Беседа с главным детским фтизиатром России

С главным детским фтизиатром России
профессором Валентиной Александровной АКСЁНОВОЙ
беседует врач и журналист Татьяна Мохрякова.

- Валентина Александровна, уже более 20 лет Вы возглавляете детскую фтизиатрическую службу страны. Что Вы считаете своим главным достижением?
- Главным достижением я считаю обретение самостоятельности и значимости детской фтизиатрической службы. Сегодня любые документы в Минздраве, касающиеся фтизиатрии, выпускаются только после согласования со мной как с главным детским фтизиатром страны.
  Дети – это четверть всего населения страны. И, наконец, все поняли, что фтизиатры могут решить проблемы только совместно с решением проблем детства. Как ни странно, это было не просто доказать. Даже на уровне ВОЗ в приоритете долгое время были изоляция и быстрое абациллирование взрослого больного. Детского направления во фтизиатрии раньше не существовало: только последние 10 лет в ВОЗе существует детская рабочая группа по борьбе с туберкулёзом.

- Что для этого пришлось сделать?
- Пришлось доказывать, что с детьми надо работать иначе, чем со взрослыми. Важно было убедить фтизиатрическое сообщество и Минздрав, что режимы химиотерапии у детей и у взрослых должны отличаться.
  В советское время, когда представитель ВОЗ Малгоша Гжемска курировала СССР по туберкулёзу, мы с ней часто ездили по стране, обсуждая вопросы детской фтизиатрии. Она много сделала для организации группы ВОЗ по детскому туберкулезу и сегодня её возглавляет, продолжая помогать нам в решении насущных вопросов.

- Вы уже более 10 лет представляете Россию в рабочей группе ВОЗ по детскому туберкулезу от Восточной Европы. Чем для Вас интересна эта работа?
- Каждое совещание, которое проводится в Женеве, обязательно включает заседание рабочей группы по детскому туберкулёзу, в котором я участвую. Мы разрабатываем национальные программы по фтизиопедиатрии, определяем приоритеты в детской фтизиатрии: сегодня это профилактика. При моём участии разработано и выпущено международное руководство по борьбе с туберкулезом у детей.
  Сейчас актуален вопрос о детских дозировках противотуберкулёзных препаратов. Он активно обсуждается. Вы в курсе, что в России их нет? Их не делают, потому что проще оставить взрослые дозировки. Особенно если это импортный препарат, который не разрешён детям из-за отсутствия клинических исследований: компаниям не выгодно их проводить. Детей с активным туберкулёзом всего 5 тысяч человек на всю страну. И нам приходится подстраиваться под ситуацию: использовать только старые препараты, которые в советские времена не требовали проведения клинических исследований.

                БЦЖ – это отдельная история

- Ребёнок рождается. Встаёт вопрос о вакцинации. Хотелось бы узнать Ваше отношение к БЦЖ.
- БЦЖ – это отдельная история. Вся моя фтизиатрическая жизнь складывается из разработок направлений вакцинации и ревакцинации. Моя докторская диссертация была посвящена отмене ревакцинации. Когда я начинала работать, ревакцинация проводилась людям до 30 лет каждые 5 лет. К защите моей диссертации ревакцинация в СССР оставалась только в 7 и в 14 лет. Постепенно мы убирали ревакцинацию 14-летних по разным регионам в зависимости от эпидемиологической опасности. И сейчас, наконец-то… не прошло и 30 лет… ревакцинация и в 14 лет отменена.

- Как Вам пришла эта идея: отменять ревакцинацию?
- Она пришла до меня многим учёным в мире.

- Но именно Вы активно внедряли идею в России.
- Пришлось проводить большие полевые испытания, которые никто до этого не смог провести. Ведь как доказать, что не нужна ревакцинация? Надо её отменить и провести большие исследования на территориях, где она отменена: посмотреть заболеваемость, формы туберкулёза, осложнения туберкулеза, чувствительность к туберкулину. Нам удалось получить приказ Министра здравоохранения, разрешающий сделать это и в течение 5 лет прорабатывать тему на территории Московской области.

