Сборник метаморфозы

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Я не поэт. Я просто автор строчек.
Рифмую всё, о чём не напишу.
Я как портной – нашью себе сорочек,
Фабрично-магазинное ношу.

Но, если мой читатель драгоценный,
Подарит им хоть бы один лишь взгляд,
Я буду знать – стихи имеют цену.
И, значит, сердце с Вашим бьется в лад.

 
БОЛЬШАК

Днём не слышно за шумом посёлка,
С первобытной его суетой.
Ну, а ночью любая трёхтонка
Нарушает мой сонный покой.

Вдруг затихнет большак на минуту
Или две, очень редко – на пять,
А потом грузовые маршруты
Продолжают движенье опять.

Дальний свет спотыкнётся о ели,
По-хозяйски обшарит простор.
Сквозь туманы, дожди и метели
Снова вёрсты считает мотор.

Я ведь тоже ночной работяга
И посильно России служу.
Только, если я даже не лягу,
Никого по ночам не бужу.

Мне не спится. Я тоже в дороге
За строкой объезжаю строку.
И летят, словно столбики слоги
За машинами по большаку.
 
ВОЗВРАЩЁННОЕ ПИСЬМО

Я плачу над письмом, своим письмом,
Возвратом, вернувшимся по почте полевой.
С припиской, не рукою адресата,
«Погиб в бою, как истинный герой».

Я плачу над письмом, своим письмом, и значит,
Теперь мне больше не к кому писать.
Пускай я нынче смерть твою оплачу,
Но всё равно живого буду ждать.

Я плачу над письмом, но знаю, что бывали
Случались в этом мире чудеса.
Родные похоронки получали,
А милых воскрешали небеса.

Я плачу над письмом, своим письмом.
Но верю и никому надежды не отдам.
Перед тобой всегда откроют двери,
Коль не сама, дак внукам передам.
 
ДУРНЫЕ ПРИВЫЧКИ

Порой мы сами у себя воруем дни и ночи.
Здоровье, исподволь губя, жизнь делаем короче.
Дурных привычек нагота, увы, не добродетель.
А, ведь за нами по пятам шагают наши дети.

Как не крути, хоть вкривь, хоть вкось,
Но ты за них в ответе.
И значит что? Привычку брось!
А не держи в секрете.
 
ИЮЛЬ В ГОРОДЕ

На улицах города
Шумно и жарко.
Прохладу ищу
На скамеечке в парке.

Дышать здесь гораздо
Свободней и легче,
Тем более, что
Приближается вечер.

Прохожие кормят
На озере рыбок
И диких гусей,
Не скрывая улыбок.

В малиновом солнце
Склонился закат,
С колясками к выходу
Мамы спешат.

Последние вспышки
Вечерней зари,
И скоро в аллеях
Зажгут фонари.

И музыка будет
На танцах звучать,
А я свою юность
Начну вспоминать.

Другие звучали в ней
Ритмы и звуки.
Тушили фугаски
Мальчишечьи руки.

Не девичий стан
Обнимали, а кирки,
Долбили окопы
И прочие дырки.

И только весной,
в сорок пятом году
Я сбацал чечётку
У всех на виду.

Но хватит о прошлом.
Остыла жара.
И, значит, домой
Возвращаться пора.

Меня потеряла,
Наверно, семья,
И детство, и юность
И старость моя.
 
КУПАЛЬНЫЙ СЕЗОН

Раскалило солнышко песок,
Прогрело камешки и воду.
Вырвусь-ка я к речке на часок,
Где с утра полным-полно народу.

Бьёт волна о берег золотой,
В небе нет ни облачка, ни тени.
Пляж похож на северный припой,
Заселённый тушами тюленей.

Ребятишки ножками сучат,
Бьют по кромке, словно тюленята.
Где-то парни струнами бренчат,
Звонким смехом давятся девчата.

Славная июльская пора,
Целый месяц бодрости и смеха.
Даже ливень, словно из ведра,
Пляжному народу не помеха.

Жаль, не успеваешь загореть,
Быстротечно северное лето.
Успевает кожа покраснеть,
И загар кончается на этом.

Но, за то, потом на целый год
Хватит дорогих воспоминаний,
Потому что северный народ
В основном обслуживают бани.
 
ЛЮБОВЬ МОЯ РОССИЯ

Нигде не пахнут травы как в России.
Нигде берёзы так не шелестят.
Нигде не встретишь девушек красивей,
Выносливей и статьнее ребят.

Ни мало мест чудесных на планете,
Где хоть какой-то сыщется изъян.
Но нет земли роднее в целом свете,
Земли дороже сердцу россиян.

Ничем её просторов не измерить.
Озёр и рек вовек не сосчитать.
Был прав поэт - в Россию надо верить!
Умом мою Россию не понять.

И, радиосигналы принимая,
Из чрева межпланетных кораблей,
Мы гордости нисколько не скрываем,
За мощь и силу Родины своей.

 
НИМФА

Толи в сказке, а может из мифа
В лунном сиянии, в прохладе ночной,
В мир мой явилась прекрасная нимфа,
В ночь на Купалу, в излуке речной.

В призрачном свете упругое тело
В каплях янтарных студеной воды.
Сердце моё трепетало и пело,
Не предвещая тоски и беды.

Нимфа по лунной  дорожке летела,
Образ прекрасный к себе меня звал.
Я, околдованный музыкой тела,
Двинулся к ней и с обрыва упал.

Что это было? Видение? Русалка?
В ночь на Купалу в мерцанье огней.
Мне синяков и царапин не жалко,
Только с тех пор я тоскую по ней.
 
***

От пункта А до пункта Б
Проложена дорога.
Бежит она через поля,
Засеянные рожью.

А я сверну с неё босым,
По рослым травам воглым.
От пункта А до пункта Б
Иду по бездорожью.

Я расстоянья сокращать
Привык ещё мальчишкой.
В нас пифагоров вариант
Заложен в подсознание.

Шагать по улице как все
Минут пятнадцать с лишком,
По проходным дворам прошёл -
И вот оно - свидание.

Заметил я уже давно
В деревне и на даче,
Тропа у каждого своя
И к речке, и к колодцу.

А дело в том, что на Руси
Не могут жить иначе.
Засел нам с детства в душу бес
И дух первопроходца.
 
 СТАНЦИЯ ЗИМА

Меня на станции Зима,
На родине поэта,
Встречала русская зима
Почти в зачатье лета.

Цвела на окнах резеда,
Лимон теплом изнеженный,
И окунались поезда
В простор белозаснежанный.

А снег всё падал, снег всё шёл.
А ветер выл и охал.
И всё бы было хорошо,
Коль не было бы так плохо.

 
СКАЗКА О БЛИЗНЕЦАХ - ДВУХ НАЧАЛАХ, ДВУХ КОНЦАХ

Мужик на бронзовом коне
С лицом и шашкой медными
На камень влез, в какой стране,
В каком году не ведомо.

