашла свободное местечко на вокзальном диване и прокоротала время до утра, до первого трамвая. Потом долго ехала по бесконечным улицам города, добираясь до места. С трудом поднялась на 5 этаж дома, где жил Иван, и нажала на кнопку звонка. Никто не открывал. Позвонила еще и еще. Было тихо. Старушка почувствовала сильную слабость и ,  подвинув от двери к ступеньке лестницы пестрый коврик, села на него, прислонившись к лестничной решетке.
   Дом еще спал. Анна Федоровна постеснялась побеспокоить соседей.» Вот, -думала она,- кругом народу полно, а я как в лесу дремучем, совсем одинешенька!" на миг забылась в дремоте и вздрогнула- соседи отпирали Двери. Вышла женщина. « Где Иван Михайлович?» -спросила старушка. « В больнице он». Иван лежал в больничной палате. Кровать стояла напротив окна, и он, просыпаясь, видел серое небо и ажурное переплетение голых веток какого- то дерева.
    На днях ему сделали операцию . Он помнил,  как увозили его а каталке, и белый потолок длинного коридора плыл над его головой. Потом был провал и ощущение пронзительной боли сквозь дурманящий наркозный сон. И конец операции, когда врач наклонилась над ним и попросила открыть глаза. Веки были как свинцовые. Он на миг приоткрыл глаза, увидал склонившееся чернобровое лицо докторши и опять впал в забытье.
     Ему все время вводили какие- то лекарства , и он спал, спал. Эта одуряющая дрема гасила его сознание, притупляла боль и тревогу. Иван понимал, что с ним что-то случилось. Однажды он почувствовал, что кто-то сидит рядом с ним. Иван открыл глаза и увидел мать. « Ты приехала , мама! Как ты узнала? Я ведь не писал». « Вот он , телеграф, Ваня». Мать показала на сердце. Иван освободил руки из- под простыни, и положил их ей на ладони. Они оба замолчали, рассматривая эти руки, -он не узнавал их. Мать поражалась их необычной худобе.
      Домой Анна Федоровна с сыном вернулись через месяц, в самом конце апреля. Уже сошел снег с полей, вдоль дороги пробивалась нежная трава и на ней островками желтели головки мать-мачехи .

      Иван смотрел на раскинувшийся перед его глазами пейзаж- цепочку домов деревенской улицы, лес за ней, широкое поле озимых и на его бледном лице появился легкий румянец. « Поживешь, Ваня, в деревне и поправишься»-сказала , глядя на него мать. Марьюшка увидела их и выбежала встречать. « Заждалась я вас. Здравствуйте!" У старушки на глазах навернулись слезы. А Иван одарил ее взором своих синих глаз, и Марьюшка, как завороженная. Смотрела на него.
     Он был очень худ,  с седыми волосами и , казалось, совсем другим. Только глаза его умные, чистые, глубокие остались прежними. Через полчаса Марьюшка ушла на работу в соседнее село, где в участковой больнице служила медсестрой. Взволнованная встречей, она шла по дороге, вспоминая детство и юность. По этой дороге бегала когда-то гурьба ребятишек. Иван был самым старшим.
   Марьюшка не помнила тот день и час, когда детское преклонение перед этим добрым и честным синеглазым пареньком переросло у нее в душе в первую девчоночью любовь. может быть со временем Иван открыл бы в Марьюшке что-то свое неповторимое, да появилась в их деревне Раиса,  внучка Ивановны, что жила на самом конце улицы. Ее родители  из города привезли. Яркой бабочкой замелькала она среди деревенских простых девчонок. В пышных волосах топорщился большой бант и платья –то были особенные- все с оборочками.
     Марьюшка сразу заметила, как изменился Иван. И еще вспомнила она день- зимний, морозный. Иван уже учился в институте, о они с Раиской заканчивали десятилетку. Отпустили их на каникулы, и они пошли на лыжах домой, хотя уже смеркалось, и зимнее солнце готово было вот- вот скатиться за линию горизонта. Чтобы сократить путь, пошли прямиком через поле. Скатываясь с пригорка,  Марьюшка сломала лыжу. «Иди одна, Раиса, скажи отцу, чтобы встречать пошел.
