Спиной к спине... Беслан

Спиной к спине, на ледяном полу,
Твои лопатки мне кромсали плечи,
Дрожала школа, красную смолу
Роняя тут и там... Спускался вечер

С лиловых гор. На клочьях темноты
Качался фонаря пугливый лучик,
Выхватывая резкие черты
Мужчин с винтовками, и страх могучей

Безжалостной, удушливой рукой
Сжимал нам глотки, вился едким дымом,
И мы мечтали только об одном -
Вернуться поскорей домой, к любимым

Сестре и маме. Где-то, у стены
Захлебывалась женщина слезами...
Мы - дети, эти ужасы войны
Невидимой, до дня того, не знали...

Мы - брызги краски на палитре дня,
И нас мешали с самым чёрным цветом,
Загнав людей, бегущих от огня
Под крышу школы, не жалея деток...

Позавчера, у дома во дворе
Мы змей воздушный в небо запускали...
Сейчас об этой красочной игре
Мы вспомнили бы, старший брат, едва ли...

Сейчас перед глазами только смерть,
У ног моих, свернувшись, как котенок,
Лежит девчушка, глазки утереть,
И даже всхлипнуть боязно. Ребёнок

Застыл, не шевелясь который день,
Как мы сидим в пыли и липком поте,
Плечами прижимаясь к тверди стен,
Хрипя от жажды. На высокой ноте

В трёх метрах справа оборвался крик,
Щелчок затвора, очередь... и падал,
Словно, в рапиде, высохший старик,
Со мной сцепившись замеревшим взглядом...

Я чувствовал, как пальцы, онемев,
Расправили рукав на остром локте...
Ты замерзал, дрожал, а я, вспотев
От ужаса, терзал запястья в клочья...

Ты был со мною с первого утра,
Когда я в мир пришёл орущим свертком,
Прошло двенадцать лет и вот, вчера
Жизнь поделилась надвое... Истерты

Ладони в мясо о наждак стены,
Которая безмолвно обступила
Людей, подкравшись подло, со спины...
Кичась, как враг, виной неискупимой...

Здесь нет еды, воды, здесь только страх
И лёд твоей руки... Я часто слышу
В несмелом шепоте: «Иисус… Аллах»,
Но, с каждым часом, жалостней и тише…

- Держись...
- Держусь...
Едва шуршащий голос
Твой заставляет делать новый вдох.
На палец намотав кудрявый волос,
Вздыхаешь тяжко. Рот так пересох,

Что трескаются губы и из трещин
Сочится кровь, но сух и тверд язык...
- Скоты! Паскуды! Выпустите женщин
С грудными малышами! - Чей-то крик

Вспорол застывший ядовитый воздух,
А я припомнил, как вчера, в тиши
Завыла мама крошки - было поздно...
И шёпот до утра: "Дыши... Дыши"...

А этим утром двое подхватили
Худое тело девочки с кульком,
И унесли, чертя по слою пыли
Две борозды от пяток башмаков...

И вот шаги чеканит бородатый,
"Калашников" одним движеньем сняв
С плеча, он приближается к ребятам,
Не зная сострадания. Набрав

Побольше воздуха, до боли в легких,
Я, в стену вперив взгляд, окаменел...
Я стал предметом мебели, неброским
И незаметным, средь дрожащих тел...

Пощады от захватчиков не ждали,
Еще вчера, при помощи стволов,
Нам всем на двух мужчинах показали,
Что тут к чему... "Отчаянных голов"

После такого, вроде, не осталось
И мы с тобой, усевшись у стены,
Беззвучно плача, за руки держались,
Надеясь выжить. Вот, со стороны

Кричавшего мужчины слышен выстрел,
Один. В молчании, без лишних фраз.
Пришли заложники, схватили быстро
Безжизненное тело - их приказ -

Все трупы, что тут множили бандиты,
Выбрасывать в разбитое окно
Второго этажа... И там убитых
Оставить разлагаться...
Как давно,

Мне кажется, я вкус воды не помню.
Дышать все тяжелее. Знаешь, брат,
Теперь я, как ни горько, просто сломлен,
Теперь и разум в плен, как тело, взят.

Мы потеряли счёт часам и жизням,
На нас спустился пламенный закат,
В отчаяньи, срастался ближний с ближним
И ты меня обнял покрепче, брат.

В полубреду, пытаясь удержаться
В спасительном, хоть и ужасном сне,
Ты все теснее силился прижаться
К трясущемуся в лихорадке мне...

А утром, мы еще и не проснулись,
Точнее не уселись, как вчера,
Внезапно стены зала содрогнулись,
И крыша, вдруг, упала.
- Нам пора!

Ты мне шепнул и потянул ко входу,
Где паника кипела и росла,
К едва мерцавшей, призрачной свободе!
И я зажегся, хоть был очень слаб!

Секунды, словно крылья, уносили
Вперёд, к спасению от страшных пут,
А люди, в свалке мертвых тел, месили
Ногами чьи-то лица. Счет минут

Сломался и рассыпался. Маячил
Перед глазами твой размах плечей,
Вот двор и мы на улице, а значит –
Почти что дома! Крики палачей

Нас только подгоняли, слева парень
Упал беззвучно, носом пыль взметнув,
А ты тянул вперед… Как крепко спаян
Наш братский узел. Лихо челку сдув,

Ты обернулся и глаза большие,
Вдруг заняли как будто пол лица –
Две искорки небесно-голубые
Зеркалили слепой полёт свинца…

И я рванул вперед: «Давай! Скорее!
Пригнись»!.. И ты пригнулся…
Навсегда…
А я тащил, забыв, что в лотерее
Итог не угадаешь никогда…

Одна нога повисла под следами,
От трех неосторожных пуль…
Я помню руки чьи-то и слезами
Закапанные щеки… Вестибюль

Просторный, люди-люди-люди-люди...
Я сжал твое запястье и в бреду
Шептал: «Спокойно, брат, все скоро будет
У нас, как раньше…» После в темноту

Скользнул мой разум выжатый и к свету
Из тьмы той я вернуться уж не смог…
Я слышал сверху, так тихонько где-то -
«Вернись, мой мальчик! Миленький! Сынок»…

************************************

Я часто вижу маму. Подрастает,
Становится красавицей сестра,
Она все плачет и еще мечтает
О мире полном света и добра…

А мы с тобой погибли, брат, в то утро,
Теперь наш дом далек от них – живых,
Два имени на гладком перламутре
Могильных плит. И ангелов святых

Под этим небом собралось не мало,
И все мы здесь жалеем лишь о том,
Что нам в далекой жизни не хватало,
Терпимости и мудрости в простом;

Что мы так мало делали подарков,
Что говорили редко о любви…
Пятном кроваво-красным, жутким, ярким
Пусть наша смерть потомков вдохновит!

На подвиги, на ярость и решимость!
И доброту наперекор судьбе!
Пусть будет хрупкий мир несокрушимым!
Пусть дети не участвуют в борьбе

За власть и деньги, за права чужие,
Политика – не детская игра…
Ведь все мы быть могли бы просто живы…
Но кто-то нас заставил умирать…

************************************

Беслан. Сентябрь две тысячи четыре,
Выносят мамы из руин детей…
Быть ничего не может в этом мире
Ужаснее бессмысленных смертей…