Старик чело перекрестил
И почесал за ухом.
Поскольку всадник походил
На братьев Черноуховых.

А те держали край в узде
И спуску не давали.
К пяти конечностям, к звезде,
Шестую приковали.

Быть может так, а, может, нет -
Кто их сейчас рассудит.
Прошло уже не мало лет,
И праздников, и буден.

Прогнили нижние венцы,
Осела крыша дома,
Где появились близнецы
Фома, а в след Ерёма.

А может быть наоборот,
Оспаривать не стану.
В семье крестьянской лишний рот
Не больно был желанным.

Пришлось выкармливать ребят,
Прожорливую двойню.
Их не утопишь, как котят,
В посудине помойной.

Они росли как по часам,
Не редко мерясь силами.
Их различали по носам -
Короткому и длинному.

Короткий нос был у Фомы,
Чуть подлиней - Ерёмин.
Похожи были близнецы
Как пальцы на ладони.

Но сказку долго говорить,
А быль – она короче.
Пришла пора их предъявить
Перед царёвы очи.

Царь поглядел на близнецов,
Велел взять дьякам перья,
И повелел: «Сих молодцов
Зачислить в кавалерию».

А в это время шла война
С соседним государством.
К уланам в полк попал Фома,
Ерёма – в полк гусарский.

Уланы первыми ушли,
Гусары - вслед за ними,
Вот так дороги разошлись
Меж братьями родными.

Когда закончилась война,
Один дошёл до дома.
А кто из них? Толи Фома,
Толь брат его - Ерёма?

Чьи перевесили весы?
Чьё жить осталось тело?
Вот были б рядышком носы
Тогда другое дело.

Вот так случается порой
И в жизни, между прочим.
Кто был действительно герой,
А кто из них не очень.

Старик во всадника вонзил
Свой любопытный взгляд.
Потом махорку закурил
И сплюнул на асфальт.

Он сказкам верить перестал.
Враньё - всегда враньё.
Но для того и пьедестал,
Чтоб кто-то был на нём.

Не важно – кто там на коне
Фома или Ерёма
Печально то, что в той стране
Сам царь писал законы.
 
АНГЕЛ

Я, приглушив приёмник, слушал песню,
Я обо всём на свете позабыл,
Но вдруг услышал шелест лёгких крыл,
Как будто ангел мне явился с божьей вестью.

Моя душа на миг оцепенела,
Возможно, побелел как полотно.
Я быстро вник, ко мне через окно
Ночная бабочка случайно залетела,
Но спать в ту ночь не мог я всё равно.
 
ВЗГЛЯД В БУДУЩЕЕ

На Дальнем Востоке с китайцами в браке
Ни тайно, а факт неприложный уже,
Обрыгли девчёнкам разборки и драки,
Они по солиднее ищут мужей.

И лет через 100 или 200 не знаю,
Я с акций китайских купонов не стриг,
Европа и Азия станут Китаем,
Но главным останется русский язык.
 
ГОСТЬЯ ИЗ МАЯ

Птичка через форточку
В комнату влетела.
Я присел на корточки,
Птичка тоже села.
Села птичка на карниз,
Косит глазом сверху вниз,
Что, мол, это за чудак? -
Может друг, а может враг.
Кто же я на самом деле
Мы обои знать хотели,
Потому что я нередко
Птиц держу зимою в клетках.
Призадумался я вдруг –
Значит я и враг и друг.
Птичка ведь того не знает –
Птиц я в мае выпускаю.
Так что, птичка, улетай –
На дворе цветущий май.
 
ГРОЗА

Вдоль улицы ветер пробежал
Засыпал пыль в глаза,
Как будто нас предупреждал -
Недалеко гроза.

Деревья, словно геркулес,
Пригнул второй порыв.
И будто камешки с горы,
Посыпались с небес.

По крыше дождик застучал,
Как тысячи подков,
И гром свирепо зарычал
Из глубины веков.

Пускай рычит, я не боюсь,
Меня не напугать.
И не такие грозы Русь
Умеет усмирять.

Прошла гроза – отварены
Все окна на расхлябь,
И эхо маленькой войны
С реки смахнула рябь.
 
ДОЖДИК

Хорошо, что дождик шёл,
Хорошо, что ливень лил,
Хорошо, что под плащом
Нас с тобой соединил.

Мы, накинув на себя,
Прорезиненный реглан,
Сразу поняли – судьба
Посылает случай нам.

Хорошо, что не взяла
Ты с собою зонтик свой,
Хорошо, что нас свела
Тропка в дождик проливной.

Страшно думать, если б я
Плащ свой тоже позабыл,
И не встретил бы тебя,
И другую полюбил.

Будь же славен этот миг,
Что сразил нас без ножа,
Когда я к тебе приник,
А тебя ко мне прижал.

С той поры один причал
Нас навек объединил.
Плащ промокший обвенчал
И любовью наградил.
 
ЛЮБОВЬ И КОВАРСТВО

Любовь с коварством в женщине едины
И вместе уживаются вполне.
Пока любовь справляет именины,
Коварство дремлет где-то в глубине.

Но лишь едва возникнет подозренье,
Любовь теряет чувство высоты,
Коварство просыпается в мгновенье
И за собой сжигает все мосты.

Пускай любовь, которую мы ищем,
Нам не сулит большого барыша,
Коварству женщины противится душа,
Но ненависть даёт коварству пищу.

 
МОЯ СТРАТЕГИЯ

Я не способен на кого-то капать,
Хочу, чтобы читатель это знал,
Не стану я в чужие души какать,
Чтоб стих сатирой критик не назвал.

Ирония моё по жизни кредо,
В подробности вдаваться не хочу.
Пишу о том, что на себе изведал,
Что знаю понаслышке – промолчу.
 
О СОВРЕМЕННОЙ МУЗЫКЕ

О ней, расхлябанной, без ритма,
Ни для души, ни для ума.
Мой друг хохол ни ради ритма
Сказал бы – музыки нема.

Не существует без изъяна
На нашем шарике вещей,
Но так сыграет обезьяна
Лишь инструмент доверьте ей.
 
ПРАВДА

Жить прошлым невозможно никому,
Вот окунуться в прошлое возможно,
Но коль стоит вся правда на кону,
То на душе становится тревожно.

Что острого в мешке не утаить
Не представляет сложности проверить,
Но правду даже другу говорить
Остерегайся – может не поверить.
 
ПРОХЛАДА

Проку нет от лимонада,
Не проходит жар то в зной.
Жду, когда придёт прохлада
В раскалённый город мой.

Жду, когда наступит вечер,
И зажгутся фонари,
Чтобы окна ей навстречу
Нараспашку отворить.

Окунуться словно в реку,
Не распахивая век,
Мало надо человеку,
Если он не человек.
 
СЛЕДЫ

Чтобы оставить добрые следы
Не надо дожидаться бороды.
Чтобы остаться в памяти народа
И 33 вполне хватает года.
 
