Однажды на утесе

Она сидела на утесе и смотрела на волны. Волны, которые с яростью бились об этот треклятый утес. Сколько бед перенесла ее маленькая головка, сколько пережила она за такую небольшую жизнь. И как ей все это надоело. Она не верила в светлое будущее, она верила лишь в тьму, непроглядную и зловещую. Такую, от которой мурашки по коже. Ее память-самое злое оружие, которое истребляло ее изнутри. Она прокручивать в голове все прожитые дни. Запакованные вещи, скандал каждый вечер, летающая посуда и пустота. Бешеная пустота, которую оставил после себя отец. Он оставил ее не только в доме, но и в сердце. Но это еще не все. Он оставил пятерых детей на одинокую мать, которая работала не покладая рук, чтобы обеспечить своих детей. А девочка должна была ей помогать. Помогать с детьми, с работой, с проблемами, которые иногда возникали. И она ужасно устала. Устала от всего этого, от этой бесконечной вереницы просьб и иногда даже приказов. Она устала отдавать все лучшее братьям и сестрам младше, она устала зашивать вещи, она устала!
Она сидела на утесе и смотрела на волны. Как бы она хотела оказаться там, в море...
- Не делай этого,- раздался голос, очень сильный и мужественный.
-  Кто тут? - с испугом спросила она.
- Не делай этого!
- Почему ты так за меня беспокоишься?
- Я потерял близкого мне человека. Он очень эгоистично попрощался с нами вот таким же образом, спрыгнув с обыва вниз. Это глупо.
- Сядь.
Он уселся рядом.
- Что мне нужно сделать, чтобы избавиться от этих мыслей?
- Пошли, я покажу тебе кое-что.
Он протянул ей руку, хотя этот шаг был немного заезженны она, словно повинуясь чарам, пошла за ним. Он вел ее обратно в город.
- На что это похоже?- спросил он, показывая на дом с облупившейся краской, обросших сорняками и травой.
- Это похоже на дом, в котором случилось несчастье, из-за которого было сложно встать на ноги.
- Так и есть. Мои родители развелись и семью разделили. Я поехал с мамой, а брат остался тут с отцом. Брат, видимо, не выдержав разрыва спрыгнул с того самого утеса, где утром сидела ты. Отец не мог оправиться после смерти брата...
- Краска есть?- спросила она чуть погодя.
- Что?
- Краска есть!- повторила она чуть увереннее.
- Я не знаю. Приехал совсем недавно было слишком много дел. Даже вещи не распаковал, - сказал он так, будто оправдывался перед ней.
- Зато у меня есть.
Она была не из тех, которые долго грустят, особенно на глазах у других людей. Она не могла позволить себе грустить, если рядом был кто-то другой. Она складывала грусть в большой ящик и закрывала его на ключ, а открывался он сам, обрушиваясь на нее, словно вода в водопаде.
- Совсем забыл! Как мне тебя называть,- спросил он.
- Кудряшка. А тебя? Только давай без имен. Придумай кличку. Так интереснее.
- Джонотан.
- Это случайно не из книги Джонотан Ливингстон?
- Да. А тебе нравится эта книга?
- Конечно! Я ее обожаю!
- Это же замечательно.
Так за делом они болтали до самого вечера, а когда он наступил уселись на траву пить чай. Она смотрела на небо, усеянное звездами, такое чистое и далекое, словно мечта. И ей было хорошо. Впервые за столько времени ей было очень хорошо. Она впервые поняла, что единственный, кто мог поддержать ее, когда она летит в пропасть своей грусти-это Джонотан. Это единственный человек, которого она подпустила ближе, чем всех остальных, это единственный человек, от которого ее опустошенное сердце билось так сильно, что слышно было даже ему. А может Джонотан слышал как бьется ее сердце, потому что был единственным, кто понимал ее лучше всех, лучше ее самой.
Каждый вечер они проводили вместе, смотря друг на друга, болтая о всякой чуши. Джонотан мог рассказать ей все и, как не странно, она тоже могла поведать ему любую тайну, даже ту, что она прятала под семью замками в глубине своей души.
Она отдала ему ключ от ящика с грустью. И, когда он его открыл, на него вылилась цела волна, волна слез, переживаний, мечтаний, воспоминаний, и все это уходило. Уходило и больше не возвращалось в этот ящик, потому что он его уничтожил, растоптал. Кудряшка научилась грустить. Джонотан научил ее. Она смогла позволить это себе. Позволить такую роскошь, которую раньше не позволяла себе. Она грустила в присутствии других люлей, более не сдерживая себя, потому что сдержи она в себе еще какую-нибудь печаль зловещий ящик переполнила бы грусть и злоба, и тогда все печали бы вырвались на свободу и она бы бросилась с треклятого утеса в воду.
- Если грустно-делись со мной. В этом и смысл. Мы делимся не только печеньками на Новый год, но и печалями. Так заведено.
- Я постараюсь.
И теперь ей стало гораздо легче жить.
Листья на деревьях желтели. На улицах стало пустынно, так же как и в сердце Кудряшки.  Теперь только воспоминания о Джонотане грели ее. Она не часто вспоминала тот печальный день, когда его мать появилась в этом городе. Она подошла к нему и отвела в сторону. Улыбка исчезла с его уст. Кудряшка поняла все мгновенно. Она ведь умела читать эмоции по глазам, не то, что понять исчезнувшую улыбку с его лица. Это его последний день тут.
- Я все поняла. Можешь не объяснять, - она сказала эти слова, и слезы вдруг неожиданно для самой Кудряшки брызнули у нее из глаз.
Он ничего не сказал, он просто прижал ее к себе. Прижал так крепко, как мог это сделать. Этот день Кудряшка запомнит навсегда. Она будет помнить его даже тогда, когда у нее появится первый седой волос. Тогда она была по-настоящему счастлива. Вечер, звезды. Внизу бешено бьет море. Они стоят на том самом утесе, откуда прыгнул его брат, и откуда хотела прыгнуть Кудряшка. Но эти печали были уже за спиной, они справились с ними благодаря друг другу.
Бабочки просто выпархивали из ее живота, потому что этот поцелуй был самый замечательным из всего бесчисленного количества. Она стояла в большеватом для нее свитере, осознавая, что вот сейчас в этом свитере, в этих объятиях ей так хорошо. И лучше ей уже никогда не будет. И вот утро, в окно бьет сильный свет. Кудряшка открывает глаза и перед ней на подушке лежит блокнот. " Это лучше, чем твой мысленный ящик. Я люблю тебя."