Последний э та

быль об исходе неандертальцев

Tне last known refuge of the Neanderthals
before they were driven to extinction by
Modern Man and climate change has been
traced to a cave in Gibraltar.

By Mark Henderson, Science Editor
September 14 2006

          I
Надбровных дуг уступы.
Бровей нависших комья.
Глаза немного скупо,
Сметливо исподлобья
Глядят на юный слепок
Отца пока живого:
Он ладно сбит и крепок
(Ваял ль его Канова?)
Склонившись к изголовью,
Сын слушает в почтении.
Нет, не нравоученье, –
С отеческой любовью
Старик на смертном ложе,
Негромко, но всё ж ясно,
В воспоминаньях ожил,
Ведёт так свой рассказ:
«Сынок, теперь я должен,
Когда иду я к предкам,
(Своё уже я прожил),
Хочу я напоследок,
Открыть всю тайну рода
Тебе как на духу я.
Из нашего народа
Один остался, чую,
Последний ты в юдоли.
Так вот мы звались э’та,
Что значит ‘люди воли’.
Сто тысяч лето в лето
Мы правили землёю.
Мы групповой облавой
Всё промышляли зверя.
А женщин наших славных,
Что семьи содержали,
И деток нам растили, -
Таких найдёшь едва ли…
В пещерах грел огонь нас.
Огромные пространства
Лесов, полей, саванны, -
Всё было э’та царство!»
         II
«Но вот пришли другие,
Иные люди ай’е.
Нам мускулы тугие,
Уже не помогая,
Отказывать вдруг стали.
Хоть те похлипче были,
Но вроде гибкой стали:
Как их бы не рубили
Своими топорами,
Они так ловко гнулись
И напирали сами.
На шеях вены дулись,
Когда они метали
В нас дроты и каменья.
И мы им уступали
В тактическом уменье.
Один из нас легко бы
Троих ай’е уделал,
Но их пришло так много,
Что будь ты туром смелым
Или свирепым вепрем,
Ты проиграл бы битву
И отступил бы в дебри,
Коль ты отведал бритвы
Ай’е разящих копий.
Лун двадцать шесть – семь тысяч
Назад случилась напасть:
Они так методично
Прижали нас. Однако,
Мы дрались смертным боем;
Ряды редели наши.
Но всё ж мы их с собою
К прапредкам брали. А’Ше, -
Страна лесов и взгорий, -
По ней мы отступали.
И ай’е, с ветром споря.
Нас гнали, добивали.
Базальтовые скалы
Смотрели в море кручей.
Страна А’Ше кончалась
На этих скалах. Тучей
На нас ай’е давили.
Но бросили затею
Преследовать нас. Были
Под ними наши земли.
Что толку от остатков
Э’та, ушедших в гроты:
Их положенье шатко,
Коль быстры наши дроты»
         III
«Итак, рубеж последний
Как на краю Эреба.
Послед в лихие те дни
Наш доживал там. Неба
Гнев, видимо, карал нас
Таким опустошеньем,
И загибал наш этнос,
Вдруг ставший бледной тенью
Своей великой мощи.
Полвека или боле
Э’та в пещерах жались.
И имя ‘люди воли’
Так горько отдавалось
В устах. Где, где свобода?
Всё меньше оставалось
От нас.  И год из года
Так это продолжалось.
И средь остатков э’та
Был О’Кх, в словах искусен.
Для нас лучом был света,
Когда был мир так гнусен
Для нас. И жить в  осаде
Уж было хуже смерти,
Но жизни как-то рады,
Коль песнь его приветит,
Мы были – пламя грело!
Он пел гортанно, зычно
О времени О’Тейо;
О наших днях, обычаях;
О напасти, исходе;
Конечно, о героях,
Что, пав, от нас уходят
В Небесные Покои.
О’Кх смел, охотник, воин,
Что в стычках возмужал.
И чувство дорогое
