Он был, возможно, нелюдим

Он был, возможно, нелюдим,
Он был каким-то отчужденным.
В душе он добр был к другим,
Старался быть всегда серьезным.
Его обидят, он молчит,
В ответ не причиняет боли.
Он не ворчит и не кричит,
Не ноет о несчастной доле.
Он с детства часто был один,
Хотел хоть как-то быть полезным.
Любимый материн был сын,
Он с нею был всегда любезным.
Не дожила мать до седин,
Ушла из жизни, бросив сына.
Он на могилу к ней ходил,
И там часами под осиной
Сидел и с нею говорил,
Руками слезы вытирая,
За жизнь свою благодарил,
На фото матери взирая.
Он рос в приюте, в одиночку
И не любил, когда шумели.
Для мамы он растил цветочки,
Чего другие не умели.
Над ним шутили и смеялись,
Топтали все его цветы,
И ежедневно издевались,
Так рушились его мечты.
Но он обиды не хранил,
Настолько был великодушен.
Он каждым мигом дорожил
И к добрым людям был радушен.
Он заступался за несчастных,
Хотя счастливым не был сам.
И в ситуациях опасных
Своих обидчиков спасал.

Случилось как-то, на дороге
Упала девочка с мячом,
Успел он подбежать в тревоге
И заслонить её плечом.
В тот самый миг из ниоткуда
Машина ринулась на них,
И, видно, потеряв рассудок
Не принял действий он иных.
Конечно, был исход плачевный…
Он жизнь девчушке подарил.
Он человеком был душевным,
Светясь улыбкой, уходил.
Прошло уже немало лет,
Давно уж выросли те дети.
Отрывки только из газет
Напоминают о том лете,
И воскрешают вновь и вновь
Историю о добром сердце,
О человеке, в ком любовь
Была всегда на первом месте.
Прискорбно, что его забыли,
Был слишком добр, вся вина.
Его при жизни не любили
Лишь та, спасенная, одна,
Она одна всегда хранила
Воспоминания тех лет.
О том, кого взяла могила,
О том, кого давно уж нет.

Она частенько вспоминала:
Он постоянно был один.
И постепенно  понимала-
Из-за чего был нелюдим…