СЧАСТЬЕ

Счастье поймать всё равно, что Жар-птицу,
Быстрой и твёрдой должна быть рука,
Может, поехать за ним за границу,
Или в России найти дурака.

Был же когда-то такой у Ершова,
Правда, он вытянул только перо,
Но ведь потом своё счастье нашёл он
В князи из грязи поднялся герой.

Так вот до гроба - сидишь и гадаешь,
Как на ромашке – придёт, не придёт.
Ты за границу за ним улетаешь,
А счастье с тобой по соседству живёт.
 
БУДЬ МУЖЧИНОЙ

Ты в драку вовремя не влез,
Поскольку ты, по сути, логик.
Все обошлось нормально, без
Твоей недюжинной подмоги.
Тебе заказан пьедестал,
Живёшь ты мирно, благочинно.
Пусть мушкетёром ты не стал,
По крайней мере, стань мужчиной!

 
КРЫСОЕД

Дождь стучит навязчиво и нудно,
Музыкой, противной для ушей.
Спят коты и кошки беспробудно,
И ни крыс не ловят, ни мышей.
Ну а те плодятся и плодятся,
Рыщут по углам без выходных.
Стали даже матери бояться,
Оставлять детей своих одних.
Монотонный дождь кого угодно
Ввергнет в литургическую хмарь.
Только пёс дворовый, беспородный
Иногда гоняет эту тварь.
Но ему не сладить в одиночку
С крысами при помощи атак.
Их бы всех в одну большую бочку,
В старину боролись только так.
Выводили люди крысоеда,
Способ был жесток, зато потом,
По рассказам прадеда и деда,
Грызунов смывало как потопом.
Мы, конечно, стали погуманней,
Но и нас нетрудно убедить.
Что лицом к лицу на поле брани,
Тот, кто правый, должен победить.


 
КУТЁНОК

Был случай в этой жизни бурной
И гром шумел, и ливень лил,
Сидел кутёнок возле урны
И тонким голосом скулил.
Его от холода знобило,
Он мокрым был, ни дать ни взять.
То ли гроза его облила,
То, извините, чья-то мать.
Но грозовая туча висла,
Я подтверждаю, с полчаса
Перед кутёнком всё раскисло:
И хлеб, и сыр, и колбаса.
Ну, кто же станет есть голодным,
Когда на сердце маята
И страх, змеёю подколодной
Ползёт, не грея, по  устам.
А люди вновь ему совали
Кусочки лакомые в нос,
Они ведь, глупые, не знали,
Что был охотником тот пёс.
Он был уверен, крохотуля,
Хотя недавно начал жить,
Еду приносит только пуля,
А завтрак надо заслужить.
А мимо шёл артист из цирка,
Что купол выбросил в углу,
Он нежно взял щенка за шкирку
И греться спрятал под полу.
Быть беспризорным хуже плётки,
Он на себе всё испытал.
И собачонка просто тёткой
Недолго думая называл.

 
ВЕСЕННИЕ МОТИВЫ

Отгуляли святки, отшумели,
Колокольцы масленицу звонят,
Ветры вновь на север тучи гонят,
Верные помошники апреля.
На дорогах, как не заметали
Их метели долгими ночами,
Снег распят, омытые ручьями,
Под весенним солнцем заблистали.
Воздух стал свежее и пахучей,
Скоро сад цветением забредет,
А в тайге, пока ещё дремучей,
Заревут последние медведи.

 
ВЕСЕННИЙ БАЛ

В чаще леса, спрятавшись в тени,
Там, куда не проникает солнце,
Ландыш перламутровый звенит,
Серебристым звоном колокольца.
Созывает на весенний бал
Мотыльков, козявок и букашек.
Утренней росой умытый зал,
Убранный венками из ромашек.
Скрипачи-кузнечики в поту
Шпарят полонезы и мазурки,.
Мотыльки хватают на лету
Светлячков горящие окурки.
Приглашает муха комара
Закружиться в вальсе искромётном.
Жаль, что эта дивная пора,
Также как и юность, мимолётна.

 
ВЕСНА ВЕСНУШЕК НАЛЕПИЛА

Вчера на рожицу Людмиле
Весна веснушек налепила.
Да крепко так, что даже мылом
Людмила их с лица не смыла.
Что посоветовать Людмиле?
Веснушкам радоваться, или…

 
ГАДАЛКА

В глубины магии не лезу,
Поскольку там сплошная мгла,
Но мне хотелось до зарезу
Понять, зачем она лгала.
Гадалка, в картах покумекав,
Сказала: знайте наперёд –
На свете нету человека
 Такого, кто совсем не врёт.
Вполне возможно, ваша дива
Не стала душу теребить.
Всё то, что выглядит красиво
Не обязательно любить.
Иной раз лгут для пользы дела,
Иной раз угол обходя.
Скорей всего, она жалела
 Тебя, а, может, и себя.




 
ГОЛУБКА

Преданное сердце сердцу не изменит,
Если воедино их свела судьба.
На мосту влюблённых, в городе Тюмени
Я случайно встретил вечером тебя.
Ты моя голубка белоснежная,
Для любви высокой рождена,.
Ласковая, добрая и нежная,
Как глоток хорошего вина.
Дорожите люди даже самым малым,
А счастливый случай подвернётся сам.
Нас любовь накрыла, как девятым валом
Накрывает рубку бурный океан.
Ты моя голубка белоснежная,
Для любви высокой рождена,
Ласковая, добрая и нежная,
Верная подруга и жена.
Пролетают годы, тройкой катит время,
Но не гаснет пламя у меня в груди.
У моста Влюблённых, в городе Тюмени,
Начинают внуки с внучками бродить.
Ты моя голубка белоснежная,
Чистая как горные снега.
Ласковая, добрая и нежная,
Без тебя мне жизнь не дорога.

 
ГОРЕТЬ РОССИИ, НЕ СГОРЕТЬ

Гореть России, не сгореть,
Её просторы безразмерны!
Ей никогда не умереть,
Она бессмертная, наверно.
Её с любого края жгли,
Она тушила пламя это.
Понять Россию не смогли
Ни беллетристы, ни поэты.
Никто Россию не сожжёт,
Зря на слона собаки лают.
Её Архангел бережёт
И купидоны охраняют.

 
ГОРЯНКА

Как горная козочка скачет по тропке
Горянка с фигурой, похожей на стопку.
Осиная талия, коса ниже талии,
На ножках с подошвою мягкой сандалии.
Походка её грациозна, легка,
Несёт на головке кувшин молока.
Дошла до аула, меня удивив,
Ни капли напитка нигде не пролив.
Из сакли навстречу старуха спешит,
Чтоб с правнучки снять поскорее кувшин.
Но девочка быстро снимает его,
Как будто ни весит кувшин ничего.
Привычная ноша для женщин в горах,
Всё носят они на своих головах.
А всё потому, что на горной тропе
Весьма неуютно и тесно толпе.