В нас всех он возбуждал:
Мол, мы, хоть погибая,
Уходим благородно.
И пусть планида злая,
Э’та единородно
Плечом к плечу сомкнутся
И до конца, до донца
Мы будем жить, и солнце
Пусть светит нам в оконца!»
          IV
«И вот осталась горстка
Людей э’та всего лишь.
В последней битве хлёсткой
Столкнулись с ай’е. Коль уж
Им суждено погибнуть,
Из гротов смело вышли
Все воины мужчины.
А у костров чуть слышно
Их женщины рыдали.
И прижимали деток
К груди своей, и ждали,
Что воины ответят
 На натиск наглых ай’е.
А те уж подступали,
Метали дроты, камни.
Но э’та не роптали,
А пятились спинами
И в стороны швыряли
Врагов как комья грязи.
И падали, стонали,
В пролитой крови вязли,
Но просто не сдавались!
И О’Кх, от ран ужасных
Едва стоял, шатаясь
Средь храброго десятка,
Тех, что ещё держались.
И он пропел гортанно,
Глаза уставив пьяно
На ненавистных ай’е:
“К’хе н’еча иттхи яй’ем!”,
Что  значит: умираем,
Но всё же не сдаёмся!
И тут погасло солнце!
Пал О’Кх, и вои с криком
Отдали предкам души…
Ай’е в садизме диком,
Словно свежуют туши,
Тела на части рвали.
Как женщины стенали!
И, выбежав наружу,
К телам мужчин спадали,
В глазах застывший ужас!
Конечно, часть тех женщин
Ай’е в полон забрали:
Делили их по чести.
Детей же побросали
Вниз, в ярую пучину…
Слеза бы задушила
Сурового мужчину:
Так всё жестоко было!»
         V
«А ОК’х пред ликом смерти
Был милован судьбою.
Над ним склонилась Тхети,
Дочь их вождя рябого.
И живота просила
Для ОК’ха дева ай’е.
Как милость получила,
Так Тхети, причитая,
Его свезла в шалаш свой
На ивовых салазках,
И пить дала лекарство,
И смазывала язвы.
Окреп немного воин,
Но от забот и ласк,
Любовью удостоен,
Он как-то сник, угас.
Два дня ещё он прожил
В рассудке, и в бреду.
В последний миг ОК’х ожил:
В раю, а не в аду,
Наверно, оказался,
Когда ласкаем был
Тхети. В руках скончался
Её. Шакал завыл
Тогда в лесине гиблой.
Наш род истёк. И всё…
Под сердцем Тхети билось
Зачатое дитё…»
           VI
« Итак, по женской ветви
Тянулся древний род
Средь гладов и поветрий,
На нас кивали ’йети’
И тыкали ‘урод’.
Однако, э’та жили
И множились, росли,
И напрягали жилы,
И устный сказ вели,
Передавая детям
Последних Дней рассказ.
И я, в преддверье смерти
Тебе, мой сын, припас
Вот эту быль-преданье.
Ты – воли сын - гордись!
Пусть будет в назиданье
Тебе ОК’ха девиз:
“К’хе н’еча иттхи яй’ем!”»
И рот отца запёкся… -
Мы гордо умираем,
Но всё же не сдаёмся!
Всё. Нет отца. Сидел сын
Пред телом сокрушённо,
Словно к скамье прирос он.
Лишь ветер приглушённо
Играл в бору сосновом;
Накатывали волны;
И чайки мерным стоном
Просторы оглашали…
      
       ЭПИЛОГ
Мой стих о людях э’та
На этом завершаю.
Пусть вымысел всё это,
И, словом я играя.
Вам выложил быличку,
Что высосал из пальца.
А видел ли я лично
Того неандертальца,
Иль тень его подвида?
Наверное, да. Видел.
Раз встретил индивида:
Ну, смахивал он сильно
На древнее созданье.
И вот замыслил быль я
Про противостоянье
Последних людей э’та
И наших кроманьонцев.
Кровь – верная примета:
Я есть потомок ай’еца.
Но так же во мне мается
И кровь неандертальца…