      Подружка уехала. Марьюшка шла по лыжне за ней,  проваливаясь в снег. Стемнело. Загорелись звезды на небе. Мороз крепчал. А Раиса тем временем добежала до дома, зашла в натопленную избу, и разомлела от тепла. Она никак не могла оторваться от стула и найти в себе силы встать, выйти на улицу в клящий мороз и пойти на другой конец деревни.
     Неизвестно, чем бы это кончилось, но отец Марюшки сам пришел к Ивановым. « Где Маша, Раиса?» - спросил он. Раиса рассказала. Отец плюнул от досады и пошел встречать дочь. В школе Раиса вела себя как ни в чем не бывало. Глядя на ее затылок с огромным бантом, Марьюшка думала, что у каждого человека есть дно, да только не всегда показывается оно. Случай нужен. Вот и Раиска выказалась.и никто, кроме ее не знает, что она за человек…
    И еще Марьюшка вспомнила одну черемуховую ветку. Вся их деревушка была в белой кипени пахучих цветов. Деревья разнарядились, как невесты в свадебный день. Иван приехал жениться на Раиске. Принаряженный, шел он по тропинке на другой конец деревни. Марьюшка встрепанным воробушком вылетела ему навстречу. « Ваня, -крикнула она, - не женись на Раиске, предаст тебя она». Иван посмотрел в ее побледневшее лицо, промолчал и обошел ее. Марьюшка упала в траву и горько заплакала. А жизнь шла. Приезжал в летние отпуска Иван со своей роскошной женой. Косили сено, загорали, купались в реке. Случалось, Иван натыкался на глаза Марьюшки, задумывался на миг, да и забывал об этом.
     Он даже не спросил у матери, куда исчезла соседская девушка, когда перестал встречать ее, приезжая домой. Марьюшка уехала в Казахстан. Казалось ей, что в новых краях за сотни верст от дома, забудет она свою душевную муку. Когда поезд помчал ее по бескрайним степным просторам, подумала она, что все осталось там далеко. Глупая, только потом она поняла, что от любви не скроешься, и что уж она прилипла к человеку , так и проходит с этим чувством всю свою жизнь.
     В целинном совхозе устроилась заведовать фельдшерским пунктом и сразу же окунулась в работу. Приветливые казахи полюбили ее, ласково звали «кызымкой». Народ в совхозе жил разный- и по национальности  и приехали из разных мест. Сватали многие молодую медичку. Марьюшка предложения отклоняла. Однажды зачастил на медпункт рослый красавец. « Если уж вы, Марья Павловна. И этого «орла» отвергните, то не знай, уж кого Вам и надо».
   «Орел зачастил в их поселок и осенью Мария, поддавшись советам и устав от одиночества, ( за тридцать уже перевалило) согласилась пойти за него. Только недолго прожила она в замужестве. Дождавшись вечером «орла» , что пришел «под хмельком», сказала ему: «Все». « Ну и крута ты, Марья» вздохнул он но утром побросал в чемодан свои вещи, попросил Марьюшку проводить ее до дороги.
    Марьюшка шла с ним по очень длинной совхозной дороге и чувствовала. Как сверлят ее спину любопытные взгляды селян, слышала шум открывающихся створок окон; люди выглядывали и  смотрели им вслед.  «Орел» посмотрел на нее безмолвным взглядом ипошел к автобусной остановке, поднимая дорожную пыль сапогами.
    Зимой у Марьюшки родился сынишка, и решила она вернуться в родительский дом. Но не долго радовались отец с матерью запоздалому внуку. Умерли один за другим и осталась Марьюшка вдвоем сном в осиротевшем родительском доме. Соседка Анна Федоровна тоже жила в одиночестве. Иван с женой стали совсем редко навещать ее. Совсем отвадила Раиса сына от матери.
         Марьюшка заботилась о старушке, как могла, а та помогала смотреть за мальчиком. И вот теперь приехал больной Иван. У Марьюшки все всколыхнулось в сердце. Теперь  приходила она в соседский дом ставить уколы Ивану.