 
МЕТАМОРФОЗЫ

Весной худеют, как не странно,
Не только девушки и дамы.
Весной худеют даже псы,
Меняя шкуру для красы.
Демисезонное пальто приятней шубы и манто.
Чем элегантнее оно, видней, что женщине дано.
Наверно, в этом суть причины,
Что в них влюбляются мужчины.
Факт не приложный, прописной,
Любовь рождается весной.
И продолжается всё лето,
Пока тепло и много света.
Но и в осенний листопад
С ней подружиться каждый рад.
Бывает что и снежным зимам
Она порой необходима.
И прав поэт, что у кольца
Начала нет и нет конца.
И, словно сказка про попа,
Любовь наивна и слепа.

 
ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Возраст у победы пенсионный,
Но она как прежде держит строй.
Только в нём осталась поимённо
Горсточка героев Мировой.
Мчится время вдаль неумолимо,
Словно скейтбордисты на волне,
Даже Брестской крепости руины
Не напоминают о войне.
Больше сходит за землетрясение,
В сущности оно и было так,
Когда ранним утром, в воскресенье,
Тонны бомб на Брест обрушил враг.
Снова май, какой уже по счёту,
Выплеснул все флаги на горах.
Вновь на Красной площади пехота
Грянула победное – Ура!
Пролетают годы незаметно,
Но салюты будут громыхать.
В честь солдат, любивших беззаветно
Родину, как собственную мать.

 
ДОМ ГОРИТ

Дом горит, десятки версий,
Вплоть до вражеских диверсий,
Строят люди, теша души,
А пожар никто не тушит.


 
ДОРОГА-ДОРОГА

Дорога-дорога, разлучница дорога,
Не суди так строго за отъезд меня.
Я вернусь, ей Богу, к отчиму порогу,
Подожди немного, не гаси огня.


 
***
Подоконник, чашка кофе,
Диктофон, соседи спят.
Академика Иоффи я не корчу из себя.
Я как все, мужик обычный,
В меру ласков, в меру груб.
Предпочёл возне столичной,
Глубину сибирских руд.
Ни о чём не сожалею,
Жизнь бурлит ключом и тут,
Также любят и болеют,
И рождаются, и мрут.
Ходят в церкви и музеи,
И в театры, и в кино.
Те, кто зрение имеют,
Мне такого не дано.
Понемножечку старею,
Но стараюсь не ворчать.
Душу ямбам и хореям
Изливаю по ночам.
Подоконник, чашка кофе,
Диктофон, соседи спят.
В это время на Галгофе
Был Иисус Христос распят.
За меня он кару принял.
За меня страдает он.
Подоконник, спички, Прима,
Чашка кофе, диктофон.
 

ЗВЁЗДОЧКА

Нынче в небе звёздочка яркая зажглась,
Яркая, далёкая как морской маяк.
Отчего ты, милая, поздно родилась,
Жизнь к закату клонится серая моя.
Чтобы это значило? Вроде не больной,
Сердце запартачило, в ритме перебой.
То готово выпрыгнуть, то на миг замрёт.
Звёздочка, как лодочка, по небу плывёт.
Не догнать мне лодочку, сникли паруса,
Пожалел впервые я, рано родился.
Подождать немножечко – 33 зимы,
Может, с юной звёздочкой вместе были б мы.
Звёздочка небесная, подожди постой,
Посвящаю песню я лишь тебе одной.
Лодочка небесная быстро не греби,
Сочиняю песню я о большой любви.

 
КРЕМЛЁВСКАЯ СКАЗКА

Часу в десятом, точно я не знаю,
По снежной, рано выпавшей крупе.
Вошла гражданка, в меру молодая,
В тогдашней Спасской башни КПП.
И попросила пропустить к Генсеку,
Фамилию и имя назвала, добавила –
«Я с этим человеком однажды с удовольствием спала».
Привратник не на шутку огорошен,
Но всё-таки к Генсеку позвонил.
Хоть гость, как говорится, был не прошен,
Без пропуска гражданку пропустил.
Как только оказалась за оградой,
Какой-то тип глаза в неё вонзил,
Но, ни сказав ни слова, до парадной
По вековой брусчатке проводил.
Смущённая проникла в помещение,
Как будто в зал Господнего суда.
Её не покидало ощущение никчемности
И ложного стыда.
Она как будто оказалась в сказке,
И что-то она делает не то,
Но джентльмен подъехал с доброй лаской
И снял с неё галоши и пальто.
По скользкому натёртому паркету,
Потом по мягким стриженым коврам,
Гражданку довели до кабинета,
А к ней Генсек на встречу вышел сам.
И полилась неспешная беседа
Простой гражданки и Секретаря,
Что даже время честного обеда
Пролопотали, грубо говоря.
Их разговор, конечно, записали,
Но нам об этом и не надо знать,
Зато её домашние встречали,
Так как героев принято встречать.
Шикарную квартиру получила,
В профессии повысили разряд,
Не даром обаяние – это сила,
В народе повсеместно говорят.
Но это не финал повествования
И у меня ещё в достатке слов,
Чтобы поведать вам про расставанья
На уровне Генсека и послов.
Хозяин встал. Он сильно утомился,
В нём оставалось слишком мало сил.
Галантно незнакомке поклонился,
И робко, словно юноша, спросил:
«Мне память изменяет, несомненно,
Я забывать обязанности стал,
Но Вы скажите честно-откровенно,
В каком году и где я с Вами спал?»
Она ждала коварного  вопроса,
Сказала: «Без ответа не уйду.
На съезде в застоявшемся году
Вы на виду у всех клевали носом,
А я спала в шестнадцатом ряду.»

 
СПОР

Однажды Бог, мудрец и я
Заспорили о смысле бытия.
Господь сказал - я душами владею,
Я воссоздал подобие себе.
Мудрец ему - а я ввожу идею
Не покоряться собственной судьбе.
Бог продолжал - Мне целый мир подвластен
И только смертью сына был спасён.
Учёный муж кивнул в ответ - Согласен,
Но человек упрямей, чем осёл.
Вот тут я возразил - Он не упрямый,
А целеустремлённый, как поток.
Конечно, есть и среди нас бараны,
Стоящие у новеньких ворот.
Они уже, пожалуй, не живут,
Их люди ретроградами зовут.
Да, наша жизнь не вечное застолье,
Но сам Господь когда-то повелел,
Что прежде чем зерном засеять поле,
Очистить надо зёрна от плевёл.
Добро со злом встречаются на полке,
На книжной полке, в сказках и стихах.
Пока живут ягнята, живы волки
И в этом нет особого греха,
Так в чём же смысл в рождении, иль смерти,
В борьбе или покорности судьбе?
В покорности, - ответил Бог, - поверьте,
Мы с мудрецом ответили – В борьбе!
Окончен спор, ну нет, не тут-то было.
Но не по нашей, так сказать вине,
Борьба воспринимается дибилом,
Как слово равнозначное войне.
Война есть грех, - сказал Господь устало.
Зачем же их прощать? – спросил мудрец.
Чтоб избежать вселенского скандала,
Ещё в отрочестве мне вразумил Отец.
Отцы и дети – вечная проблема,
Которую пытаются решить,
Как старую Шекспировскую тему
Всех поколений – «Быть или не быть?»