- Расскажите о ней подробнее.
- Вся Московская область – тогда её население составляло 10 миллионов человек – была разделена на 3 группы районов. Группы были такие: в одной ревакцинация проводилась обычно, в другой – только в 7 лет, в третьей – только в 14 лет.
  Шёл 1991- 1995 год – время, когда распадался Советский Союз. То есть исследование совпало с ухудшением социальной жизни в обществе и ухудшением эпидситуации по туберкулёзу в стране.
- Нам удалось доказать, что отмена ревакцинации оправдана и реальна, что наслаивание одной вакцины (сделанной при рождении) на другую (введённую при ревакцинации согласно календарю прививок) приводит к изменению чувствительности к туберкулину. Мы провели туберкулинодиагностику у тысяч детей в динамике и сравнили результаты: без ревакцинации не было гиперергической реакции, хотя инфицирование детей было одинаковым. По нашим данным гиперергической чувствительности в условиях ревакцинации было в 8 раз больше, чем без неё.
 Мы подтвердили, что вакцина защищает не от болезни, а не от инфицирования микобактериями. Один раз встретившись с туберкулезной палочкой ребенок инфицируется и уже лишь дальнейшая тактика медицинских работников при наличии первичной вакцинации поможет защитить ребенка от заболевания туберкулезом. Была показана значимость раннего выявления инфекции и туберкулинодиагностики, которая проводилась и (подчеркну) проводится только в нашей стране. До этого при гиперергии всем детям проводили профилактическое лечение от туберкулёза, хотя оно не всем было показано.

- Чтобы идею отмены ревакцинации довести до приказа Минздрава России, наверняка требовалась колоссальная работа. Кто её проводил?
- Делала работу я. Минздрав прислушивался к моему мнению. Прислушивается и сегодня.

- Как Вы думаете, в России можно отменить ревакцинацию и в 7 лет?
- В перспективе – в ближайшие 5 – 10 лет – думаю, да. У нас не давали отменять ревакцинацию БЦЖ в 14 лет только из-за особенностей фтизиатрии: как наука она ретроградна. Если что-то новое вводится в практику, это встречает большое сопротивление специалистов. Понять их можно – это как правило специалисты, проработавшие многие годы во фтизиатрии. Они были у истоков внедрения вакцинации и видели первые результаты. Но времена меняются и должны меняться и мы! Туберкулез сейчас другой и назрела необходимость пересмотреть подходы к борьбе с ним.
 Например, внедряя в практику фтизиатров Диаскинтест®, мы постоянно слышим: «Туберкулин мы изучали 50 лет. Изучайте столько же Диаскинтест®». Так и с ревакцинацией БЦЖ. Правда, в этом вопросе меня поддержала Любовь Александровна Митинская, которая вводила в СССР многократную ревакцинацию. Поддержала и была рецензентом моей докторской диссертации, выступала серьёзным оппонентом и Маргарита Викторовна Шилова.
 В мире уже было доказано, что однократное введение вакцины БЦЖ создаёт стерильный иммунитет и защищает организм от заболевания. В России стали отменять ревакцинацию, когда детские фтизиатры приняли данные и выводы проведённого нами большого клинического исследования.
 Интересный факт: у нас в 14 лет уже некого было вакцинировать. Только 3 % детей этого возраста нуждались в ревакцинации. И ради этих 3% всё население этого возраста подвергалось туберкулинодиагностике для отбора на ревакцинацию, что было колоссальной нагрузкой для общей лечебной сети.

- С ревакцинацией понятно. А к вакцинации новорожденных как Вы относитесь?
- Вакцинацию новорожденный БЦЖ ни в коем случае нельзя отменять в нашей эпидемиологически неспокойной жизни.

- В России есть центр осложнений БЦЖ, который организован благодаря Вашей инициативе. В чём была идея создания такого Центра?
- Идея создания центра возникла после защиты мной докторской диссертации. Изучая осложнения вакцинации БЦЖ, я увидела, что они не регистрируются в общей лечебной сети, а бесследно теряются. Проводя работу, мы впервые стали регистрировать случаи в Московской области и взяли их под наблюдение фтизиатров. Потом уже на Российском уровне была создана диспансерная группа, которая активно работала в этом направлении. Сначала осложнений вакцинации БЦЖ было много, потому что стали их регистрировать. И поначалу даже испугались результату. Потом стало всё меньше и меньше. Сегодня осложнений БЦЖ около 250 на всю страну.
 Центр осложнений БЦЖ создан в 1995 году. Он необходим, потому что осложнения БЦЖ бывают разные: одни – за счёт нарушения техники введения вакцины, другие связаны с иммунологической настроенностью организма, третьи – с дефектом самого организма. Их обязательно надо отслеживать и впредь не допускать.

- А недавний случай на Дальнем Востоке – это тоже осложнение вакцинации?
- Нет. Там был использован сухой туберкулин для постановки пробы Манту, который сейчас, к счастью, снят с производства.

