Беседы у костра...

               
               
                1.
Я, помню, в детстве разобрал часы –
хотел найти в них времени причину.
Умом незрелым понял, что пружина
вращает стрелки – времени усы.

А позже попытался размолоть
живую клетку, с той же самой целью:
понять, что движет жизни каруселью,
и где таит часы живая плоть.

А «шестерёнок» в клетке – и не счесть!
и каждая важна и многолика.
…Увы, не я – Уотсон с другом Криком,
в год смерти Сталина явили миру: «Есть!..

Тончайшая «пружинка», как спираль,
двойная, правда, чтобы понадёжней,
за жизнь и смерть, ведь, отвечает всё же».
…Не это ли волшебная Грааль?! –

Та, что сулит бессмертие и власть,
не найденная смертными дотоле?
И мне и вам дарующая долю, –
судьбу, всепоглощающую страсть.

И стала мне времён понятна связь:
в спираль свернулось время в той «пружине».
…Так кровь, из раны вытекая, стынет, 
и течь кончает, твёрдой становясь.

                2.
Профессор, уточните вашу мысль,
слегка её очистив от сравнений.
Что ж получается: сегодняшние мы –
всего лишь эхо прошлых поколений?

Что прорастает давний предок в нас,
как по весне, напившись влаги, семя?
Что прожитый когда-то кем-то час –
а, может, миг! – в сегодняшнее время

вплетается незримою канвой,
и мучаемся мы, не понимая,
истоков странной боли, раневой,
не в октябре глухом – в начале мая?

Как может прошлое сегодняшнему дню
навязывать свою былую волю
и чью-то первобытную вину
вменять сегодняшнему мне фантомной болью?

Вон день угас… Предписано и нам,
как этот день, когда-нибудь угаснуть.
Нас много здесь, гораздо больше – «там»…
Приходят и уходят ежечасно.

Полёт стрелы, увы, необратим.
Монстр времени привык к кровавой пище.
Не может в небеса ушедший дым,
с небес вернуться, оживить кострище.

                3.
Ты прав… про дым и про стрелу… Но вот
костёр ты вспомнил… Взяв полено в руки,
чтО взял ты, с точки зрения науки?
Какой в себе свершил переворот?

Весомое и твёрдое –  «Оно».
Не всякий разглядит в древесном теле
когда-то прошумевшие метели,
апрели, отзвеневшие давно. 

И солнца – солнца жаркие лучи! –
небесный свет, прозрачный, невесомый,
вживлённый временем в берёзовую сому…
…Полено брось в костёр и помолчи…

Всем существом прочувствуй этот миг,
миг воскрешения тепла былого, света!
И, может быть, ты здесь найдёшь ответы
на свой вопрос, что так тебя томит.

Теряя воду, зреют времена,
перерождаясь в плевелы и зёрна –
величия грядущего, позора ль
невидимые глазу семена.

…Ты не полено положил в костёр,
а слиток солнца, зим и вёсен сгусток…
К твоей сегодняшней бессоннице и грусти
забытый пращур боль свою простёр.

Замкнулся круг из следствий и причин.
Читает жизнь былых времён скрижали,
бредя неспешно вдоль двойной спирали,
петляющей, как горный серпантин.

                4.
Профессор, это значит: Я  – не я?
И за грехи мои не я в ответе?
Мне по душе  такая вот фигня!
Жаль, прокурорам невдомёк всё это.

При случае позвольте я сошлюсь
на этот наш «симпозиум»  научный:
я за себя, за вас – легко «впрягусь»,
но вот за «пращура» впрягаться – несподручно.

Но коль без стёба… Как я понял вас,
живое, неживое – всё едино,
лишь потому оно «здесь и сейчас»,
что «прошлое» в нём, словно сердцевина –

ядро, затравка, жизненная суть,
творенья миг, в себя вобравший вечность?!.
Записан там сквозь хаос трудный  путь
из «Ничего» в мозолистое  «Нечто».

                5.
Красиво сказано… Живой огонь, луна,
и крепкий чай с дымком… Туманны корни
стремленья духа к Истинам Нагорным,
дорога к ним – разбита и длинна.

Как много тех, кто путь пройти хотел,
как мало тех, кто цель достиг успешно,
оборонив свой дух от мыслей грешных,
а тело – от греховных дел.

А, ведь, причина часто лишь в одном.
На прошлое глядим мы, как на вещи –
немодные, изношенные, – теша
себя надеждой – счастье за углом:

«Вот, завтра, завтра!..», – будто бы игла,
дрожа от нетерпенья, ищет вену.
Но вместо долгожданного мгновенья,
приходит вдруг беда из-за угла.

Мы бредим «будущим», как золотом Мидас,
как в  ломке бредят кайфом наркоманы,
а получаем кому для нирваны
и для любви продавленный матрас.

Небесной манны ощущаем вкус
лишь после смерти, требуя при жизни.
Недомечтав «слегка» до коммунизма,
в капитализм вернулся наш Союз.

И вот ещё что, мой случайный друг.
Едино время – то, что было, будет,
и то, что как вода, споткнувшись о запруду,
замедлилось, став неподвижным вдруг.

Вчера, сегодня, завтра… Словно свет,
всё непрерывно и полно корпускул.
У каждой малости есть свой упругий мускул –
малы те малости, как мы в глазах планет.

Малы мы… Меньше, может, мошкары
в сравнении со звёздными мирами,
но, видим мы, как во вселенской драме
рождаются и рушатся миры:

во времени своём – теперь, сейчас! –
мы видим время прошлое, не наше.
Быть может так же кто-то видит павших
солдат, когда-то защитивших нас.

…Зачем пришёл к нам звёзд сгоревших свет
посланием из «прошлого» в «сегодня»?
Как будто снег, ноздрястый, прошлогодний,
вдруг выпал  на тела живых планет.

Нас успокоить, с чем-то примирить,
сказав,  что смертны все и даже звёзды?
Предупредить, что может статься поздно
и бытия уже не свяжешь нить?..

Едино время… В чреве зреет плод…
Сначала он – простейшая амёба,
одна лишь клетка, чуть крупней микроба.
Но, вот, как взрыв, делений хоровод.

Засуетились клетки, кто куда,
по тайным знакам  выстроились чинно.
Во вновь образовавшейся картине   
морскую губку видишь без труда.

А дальше – больше: будут жабры, хвост
и пальцы с перепонками, как ласты,
и лишь в конце, эпохами обласканное,
дитя людское выйдет из корост. –
 
В нас времёна закручены в  спираль;
как вешки, как пунктир сквозь хаос, – гены:
быть может, мы – забытый код Вселенной,
и в нас она хранит Святой Грааль.

                Эпилог
Остывшим чаем утоливши  жажду,
костёр стрельнул прощально и погас.
Крылатый конь, как мог, уважив пажить,
умчался прочь, по звёздам, на Парнас.

Два мужика – постарше, помоложе –
под рюкзаками горбясь, шли домой.
День, слава богу, – думалось им – прожит,
бог даст, не хуже будет день другой…

Исчез ли день, сезон закрывший дачный,
как дым с огнём живительным простясь,
иль в полночь он, подобно новобрачным,
вдруг поменял всего лишь ипостась?

…Спираль двойная – пройденный не нами
из «Ничего» до наших дней маршрут.
И мы идём, куда? – не знаем сами,
грозя подчас обратно повернуть.