 
ПОЕЗДА

Служить добром и правдой отказала
Мне, видимо, счастливая звезда.
Я получил квартиру у вокзала,
Где день и ночь грохочут поезда.
По скрежету составы различая,
Я, выйдя с сигаретой на балкон,
Считаю их, того не замечая,
Как будто засекреченный шпион.
А фонари так полночь раскачали,
Что кажется куда-то еду сам.
Мчат поезда заботы и печали
По новым доставляя адресам.
Я к шуму привыкаю понемногу,
Не зря судачат – каждому своё.
И думаю – железная дорога
Через нутро проложена моё.
Дрожит кровать, дрожат полы и стены,
Дрожаньем переполнена душа.
И звуки электрической сирены,
Как дьявольская музыка в ушах.
А фонари так полночь раскачали,
Что кажется куда-то еду сам.
Мчат поезда заботы и печали
По новым доставляя адресам.
Мне не комфортно в новенькой квартире,
Но что же делать, жизнь летит вперёд.
Я не один, десятки тысяч в мире
В таких же вот условиях живут.
А мне заметил сослуживец Рома -
Лови, ведь счастье от небес,
Те, кто живут вблизи от аэродрома,
Во всяком случае, завидуют тебе.
А фонари так полночь раскачали,
Что кажется куда-то еду сам.
Мчат поезда заботы и печали
По новым доставляя адресам.

 
СВЯТКИ

Не отступая от традиций,
На радость взрослых и детей,
По городскому парку мчится
Лихая тройка лошадей.
Незабываемые святки,
Семь озорных январских дней.
Впрягают в сани лошадей,
А облака, играя в прятки,
Как серебристые заплатки,
Светила прячут от людей.
Весёлый смех в сугробах тонет,
Хоть парк – пародия на лес,
И кони – маленькие пони,
Какие святки без чудес?!
Сегодня бровь никто не хмурит,
Сегодня царствует авось.
И ты, приятель мой все дури
В посуду святочную брось.

 
***
Я обращаю взор свой в небо
И Отче нашему молюсь,
Но не прошу ни благ, ни хлеба,
А просто мыслями делюсь.
Я у него прошу прощения,
Что суть природы ни предам,
За сексуальное общение
Мужчин с мужчиной,  c дамой дам.
Всевышним создана природа,
Я вроде правильно рулю,
Для нескончаемости рода
А не сводить его к нулю.
И видеть в этом упоение,
Как диким пчёлам среди роз.
Одно мы знаем воскресение,
И это был Иисус Христос.

 
ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С СЕСТРОЙ

Вчера с сестрой висел на телефоне,
Мы с ней не виделись уже порядком лет,
Как будто встретились в родном Отцовском доме,
Которого давно в помине нет.
Мы говорили сбивчиво и долго,
Перебирали в памяти родню,
И вспоминали город наш и Волгу,
Венец и Гончарова авеню.
Свердловский сад, скрипучие качели,
Сирени и акаций аромат.
Как детство и отрочество «балдели»,
Как нынче наши внуки говорят.
О сколько пересмотрено картинок,
О сколько перемножено дорог.
Нас вызывала жизнь на поединок,
Как только мы шагнули за порог.
Всё в жизни было –
Радости и горе, весна и осень,
Запад и восток, жестокий шторм
И ласковое море, холодный лед
И жгучий кипяток.
Хребты Урала вздыбились меж нами
И я слегка испытываю дрожь,
Сестрёнкин голос так похож на мамин,
Как мой с отцовским вдребезги не схож.
Сестра отца, конечно же, не помнит,
Ей  до войны немного было лет,
Он жив во мне, как в бабушкином доме,
Которого на свете больше нет.

 
Тюмень вечерняя.

Ложится городу на плечи
Прохладных сумерек рука,
Часы идут, и наша встреча
Уже не так и далека.
Чуть-чуть волнуемся мы оба,
Попав в соцветие реклам,
Не обещай любви до гроба,
А просто сходим в ресторан.
Шипя шампанское играет,
С эстрады музыка звучит,
К сердцам друг друга подбираем
Мы подходящие ключи.
Ложится городу на плечи
Прохладных сумерек рука,
Сомнений нет, что нашу встречу
Мы повторим наверняка.

 
***
Снега в Сибири не новинка,
И май заснежен не в первой.
Зазеленевшую травинку
Ещё нельзя назвать травой.

И пруд с утра проснувшись было
Подёрнут корочкой стекла.
Деревья, съёжившись уныло,
Ждут долгожданного тепла.

Прогноз не радостен мы стужу
В сердцах ругаем и клянём.
А над тайгой снежинки кружат,
Смешавшись с ветром и дождём.

Но как верёвочки не виться,
Конец верёвочке придёт.
И воздух снова накалится,
И лето к нам тропу найдёт.
 
Свияга.

Течёт река с таким названьем
По средне -  русской полосе.
Впадает в Волгу под Казанью,
Жаль, в этом сведущи не все.

По рекам можно в кругосветку
На лодках вёсельных ходить.
И что бывает очень редко,
Лишь по теченью только плыть.

Внизу есть волок, но не длинный,
У основанья Жигулей.
Чтоб возвратится в град старинный
Под сень прибрежных тополей.

Свияга стала полноводней
С тех пор, как выстроили ГЭС.
И бесполезны стали бродни
Поскольку брод давно исчез.

Не слышно кваканье лягушек
Асфальтом залиты луга.
И только створки от ракушек
Ещё блестят по берегам.

А здесь ведь в давещние годы
Что в даль как кони унеслись.
Когда-то были огороды
Где мы  инкогнито паслись.

У нас в желудках было пусто,
А клёва нет. Хоть волком вой.
Мы заполняли их капустой
И тиной пахнущей водой.

Капусту, каюсь, воровали,
За что готов держать ответ.
Но так мальчишки выживали
В эпоху тех военных лет.

Другие дети мутят воду
Река купальщиков полна.
А в штормовую непогоду
В пол-метра катится волна.

Мост деревянный канул в лету.
Иных настроили мостов.
Где как танцоры по паркету
Бегут трамваи и авто.

Песок засыпал пол оврага
И в место гравия пески.
Одно название Свияга.
Всё, что осталось от реки.


 
ПИСЬМО К ДОЧЕРИ

Прошу прощенья, дорогая дочь.
Прости заочно, а не визуально.
Прости за то, что не могу помочь
И поддержать тебя материально.