- О туберкулине мы ещё поговорим. Хотелось бы узнать подробнее о БЦЖ и БЦЖ-М. В практике фтизиатров России остаётся БЦЖ или сегодня чаще используется БЦЖ-М?
- В основном сегодня в России вакцинируют новорожденных ослабленной вакциной БЦЖ с уменьшенным в 2 раза количеством живых культур, названной БЦЖ-М. Но есть приказ Минздрава, согласно которому ребёнок, находящийся в очаге туберкулёзной инфекции, должен быть вакцинирован БЦЖ. Это гарантирует лучшую его защиту от инфекции.

                Туберкулин есть туберкулин

- Уже более 50 лет в России используется туберкулинодиагностика. Чем объяснить такую приверженность фтизиатров к реакции Манту?
- Значимостью пробы, которая нужна и должна быть. Туберкулин есть туберкулин. Он используется во всём мире. Но его надо применять строго по показаниям. У нас он много лет очень широко использовался из-за многократной ревакцинации, отбор на которую был возможен только после туберкулинодиагностики. Сегодня реакцию Манту в основном ставят детям для диагностики туберкулёзной инфекции.

- В России фтизиатрический опыт – один из передовых или есть страны, где фтизиатрия как и у нас – активное направление медицины?
- Хочу отметить, что профессия фтизиатр существует только в России и в ряде стран СНГ. В мире вопросами туберкулёза занимаются врач общей практики или пульмонолог. Хотя фтизиатрический опыт был и есть во многих странах. Просто он ушёл, а точнее, у западных врачей во многом изменились принципы работы.
 Интересен опыт Германии. Когда в конце XX века страна объединилась, первое, что было сделано на территории бывшей ГДР – отменена вакцинация и ревакцинация. Роста заболеваемости после этого в стране не было.
 Есть страны, где трепетно относятся к вакцине БЦЖ: например, во Франции – в стране, откуда пришла в мир эта вакцина. А в Китае, например, своя вакцина – пекинский штамм, которым обязательно вакцинируют всех новорожденных.

- Вы за то, чтобы профессия фтизиатр осталась таковой или за объединение её с терапией или пульмонологией?
- Сейчас я за свою профессию. В перспективе…
 Знаете, этот вопрос много обсуждается. Высказывается мнение о переходе взрослой фтизиатрии в пульмонологию или в общую терапевтическую практику, детской фтизиатрии – в детские инфекции. Даже здесь у нас – детских фтизиопедиатров – свой путь. Но сейчас, когда в России туберкулёза ещё много, не время отменять в стране профессию фтизиатр.

В этот момент нашего разговора в кабинет профессора Аксёновой зашла недавно защитившая диссертацию под руководством Валентины Александровны теперь уже доктор медицинских наук из Якутии Лариса Петровна Шепелева, чтобы попрощаться с учителем перед отъездом домой.
Привет Якутии и всем докторам! И чтобы всё у тебя было хорошо! … Жду статью! – пожелала на прощание своей коллеге Валентина Александровна и с радостью поделилась со мной:

- У меня много учеников из Якутии.
- А в Якутии, кстати говоря, много туберкулёза?

- Якутия – это особая российская территория, где при условии тяжеленной жизни организована передовая фтизиатрическая служба. Среди Дальнего Востока и Сибири в Якутии самые хорошие показатели по заболеваемости туберкулёзом у детей.
  Кстати, Лариса Шепелева защитила докторскую на тему: «Компьютерная томография во фтизиопедиатрии». Она сделала вывод в своей работе, что для постановки диагноза детям не нужны обзорные и линейные томограммы: необходимы томограммы компьютерные. У детей при туберкулёзе чаще всего поражается средостение, и обзорный рентгеновский снимок, как и линейная томограмма, как правило, ничего для диагностики не дают.

- Что же, внедрение компьютерной томографии может отменить флюорографию?
- Нет. Флюорография – это массовый метод исследования, как туберкулинодиагностика и Диаскинтест®.
 В начале 2000 годов в связи с внедрением в практику фтизиатров компьютерной томографии в России была гипердиагностика туберкулёза. Сейчас за счёт применения Диаскинтеста® тоже есть небольшая гипердиагностика: выявляются старые очаги и обнаруживаются малые формы. На мой взгляд, лучше пусть будет такая гипердиагностика, говорящая о совершенствовании медицинской помощи населению, чем мы будем пропускать туберкулёз или поздно его выявлять.