      Она видела, как в глазах Анны Федоровны зажигались искорки надежды и как светился взгляд Ивана при виде ее. Иногда Иван по просьбе сына Марьюшки приходил к ней в дом и играл с мальчиком в шахматы. Андрюшка быстро привязался к Ивану, льнул к нему. «Хороший у тебя сын, Маша», сказал он как-то. И Марьюшка, чувствуя такое же волнение, какое бывает у человека, собирающегося прыгнуть в реку, сказала Ивану чуть слышно: « Жаль, что не от тебя, Ваня!" Иван посмотрел на нее внимательно и долго, и Марьюшка чувствовала, какгорят ее щеки и колотится сердце. « Прости, Маша»,- тихо сказал Иван и вышел из комнаты, выйдя на улицу, он обошел изгородь сада и пошел к оврагу,  где спустился и стал подниматься по тропам на его крутой склон, туда, где одиноко росла старая развесистая береза.
     С этого высокого места далеко было видно все вокруг, вольно шумел ветер. Иван с детства любил это место и сейчас пришел к этой березе , как к старому другу. « Здравствуй, старушка!", - обратился он к ней, как к человеку, погладил шершавый ствол,  и сел, прислонившись к нему спиной. Закрыл глаза, почувствовал легкое головокружение, и задумался.
    Ах, если бы можно было исправить что-то в этой жизни. Но жизнь не школьное сочинение, пишется без черновиков. Ошибки не исправимы. Упущенного не воротишь. Уже два года, как уехала от него жена. Жила в соседнем городе, другого предпочла ему. Сын в Армии служил. Он расхворался, вся жизнь перевернулась. Вроде как не было в его жизни любви и счастья…Стало  быть, не настоящее все было , а мимо настоящего он, Иван, прошел, не распознав его.
      Иван каждый день стал приходить к старой березе. Отсюда  хорошо были видны и желтеющие поля , и дорога вдали, по которой проносились машины, и полосы леса, и строения соседнего села, куда ходила на работу Мария. Она, придя с работы, и управившись с делами, поднималась на пригорок к Ивану и садилась рядом с ним. Он встречал ее благодарным взглядом и она знала, что он ее ждет. Они часто сидели молча. Марьюшка вглядывалась в лицо Ивана, в каждую его черточку.
       Ей очень хотелось погладить его поседевшие волосы, прикоснуться к ним хотя бы кончиками пальцев. Но она сдерживала свой порыв и только смотрела, смотрела. На улице уже стоял август. Однажды она заметила в кроне березы желтую прядь. « Вот и береза седеть начинает, а ведь только начало августа». Марьюшка взяла в руки свисавшуюся веточку, погладила листочки. У основания ветки сформировались округлые коричневые почки.
    Марьюшка вдруг подумала, что когда на вето чке из этих почек наследующий год появятся листья, Ивана уже не будет на свете. Ночью Марьюшка не могла никак уснуть лежала, открыв глаза,  и вдруг застонала, заплакала от тоски и горя.

     Андрейка проснулся и, встревоженный , подошел к постели матери , прижался к ней, уткнулся в плечо, обнял своими горячими руками. « Мамочка, ты плачешь? Я знаю, почему ты плачешь. Ты любишь дядю Ваню». На следующий день  Марьюшка задержалась на работе и пришла на час позже. На дороге ее встретила Анна Федоровна. Марья посмотрела в совсем состарившееся лицо старушки и спросила: « Как Иван?» « Он там. Марьюшка, под березой своей. Иди к нему. Он ждет тебя…»

ЦВЕТЫ


     Заканчивался ясный октябрьский воскресный день. В парке возле скамеек , на асфальтовых дорожках лежали яркие кленовые листья. Золотые липы тоже сбрасывали свой наряд и листья лип летели по воздуху и падали вместе с кленовыми. Шли люди. Парами, группами. А Маша была одна. Она долго, долго гуляла по осеннему парку, а потом села на скамью  и смотрела на закат солнца. Торопиться было некуда. Никто не ждал ее, родные жили далеко, и она была уже одна в этом молодом городе. Маше было уже за 30.  и ей было грустно, грустно от того, что вчера выругал раздраженный  начальник, то никто не ждет ее в общежитии, что нет рядом родной души, и кажется, все это сегодня сконцентрировалось , и Маше было очень тяжело от невеселых мыслей.