Я не построил дома своего.
И нахожусь на соцобеспеченьи.
А давнее стихами увлеченье
Мне не приносит ровно ничего.

Ты мне не пишешь. Не о чем писать?
Не затухает на сердце кручина?
Я не виню в разрыве нашем мать,
Поскольку сам, наверное, скотина.

Я оказался в этой жизни слаб.
Довольно долго колесил по свету.
Но, видимо, такой дороги нету,
Которая к блаженству привела б.

В пути встречая подлость и обман,
Закралась в душу горькая тревога.
Раввин и поп, и пастор и имам
Талдычат нам, что это все от Бога.

А Бог, коль есть он, немощен и стар,
Оглох, ослеп и к миру равнодушен.
Народ озлоблен, вымотан, распущен.
Ему плевать на свод небесных кар.

Библейских мудрецов белиберда
Для моего ума непостижима.
Меняются правительства, режимы,
Любая власть бессильна без нажима,
И лишь одна надежда - навсегда.

На то, что сквозь цензуру не прошло.
Не на мифологическую ересь.
Я оптимист. Поэтому надеюсь,
Что в будущем все будет хорошо.

Еще бурлит энергия во мне.
Бунтует нерастраченная сила.
Пока рука удерживает стило
В поэзию врываюсь на коне.

К заветной цели доскачу верхом.
И ты прочтешь взволнованные строчки
Не на тетрадном в клеточку листочке,
А в томике лирических стихов.
 
Нет!

Упала бусинка рябины
Кровавой капелькой на снег.
И вдруг пригрезились картины,
Какие видел о войне.
Не те, что заревом пылали,
Где города и села жгли.
А те, где юношей пытали,
Вчерашних школьников, враги.
Где их живьем в шурфы бросали
В бездонность чёрных шахт,
А боль и ненависть врастали,
Сверля, в сознание мое.
Мне не забыть картины эти.
И тем печальнее смотреть,
Как погибают нынче дети,
Как косит их иная смерть.
По их же личному почину,
Неся страдания в семью:
Отраву курят безпричинно,
Вдыхают, колятся и пьют.
Родную мать готов за дозу
Продать со стажем наркоман.
И понапрасну льются слезы
Бессилья бабушек и мам.
Нам память многое простила.
Жаль пацанов военных лет.
Ну, а сейчас какая сила
Нам навязала марафет?
Шприцы валяются повсюду.
Хрустят в подъездах под ногой
Откуда эту барракуду
Занес в наш дом, прибой какой?
Бугрятся свежие могилы
Бесславно падших сыновей,
А кто-то где-то строит виллу
И сыто нежится на ней.
И пусть простят меня за грубость
Пора за дело! Хватит слов
Ведь нерешительность и трусость
Сегменты разных полюсов.
Пора! Пора за дело браться –
Всерьез и всем, тебе и мне, -
За наше будущее драться
Так, как дерутся на войне.
 
НА РИНГЕ

Глаза в глаза.
Глаза буравят.
Глаза горят шальным огнем.
На ринге сила балом правит.
А мы - противники на нем.

Соперник ладно сшит и скроен,
Но цель моя его побить.
Я не волнуюсь,
Я спокоен,
Мне очень надо победить.

Перчатки в воздухе мелькают,
Едва заметен их полет.
Я от удара защищаюсь,
И тут же сам иду вперед.

Последний раунд. Приустали,
Как сумасшедшие махать.
Ведь наши мышцы не из стали,
А вместо легких не меха.

И голова гудит, но надо
Добыть хотя б еще очко.
Я превращаюсь в шквал, в торнадо,
И парень падает ничком.

Победа! Вздох и облегченье.
Но радости особой нет.
Бокс для фанатов развлеченье,
А для бойцов судьбы момент.

Момент падения и взлетов.
А если думать наперед,
Ведь и меня когда-то кто-то,
Но обязательно побьет.

 
МЯЧ

Строгий мальчик,
Но не злой.
Круглый мячик
Пнул ногой.

Не спишите осудить
За поступок мальчика.
Мяч футбольный нужно бить,
А не гладить пальчиком.

 
МОЯ ТЮИМЕНЬ

Когда-то встарь Тура качала
Челны лихого казака,
Моя Тюмень берет начало
От атамана Ермака.
Здесь деды с прадедами жили,
Врастая вглубь наверняка.
Моя Тюмень шторма и штили
Запечатлела на века.
Здесь стройки весело и скоро
Вздымают в небо этажи.
Моя Тюмень – моя опора
Сибири главный старожил.
Проспекты, улицы и скверы
В рекламных сполохах огней.
Моя Тюмень – источник веры
Любви и гордости моей.

 
МАЛАЯ РОДИНА

От казахских степей и предгорий Урала
До студеных морей распластался наш край.
Эту землю беречь нам судьба наказала,
А с судьбою не спорь, как с огнем не играй.
Бьют упругой струей нефтяные фонтаны,
И оленьей упряжкою годы бегут.
Я уверен, что край наш прекраснее станет,
Потому, что здесь крепкие люди живут.
Наши люди, как сталь. Наши люди, как кремень
О своих земляках сочинил бы я гимн.
Их рождает земля со столицей в Тюмени
Знают цену они и себе и другим.
Все тут дорого им от Туры до Ямала,
Работящим Сургут, Кагалым и Урай…
Эту землю любить нам судьба наказала,
А судьбою не спорь, как с огнем не играй.
Ломоносов был прав, что поверить заставил:
Впредь сибирской земле по-весеннему цвесть.
Не спасуем, друзья, ни в большом и ни в малом,
Сохраним перед Родиной совесть и честь!
 
ЛЮБИТЕЛЬ КНИГ

К приятелю, чтоб скоротать досуг,
Зашёл незваный гость «Ты стал читать мой друг?» -
Воскликнул он от удивленья,
И посмотрел восторженно вокруг.
На новые тома собраний сочинений -
Гюго, Дюма, Майн Рида, Маршака,
Что полки заняли почти до потолка…
»Ты что молчишь? Смущён моим вопросом?
В коллекции такой, бесспорно прок велик.
Но как ты достаёшь до самых верхних книг?»
»А очень просто, братец! Пылесосом!
Известно мне в домах иных
Стирают только пыль с изданий подписных.
 
***
Ловить удачи все горазды
Мы неудачников корим.
Но в жизни тысячи соблазнов
Ни перед каждым устоим.

Но ждать везения –  напрасно:
Оно изменчиво порой.
Не всё, что тёмное –  опасно,
Не всё, что светлое –  добро.

 
Концерт.

Во фраках солидные дяди
И вдрызг импозантные тёти
Оправились на самолёте
Концерта единого ради.

В глубинку, где северный ветер,
Остуженным воздухом дышит.
И ждали сиротские дети,
Чтоб музыку века услышать.

Летели в тоске и  в тревоге
Созвездья миров и талантов.
Но после концерта налоги
Понизили для музыкантов.

 
Злая любовь.