- Вы много ездите по регионам России. Наверняка в каждом своя специфика и особенность течения туберкулёзных процессов.
- Это верно. Специфика есть в каждом регионе. Но как руководитель детской фтизиатрической службы, давно заметила: чем дальше от Москвы, тем более серьёзное отношение людей к должностям и к своим обязанностям.

                Я поддерживаю Диаскинтест®!

- Валентина Александровна, я знаю, что Вы активный сторонник Диаскинтеста®.
- С Диаскинтестом®, о котором я ничего не знала до 2009 года, у меня особая история.
Когда закрытые исследования, проводимые в Москве с участием академиков Михаила Израилевича Перельмана, Михаила Александровича Пальцева, Виталия Ильича Литвинова закончились, для внедрения препарата в практику потребовалось утверждение этического комитета в Государственном НИИ стандартизации и контроля медицинских биологических препаратов им. Л.А.Тарасевича. Тогда Николай Васильевич Медуницын – директор института – обратился ко мне как главному детскому фтизиатру России изучить препарат на практике. С организаторами первых исследований Перельманом и Шустером мы обсудили детали и выбрали для больших полевых исследований Рязань и Самару, включив в работу по 500 детей на каждой территории.
 Сравнивали Манту и Диаскинтест® по соответствию диагноза после проведения проб, после чего я сказала: «Да. Я поддерживаю Диаскинтест®!» Спустя год после этого исследования группа экспертов, в включая меня, дала «добро» для применения Диаскинтеста® во фтизиатрической службе. А недавно вышел приказ Минздрава №951 о разрешении Диаскинтеста в скрининге.

- Сохраняется ли сегодня сопротивление фтизиопедиатров по поводу применения Диаскинтеста®?
- Что интересно, сохраняется сопротивление фтизиатров, а не фтизиопедиатров. Фтизиопедиатры только первый год применения Диаскинтеста® были категорически против него. Но когда они поработали с ним год, одновременно применяя пробу Манту и Диаскинтест® для диагностики туберкулёза у детей, изменили своё мнение: стали двумя руками за Диаскинтест®.
 Мы преодолеваем сопротивление большим количеством новых исследований, выступлениями перед врачебной аудиторией в разных регионах. Диаскинтест® постепенно внедряется в ежедневную практику. Сегодня уже каждый фтизиопедиатр знает: если Диаскинтест® положительный, ищи у ребёнка туберкулёз.

- Почему Квантифероновый тест не часто используют в России?
- Это связано с особенностями внедрения в практику теста компанией-производителем.

- Есть ли у фтизиопедиатров желание уйти от пробы Манту и оставить только Диаскинтест®?
- Пробу Манту и Диаскинтест® нельзя сопоставлять. Можно сравнивать Диаскинтест® с Квантифероном, но не с туберкулином. Задачи тестов разные: Диаскинтест® выявляет болезнь, а туберкулин – первичное инфицирование.
 Переход от одной диагностической пробы к другой не возможен одним желанием врача. Во фтизиатрии подобные замены осуществляются строго после выхода приказа Министерства здравоохранения.
 От туберкулинодиагностики уходят там, где она не нужна. Если ребёнок инфицирован, что даёт туберкулин? Проба Манту у него будет положительной всю жизнь. Какой смысл каждый год её делать? Инфекцию однажды проба уже выявила.
 Основная масса детей инфицируется до 7 лет. И в перспективе это будет тест для детей как скрининговое исследование. А выявить болезнь как можно раньше – задача Диаскинтеста®.
 На многих территориях сегодня уже ушли от туберкулина. Сначала это было связано с тем, что туберкулин подорожал и стал сравним по цене с Диаскинтестом®. А потом постепенно 29 территорий России полностью перешли на Диаскинтест®: вся Татария, Пермь, Владивосток и многие другие города.

- Диаскинтест® - одно из значимых открытий и внедрений во фтизиатрии. Но мир меняется не только со стороны открытий: появляются новые болезни. Насколько ВИЧ-инфекция внесла изменения в работу фтизиопедиатров?

- Фтизиопедиатрии ВИЧ-инфекция мало касается. В основном это проблема взрослых фтизиатров. Но тема актуальна для педиатров, потому что невакцинированные дети ВИЧ-инфицированных родителей (как правило, из социально не благополучной среды), попадают в очаги туберкулёзной инфекции.
В НИИ фтизиопульмонологии сейчас идёт большая работа по изучению туберкулёза у ВИЧ-инфицированных детей, в которой исследуются особенности у них вакцинопрофилактики, диагностики, лечения.