      Мимо шел мужчина с крошечным мальчиком в красной шапочке. В руках мальчика был букет осенних цветов, несколько голубых колокольчиков, веточки цикория, и кисточки желтой дикой редьки. Отец и малыш давно гуляли по лесу. И малыш собрал этот букет. Теперь он нес его домой. Когда они проходили мимо скамеек, увидели женщину с поникшей головой и грустным взглядом.
      Она, казалось, никого не видела, погруженная в свои мысли. Взгляд мужчины скользнул по ее лицу и тут же  внимание его переключилось на другое. А малыш детским своим сердцем почувствовал грусть женщины. Марья Ивановна подняла глаза и увидела сочувствующий  взор малыша. Он смотрел на нее участливо и удивительно добродушно. Увидев ее глаза, он улыбнулся и просиял, как будто лучик солнца заиграл на его курносом личике.
     « Тетя, на!,- протянул он букет Маше._ это тебе, тетя!".- сказал малыш. И , помедлив, заглянул в ее глаза и тихонько спросил: « Тебе плохо, да?». От его участия глаза Маши наполнились слезами. « Спасибо, милый!" –сказала Маша и почувствовала, как тепло растет в груди.
     Мужчина с удивлением смотрел на сына, хотел что-то сказать, но, подумав, промолчал и дернул малыша за рукав серого пальтишка. Они ушли, а Маша держала в руке крошечный букетик и думала, что ей в первый раз в жизни подарили цветы. Она прижала букет к груди и почувствовала какое-то облегчение, пошла из парка домой.
 






ОТКРЫТКА ДЛЯ МАМЫ

      Мартовским солнечным утром пятиклассник Федя из интерната шел по улице поселка. Блестели  ранние весенние лужи, весело чирикали неунывающие воробьи, радуясь наступившему теплу. В магазине « культтовары» было людно и шумно. У прилавка  столпились ребята и покупали кто сувениры, кто открытки и подарки мамам. Федя с грустной завистью за стараниями этих «домашних»( так интернатские ребята называли родительских детей).
    От множества открыток разбегались глаза. Такие они были красивые, яркие, праздничные.  Федя не удержался и  купил одну- на ней усатый веселый заяц нес букет ромашек. Выйдя на улицу, Федя встал под край крыши, туда, куда стекала капель, и подставил ладошку.  Светлые капельки быстро наполнили ее до краев. В прозрачной водичке заиграл солнечный лучик.
    В интернат возвращаться совсем не хотелось. « Зачем существуют праздники?- думал Федя,- зачем каникулы, когда некуда ехать?». Многие интернатские ребята считали дни до праздников и каникул, жили ожиданием а Федя никогда ничего не ждал. А как хотелось бы сесть на поезд и ехать, ехать…
     Вот и сейчас все говорят о мамах, а у него ее нет. Он не знает ни лица, ни голоса ее. Сколько себя помнит, Федя всегда тосковал по ней. Мамы есть у многих, даже у директора интерната. Это ей он звонил по телефону: « Не беспокойся, я задержусь. У нас педсовет.». мамы есть у всех домашних. Однажды Федя был на приеме у зубного врача и вместе с ним вышел зареванный мальчишка. Его ждала мама. Мальчишка уткнулся ей в плечо, а она гладила его и утешала: « Потерпи, маленький, видишь , какой  мальчик умный, он не плачет…». Только Федя бы плакал, если бы было перед кем.
   Он не мог объяснить, что часто творилось в его душе. Тягучая нескончаемая тоска по родному человеку жила в нем, отражаясь грустью в не- по детски серьезных глазах. В кабинете директора лежали картонные папки,  и в них(Федя знал это) их личные дела. В одной из них хранилась его тайна. Как-то вечером, когда все стихло в их большом и шумном интернате, собравшись с духом, Федя постучался в кабинет директора.
  « Что случилось. Федя?- спросил директор.