Я б соломки подстелила,
Если б знала, где упасть.
У судьбы медвежья сила
Вседозволенная власть.
Не поверила сначала,
Что любовь бывает зла,
Ну, зачем я повстречала
В парке этого козла.

Он в любви мне объяснился.
Руку с сердцем предлагал.
Но, а позже, как женился,
В ход пустил свои рога.
Я жила и не скучала
Воз свой девичий везла.
Ну, зачем я повстречала
В парке этого козла.

Кабы  не было так грустно,
Было  право бы смешно.
Подавай ему капусту.
Всё, что кроме –  есть грешно.
Я немного поворчала,
Но покорно крест несла.
Ну, зачем я повстречала
В парке этого козла.

В жизни разные дороги
То подъём, то спуск крутой.
Кто же знал, что он двурогий
И при этом с бородой.
О большой любви мечтала,
Что искала, то нашла.
Хорошо, что повстречала
Я любимого козла.

 
***
Скончался мудрый лицедей
В осенний дождь и слякоть.
Он развлекал, смешил людей,
Когда хотелось плакать.

Но каждый вечер выходил
Весёлый шут на сцену.
И выше публику ценил,
Себе не зная цену.

Ушёл артист. Но будет жить
Искусство клоунады.
Смех невозможно победить
А впрочем, и не надо.

Смеяться право не грешно,
Последуйте совету,
Над тем, что кажется смешно.
Над тем, в чём смысла нету.

Твоя профессия сродни
Усопшему паяцу
И пусть твои продлятся дни
Без бед и профанаций.

Смеши и радуй стариков,
Детишек и подростков.
Без анекдотов и стихов
Жить на земле непросто.

Гони унынье и хандру:
Тебе и карты в руки.
Пускай от смеха я помру,
Всё лучше, чем от скуки.

 
Горошница.

Я вижу, как на киноплёнке,
Когда гремел войны Молох,
Девятилетним пацанёнком
В деревне я возил горох.
С заводов женщин посылали
В колхоз селянам подсобить,
А те детей с собою брали,
Чтобы хоть как-то подкормить.
Не голод, но с питаньем было
Везде довольно нелегко:
Исчезли спички, соль и мыло,
Конфеты, масло, молоко…
А хлеб по карточкам давали –
Кусочек мизерный, как грош…
Случалось челюсти слипались,
Покуда ты его жуешь.
А на селе, хоть на немножко,
Но все же можно как-то жить:
Капуста, свёкла и картошка
Могли крестьянина кормить.
И не последним, в рационе,
Горох ступеньку занимал.
Я в том злопамятном сезоне
Его как раз и убирал.
Но не о нем есть вспомнить повод,
А раскаленный адский зной,
Да вездесущий жирный овод,
Что тучей вьется надо мной.
Июля жаркого примета –
Он жалил кожу, как змея
И мы терпели кару эту:
Лошадка, женщины и я.
Чтобы слепни не донимали,
Плашмя ложился я на воз
Меня ботвою накрывали,
В дыру поводья подавали,
И я горох в деревню вез.
Но хитрость мало помогала:
Она оправдана в игре.
Хвостом каурая махала
Взмахнет – все оводы в дыре!
А сколько махов – взмахов было
Мне даже страшно вспоминать,
Кроме хвоста моя кобыла
Ведь не могла ничем махать.
Слепни вконец нас одолели,
Но что поделаешь –  война!
И мы в течение недели
Убрали весь горох сполна.
Потом костер сообразили,
Забыв усталость и слепней,
В ведре горошницу сварили,
Которой не было вкусней.


 
Вовочка и кризис.

Вовочку считали самым умным
В конкурсах он часто побеждал.
И директор, посчитав разумным,
Ползарплаты мальчику отдал.

Но недолго длилось это счастье.
Премию он тут же отобрал.
И сказал: спасибо за участие
Но тебе достаточно похвал.

Вот вам и Коран, и Катехизис,
Что привыкли люди почитать.
Всё перевернул всемирный кризис
И купить проблема, и продать.

 
В ПОХОДЕ

На шлюпках мы ходили по реке.
Девиз наш был: «Под вёслами ни шагу!»
Выкалывали якорь на руке
И принимали это за отвагу.

Конечно же, умели мы грести
И даже побеждали на регатах.
Но мы ведь были, господи прости,
Обычные дворовые ребята.

И просто хулиганили незло.
Из парусов мы «бабочку лепили»:
Крепили кливер шкотом за весло
И вместе с фоком за борт выносили.

Поблескивала Волга, как стекло.
Без ветра провисала парусина.
А солнце беспощадное пекло
До черноты, обугливая спины.

Мы воробьиным двигались шажком,
Но нас такие темпы не пугали.
Зато «глотали» мили с ветерком
И быстрые моторки обгоняли.

Воды с тех пор немало утекло.
Не все из нас судьбу связали с флотом.
Иное дело многих увлекло,
Но ни один не вырос обормотом!

 
Басня «Баран и козёл».

Баран с козлом дружили много лет –
Делили поровну и травостой, и воду.
Но вот однажды, случаю в угоду,
Баран нашёл старинный пистолет.

И пусть он был заржавлен без курков –
Оружие – престиж  для дураков.

Баран вообразил себя джигитом
Назвал козла вонючим и небритым.
И  дружба испарилась в сей же час.

Такое, не случалось ли  у вас?

Бывает пустяковая находка
по дружбе бьёт, как танк, прямой наводкой.
 