- Валентина Александровна, Вы, конечно, знаете, что в Москве в работу участковых фтизиатров активно внедряется картографический метод в очагах туберкулёзной инфекции. Как Вы к нему относитесь?
- Очень положительно. Этот метод – основной принцип работы в детской фтизиатрии, потому что дети заболевают всегда от кого-то, как правило, находясь в очагах туберкулёзной инфекции. Принцип камня, брошенного в воду – это, по сути, и есть картографический метод. У фтизиопедиатров всегда было принято: пришёл в семью – проверь её всю. Но было время, когда в нашем обществе вдруг стало считаться, что семья ребёнка – это только его мама и папа, а бабушки, дедушки, тёти, дяди как тесный круг общения не рассматривались. Сейчас, к счастью, это видение меняется.
 Я везде и всегда говорю о том, чтобы фтизиатры перенимали передовой опыт Москвы в применении картографического метода. Считаю, что чем меньше туберкулёза, тем больше надо брать территорию очага для обследования.

- Люди прислушиваются к слову с трибуны?
- Ко мне, думаю, прислушиваются: велик опыт.

              «Эта девушка должна работать в научном институте»

- После защиты докторской диссертации Вы специализировались в Уэльсе в Кардифском университете по вопросам туберкулеза. Почему Вы выбрали Англию, а не Францию – родину БЦЖ?
- В Кардифский университет после защиты докторской меня направил Минздрав как молодого специалиста в 1995 году. Переводчиком со мной ездил Евгений Белиловский. С ним мы писали дипломную работу, статьи. Встречаясь сегодня на фтизиатрических форумах, мы всегда вспоминаем то время. Для него этот случай тоже стал стартом международной карьеры: он долгие годы работал в SDS*.

* SDS – это американское научное общество, которое работает совместно с ВОЗ.

- Можете ли Вы сравнить образование на Западе и в России?
- Думаю, что западную систему мы плохо знаем. Но тогда меня поражало, что врач, профессор кафедры, в доме у которой мы жили, ездит на работу в университет за 50 км 2 раза в неделю. Интернет, Wi-Fi у них уже был в активном пользовании. Теперь я понимаю как важно в тишине сосредоточиться и при необходимости быть на связи с научными сотрудниками.


- Что Вы привезли оттуда в плане идей?
- Понимание того, что нельзя закрывать фтизиатрическую службу. В Англии она уже была закрыта, объединена с общей практикой. И они сожалели об этом, как и о закрытии психиатрической службы и туберкулезных санаториев. Для Англии тогда это было проблемой.
  У нас, несмотря на сложное время перестройки, фтизиатрию, психиатрию как отдельные службы оставили, хотя угрозы были. Санатории пока тоже работают. На последнем совещании 2014 года в Минздраве обсуждался вопрос санаторного лечения во фтизиатрии. Решили, что санатории надо перепрофилировать и сделать этапом долечивания. Пока все наши детские санатории работают.

- Валентина Александровна, как Вы пришли во фтизиатрию?
- Я выбрала специальность уже на первом курсе. Руководителем кафедры фтизиатрии 2-го медицинского была Ирина Еремеевна Кочнова – известный врач, профессор, у которой был лучший в стране студенческий кружок. Выступая как-то перед первокурсниками с приглашением заниматься в научном кружке, она сумела так заинтересовать моих однокурсников, что 20 человек пришли к ней на кафедру. Удивительно, что не одна я – практически все остались во фтизиатрии.
 Итак, с 1 курса я занималась у Кочновой. Видимо, успешно, потому что на распределении, которое тогда было обязательным, она сказала комиссии: «Эта девушка должна работать в научно-исследовательском институте». И мне дали свободный диплом. Александр Григорьевич Хоменко взял меня ординатором в диспансер. Параллельно в НИИ фтизиопульмонологии мне сразу дали ставку научного сотрудника, что и определило мою дальнейшую судьбу.

- А почему Вы пошли в педиатрию, а не на лечебный факультет?
- Это было решено ещё до поступления в медицинский институт. У меня за плечами был фельдшерский факультет 28 Московского медицинского училища при НИИ им. Н.В. Склифосовского, после которого я несколько лет работала на «Скорой». Приезжая на вызов к взрослому и к ребёнку, я всегда видела и ощущала большую разницу в поведении больного, а главное – в результате лечения. В выборе факультета всё определила искренность детей и моё желание помогать тому, кто быстро откликается на помощь врача и не лукавит при изложении жалоб и описании состояния.