« Где моя мама?»
Лицо директора стало напряженным. Было очень трудно ответить на этот вопрос.
  «Видишь ли. Федя, таких , как ты, к сожалению немало. Наверное твоя мама где- то живет…но мы не знаем, где она.».
     Директор все знал, но утаил содержание небольшой записочки, приколотой к свидетельству о рождении.
    Федя, вернувшись в спальню, долго рассматривал купленную открытку. Погладил усы нарисованного зайца. От открытки веяло чем- то родным и домашним. Потом достал ручку и написал на обороте: «Дорогой мамочке от Феди» и надолго задумался, не заметив, как несколько слезинок упало на открытку, размывая написанные слова...Утром директор нашел на своем столе открытку. На ней веселый заяц нес праздничные ромашки к 8 марта. На обратной стороне было написано; «Дорогой мамочке». Подпись была неразборчива, на ее месте было большое расплывчатое пятно.

ДЕТСТВО-ТРУДНАЯ ПОРА

   ПЕТЯ Чашкин- мальчик с виду совсем обыкновенный, невысокий, щупленький, с быстрыми карими глазами. На в школе Петя был заметной личностью: с ним вечно что- нибудь  приключалось. Завуч приводила его в учительскую, ставила возле своего стола и делала внушение: « Исторический ты человек, Чашкин! Как думаешь жить- то дальше?»
   Петя не знал, как ему жить, стоял с опущенной головой и молчал. Потеряв терпение, завуч отпускала его на урок.  Поднявшись на второй этаж, Петя приоткрыл дверь кабинета истории. « Явился, Чашкин?- спросил его историк Павел Андреевич- , садись и не вертись!"
  Петя пошел на свою парту и стал слушать. Павел Андреевич рассказывал о древних египтянах. Петя любил историю. Прикрыв глаза, он представил и Египет и тех людей. Петю осенила мысль сочинить послание знаками египтян своей тайной симпатии Свете Кругловой . он достал листок бумаги, карандаш и стал, поглядывая в учебник, выводить иероглифы. Сосед Васька Букин выхватил листочек. « Отдай» - крикнул Петя. Васька не отдавал. Петя стал трясти его за плечи и вырывать листок. Строгий голос Павла Андреевича  прекратил их возню. « Чашкин, выйди из класса!" . Потупив  голову, Петя вышел в коридор. Там уборщица делала уборку и накричала на него, чтобы он уходил, не шлепал ногами и не пачкал пол.  Петя оделся  и пошел домой. Дома он нашел ключ под крыльцом и открыл входную дверь. В комнате пахло табаком. Отчим, дядя Володя, видимо, ушел из дома недавно.
  Петя поставил чайник на плитку и в ожидании, пока он вскипит, стал смотреть в окно- за ним шелестела листьями  совсем пожелтевшая береза, голубело прозрачное сентябрьское небо. Петя подумал, что дядя Вася был не такой куряка , как дядя Володя. А отца, который укатил на Север, он почти не знал. Мать совсем запуталась в жизни, и Пете было ее жалко. Попив чаю, Петя стал собирать в полиэтиленовый пакет кусочки еды. Надо было сбегать в деревню Малиновку и покормить кота Рыжика.
  Петя ходил кормить его уже полгода. Осиротевший кот жил один в доме умершей бабушки. Охваченный невеселыми думами, Петя не сразу услышал свист на улице. « Петька!, -кричал звеньевой Слава Бычков- иди в школу металлом собирать!" « Я  не могу, Славик,» -  ответил Петя. « Без разговоров.- приказал звеньевой- вечно ты отлыниваешь!" Петя вздохнул: опять влетит. Закрыл квартиру и побежал в деревушку. Дорога шла полями и лесом. Зеленела озимь, где- то работал трактор . вот и деревня. Два дома на одном краю и один( бабушкин)- на другом.
   В середине пустой улицы- пятистенка с заколоченными окнами. А в промежутке длинный ряд раскидистых черемух, до кое-где среди одичавших кустов смородины  и калины обрывки ветхих изгородей. А когда- то деревня была большой, и бабушка рассказывала, как хорошо здесь жили люди. Жаль деревеньку, места красивые, лес, речка. И грустно от такой заброшенности. Подойдя к домику бабушки, Петька снова ощутил острую, щемящую боль а сердце.
  Совсем недавно встречала его здесь седенькая старушка, любящая и родная душа. Петя вспомнил ее белый платочек, добрые руки, морщинки вокруг голубых глаз и застонал от горя. Бабушка проболела неделю, и в марте ее не стало. В домике было холодно и сумрачно. Узкие горизонтальные полоски света пробивались сквозь щели домок, которыми были заколочены окна. Петя сел на голую железную бабушкину кровать, оглядел стены с оборванными обоями,  и с грустью вспомнил, как хорошо здесь было недавно.
   Рыжий кот пробрался сквозь дырочку в подполье, и прижался к ногам мальчика. « Рыжулька, милый! Заждался!" Петя разложил на пол куочки еды и смотрел, как кот жадно ел ее. Шерстка у него стала редкой, мордочка вытянулась. Уже полгода кот жил один в опустевшем домике. Смеркалось, Петя забрался на сарай. Там лежала кучка сухой травы. Петя лег в углубление, натянул бабушкино лоскутное одеяло и, прижав Рыжика к себе, крепко уснул.
  Утром он проснулся в тревоге. « Проспал!»- похолодел он.  Высыпал Рыжику остатки еды, спрыгнул с сарая, и помчался по дороге к селу. Чтобы сократить расстояние. Решил бежать напрямик. В одном месте нужно было перейти речку по узенькому мостику. Петя подскользнулся на узких жердочках, покрытых густым инеем. Еле удержал равновесие, и, о ужас! Школьная сумка полетела вводу. Петя заметался по берегу, пытаясь поддеть ее длинной палкой, но течение уносило портфель. Петя бежал по берегу и ветви кустарников больно хлестали его лицо.
Портфель стал погружаться в воду. Петя быстро сбросил одежду, и кинулся в ледяную речку. Вытащил портфель, вылил из него воду. Тетради и новенькие учебники совсем размокли. Петя был в отчаянии. Он даже не чувствовал, что его трясет от холода. Разложил в кустах сушиться их под солнцем и побежал в школу без сумки.
    Когда он добежал до нее, шел уже второй урок. « Ах, Чашкин! Появился!"- встретила его завуч и повела в класс на урок. Был урок математики. Учительница повернула к нему голову, перестала писать на доске, укоризненно взглянула на него. « Садись,  Чашкин. Ах, у тебя ничего нет с собой. Придется ставить снова двойку…» На перемене в учительской учителя в один голос заявили, что с этим Чашкиным надо, наконец, что- то делать.
  -  Родителей вызвать!
-Что толку от этих алкоголиков!
- В комиссию по делам несовершеннолетних!
- Металлом не собирает!
- дома не ночует!
- Сумку потерял!
-Двоек нахватал!
Возмущению не было предела. Учителя кричали до звонка  на урок. Вечером Петю вызвали на педсовет. За несколько минут до начала  педсовета завуч внушала старенькой учительнице литературы : « Вы, Марья Николаевна, опять защищать его будете? Говорите, как все! Будьте, как все!" Мария Николаевна опустила голову и промолчала.
   …Зайдя в учительскую, Петя встретил осуждающие глаза педагогов. Мальчик очень устал за лень. Пережитое волнение и купание в ледяной воде не прошли даром. Его знобило. Он посмотрел на всех блестящими серыми глазами, слушал, как говорили, отыскал глазами Марию Николаевну, как утопающий хватается за соломинку, так и он ждал ее взгляда. Но Марья Николаевна не подняла головы, не посмотрела на него…
  Видимо, в лице его, во взгляде выразилось столько отчаяния, что все вдруг замолчали. Петя выбежал из учительской, вырвался на улицу, и помчался по улице села к дому, туда, где ждал его не проходящий запах табака, ругань матери, и , наверняка, не спокойная  ночь с нетрезвыми родителями. Поднялся на крышу дома он с тяжелым сердцем, деваться ему было некуда.


© Copyright: Михаил Васьков, 2015