- Могли ли Вы тогда представить, что будете главным детским фтизиатром страны?
- Даже в мыслях не было. Карьера выстроилась постепенно, как будто сама собой. Придя в НИИ фтизиопульмонологии, я росла как учёный и занималась общественной работой. Была председателем совета молодых учёных, председателем профсоюзной организации института, работала над кандидатской «Осложненные формы туберкулеза у детей», потом над докторской диссертацией «Специфическая профилактика туберкулеза у детей и подростков», стала профессором, главным детским фтизиатром России, а с 1998 по 2011 год была Генеральным секретарем Российского Общества Фтизиатров.

- Красивый путь учёного и общественного деятеля! Валентина Александровна, Вам легко принимать решения?
- Если я в нём уверена, да. В любом деле – и в науке, и в организации здравоохранения важно вовремя оценить ситуацию и отменить ненужное, внедрить правильное.

- Вы различаете женское и мужское руководство?
- По-моему, женщина крупным руководителем таким, как, например, директор института, не должна быть. Возможно она должна быть заместителем. Как правило женщина идёт на работу – думает о семье, идёт домой – думает о работе. Мужчина работает с большей отдачей.
 Мне в этом плане повезло. Могу много времени уделить работе. Я семью и ребёнка приобрела ещё до того, как поступила в институт. Дочь помогала мне печатать и кандидатскую, и докторскую, хотя сама она не пошла в медицину: занимается семьёй, воспитывает троих детей. Мой старший внук учится в Сорбонне.

- Что Вам интересно сейчас в жизни?
- Видеть результаты работы моих учеников. Их защита – самое приятное для меня в профессии. Я готова им во всем помогать. Вот (В.А. показывает рукой на открытую внутреннюю дверь кабинета) раньше у меня был большой кабинет, но после ремонта я настояла, чтобы сделали из него два: в комнате поменьше – кровать, стол и душевая. Это комната моих аспирантов. Я запрещаю им снимать квартиры. Приезжая в Москву для защиты, они живут здесь. Пишут, занимаются, всегда могут обсудить со мной трудные вопросы.

- Сегодня во фтизиатрии не так много молодёжи. А в Вашем отделении я встретила несколько молодых докторов. Как, на Ваш взгляд, можно привлечь людей во фтизиатрию?
- Увлечь интересной работой. Думаю, что для многих студентов медицинских институтов важно встретить интересного, знающего, опытного руководителя в студенческом кружке и, как когда-то я, в нём начать своё путь во фтизиатрию или в другую выбранную специальность.

- Мнение кого из специалистов в мировой фтизиопедиатрии значимо для Вас?
- Американского профессора медицины Старка. Я была в его клинике в гостях, мы часто встречаемся на заседании рабочей группы по детскому туберкулезу ВОЗ. Много обсуждаем вопросы детского туберкулеза и находим общие решения.

- Вы часто бываете на фтизиатрических форумах и конгрессах, бываете на выездных заседаниях ВОЗ. Какие страны Вас впечатлили больше всего?
- По территории и красоте больше всего меня впечатлила наша страна, самое красивое место в которой – это Камчатка. Гейзеры – вот экзотика, которую нельзя описать словами, её надо увидеть. Кстати, Камчатка сегодня – регион с хорошей ситуацией по детскому туберкулёзу. Ещё 5 лет назад у них не было линейного томографа, а сейчас сделано очень много: стоит компьютерный томограф, служба слаженно работает, планируется открытие санатория.

Валентина Александровна за время служения фтизиатрии и российской медицине награждена
-Медалью МЗ РФ: «За заслуги перед отечественным здравоохранением РФ»;
-Знаком «Отличник здравоохранения РФ»;
-Знаком «Отличник здравоохранения Р. Саха Якутия»;
-Медалью 850-летия г. Москвы.
В 1997 году Валентине Александровне Аксёновой объявлена благодарность Минздрава России. Она включена в список лучших женщин года в здравоохранении страны.

В.А.Аксёнова – автор более 400 печатных работ, из них 30 – в зарубежных исследовательских журналах, 5 патентов, более 20 монографий, 6 научных грантов (ЛОТов). Под ее руководством защищено 33 кандидатских и докторских диссертаций посвященных вопросам фтизиатрии.

От имени всех фтизиатров России редакция журнала «Туберкулёз и социально значимые заболевания» желает Валентине Александровне здоровья, интересной работы, талантливых учеников, новых открытий и разработок!

Опубликовано в журнале "Туберкулёз и социально значимые заболевания" №3 2015, стр. 87