БАЛЛАДА О НАСТОЯЩЕЙ ЛЮБВИ

Он обращался вновь и вновь к себе для правды вящей,
Чем мимолётная любовь беднее настоящей?
Он с юной девушкой дружил, с ней проводил досуги,
Но руку с сердцем предложил, увы, её подруге.
Жена Светланою звалась, отвергнутая – Томой,
Со Светой жизнь не удалась, и он ушёл из дома.
Тамара, кончив институт, обзавелась и мужем.
И Юрий, так его зовут, теперь ей был не нужен.
Но настоящая любовь ведать сидела крепко,
Они встречаться стали вновь, хотя и очень редко.
Сначала редко, невпопад, потом всё чаще, чаще,
 не зря в народе говорят, чужая булка слаще.
Тамара, втайне от семьи, к любовнику ходила,
А Света горести свои c подругою делила.
Краснела Тома перед ней, но не могла признаться
И от большой любви своей не смела отказаться.
У Юры девочка растёт и ждёт, что он вернётся,
Но  Юрий знает наперёд, где тонко, там и рвётся.
Всесильна первая любовь, магнитом тянет к Томе,
Взыграла в жилах Юры кровь в неистовой истоме.
Ведь для любви законов нет, они ей все покорны,
У ней всегда один ответ и слабым, и упорным.
Сжигай себя дотла, не трусь, тому пример Ромео,
А чем беднее наша Русь Венеции, Палермо?
Большой любви пределов нет: она всего добьётся,
Но за неё немало лет приходится бороться.
А мимолётный флирт зыбуч, как ряска на болотах,
Она, как молния из туч, сверкнёт –  и вся забота.
Вот так у Юрия с женой, со Светой, стало быть,
Влечение вспыхнуло, не скрой, и тут же стало стыть.
А надо было подождать минуты подходящей,
Чем сердце с дуру предлагать любви ненастоящей.
И не заказывайте тушь, здесь нет геройской роли,
В итоге пять невинных душ страдают поневоле.
Порой наносим мы назло себе самим же раны,
А говорим – не повезло, слов не жалея бранных.
Себя за локоть укусить нельзя – сломаешь зубы,
Две жизни сразу не прожить, с достоинством одну бы.
По-настоящему любить, а это много значит!
И тайники души раскрыть – вот главная задача.
Есть у большой любви одна небесная основа –
Она снаружи не видна, как таинство Христово.
Ей имя подлинное «Страсть», её нельзя тревожить,
Нельзя купить, нельзя украсть и, как коня, стреножить.
 Лишь ей подвластен Океан, огонь груди горящей,
Она исток трагедий, драм с любовью настоящей.
Её нельзя рубить с плеча и спорить с ней опасно,
Она, как лава горяча, как тол взрывоопасна.
О ней бы стоило писать, вскрыв тайно вены, кровью
Поскольку пламенная страсть сжигает нас любовью.
Скрываться нам резона нет, живём мы слишком тесно.
Не страшен ей любой запрет – она же бестелесна.

 
ВЫБОР

Как буриданова ослица
Я перед выбором стою
Как дальше жить?
То ли жениться,
То ль не менять судьбу свою?
Какой довольствоваться ролью,
Чтоб дальше локти не кусать?
То ли стрелком остаться вольным,
То ль век свободы не видать?
Не хорошо ни так, ни эдак,
Я обстоятельствами сжат.
Гражданским браком жил мой предок,
То есть - ни холост, ни женат.
А я родился утром вешним
В любви, хотя и без венца.
И, вопреки законам здешним,
Ношу фамилию отца.
Жаль, что отец мне только снится,
Его давно уж нет в живых,
Он подсказал бы, как жениться
И оставаться в холостых.
 
***
Делятся ветры на сильных и слабых:
Есть дуновенье, а есть ураган.
Тот, что подол задирает у бабы,
Каждому ясно, что он хулиган.
Бриз с океана приносит прохладу,
Нежно целует цветы и листву,
Все им довольны и все ему рады,
Ветер волшебником этот зовут.
Ветер умеренный в поле гуляет,
А нагулявшись раскрутит ветряк,
Силой своей паруса наполняет,
Добрый браток – ему скажет моряк.
Горе и слёзы приносят торнадо,
Их с ураганом свирепость роднит.
Всё по пути исковеркают, гады,
Так поступать может только бандит.
Тут-то читатель у автора спросит:
Сколько в них пользы и сколько беды?
Вот мой ответ – они тучи разносят,
А тучи источники пресной воды.
Делятся ветры на сильных и слабых,
Делятся ветры на добрых и злых.
Те, что подол задирали у бабы,
Больше не числятся в списках живых.
 
ЗЕЛЁНЫЙ ЦВЕТ

Ты для меня, как ветка ивы
Под изумрудною луной:
Твои изящные извивы
Сравнимы с шеей лебединой
И красотою неземной.
При дуновеньи тайный лепет
И шорох листьев по песку
В моей душе рождает трепет,
А в сердце сладкую тоску.
И всё мне кажется зелёным – 
Твои глаза и лунный свет.
Не знаю, как другим влюблённым,
Но это мой любимый цвет.
Зелёным красили заборы,
Ворота, крыши и скамьи.
Зелёно-плюшевые шторы
Хранят незыблемость семьи.
И абажур настольной лампы
Даёт  особенный уют.
Зелёный цвет тайги и пампы,
Холодным зря его зовут.

 
ЗЕРКАЛА

Не бейте зеркала:
Живут в них наши предки.
И случаи нередки –
Им память и хвала,
Когда в тоске тревог
Ты в зеркало заглянешь,
Прочтёшь ты эпилог
И автора помянешь.
А автором был дед,
А может пра-прадядя.
И ты найдёшь ответ
В стекло пустое глядя.
В нём, приглядись,
Ни ты и ни твои веснушки,
Знакомые черты
Прабабушки – старушки.


 
***
Когда были деревья большими
И шумели зелёной листвой,
Мы грибы и калину сушили,
Чтоб в избе пахло летом зимой.
Мы про голод в войну не забыли,
И чтоб снова не мокли глаза,
Огурцы и капусту солили
И варили варенье в тазах.
Когда были деревья большими,
Под которыми можно прилечь.
В небольшом городочке, Ишиме,
Я учился природу беречь.
Мы сажали берёзки и ели,
Чтоб они урожай стерегли,
Чтобы вечно деревья шумели
На просторах родимой земли.
Чтобы ходу не дать недороду,
Не совать под язык валидол,
Чтоб в избе, не смотря на погоду,
изобилием полнился стол.

 
КРЕДО

Не могу кривить душой,  ахать или охать.
Хорошо, так хорошо, плохо, значит плохо.
То, что знаю – говорю, если нет – узнаю,
Без сноровки вратарю гол не забиваю.
Голословную бурду в корне отрицаю.
Прежде, чем добыть руду, грунт обогащают.
Если правда колет глаз, не прошу прощения,
Значит стрелы всякий раз в яблочко мишени.
Я не прячусь за спиной друга иль соседа,
А всему тому виной жизненное кредо.

 
***
Листаю книгу бытия
Страница за страницей.
Перед глазами жизнь моя
В движении и лицах.
Они проходят чередой
Сквозь замкнутые двери,
Как - будто вторник за средой,
А за средой четверг.
В моей душе живут они
И в сердце беспокойном,
И пролетают словно дни,
Как лики на иконах.
Среди них много молодых,
В расцвете лет и старых.
Молюсь за мёртвых и живых
И правых и неправых.
Мы перед богом все равны,
И в радости, и в горе,
Как два напёрстка, две волны –
Седой рыбак и море.

 
ЛЮБОВНАЯ ПЕСЕНКА

Окунула ночь в чернила
Землю, небо и луну,
Разве, если б не любила,
В гости я пошла б к нему?
Не пугают пересуды,
Завидущие глаза:
Завяжу покрепче узел,
Чтоб никто не развязал.
Можно верить и не верить,
И собаку можно съесть,
Можно честь свою доверить,
Если парень ценит честь.
Если парень серенаду
Под балконом пропоёт,
Значит  парень – то, что надо,
Он тебя не подведёт.
У любви, как ни печально,
Никаких рецептов нет,
Всё в любви первоначально,
Каждый штрих и каждый жест.
Невозможно научиться,
Словно азбуке любить,
Надо попросту влюбиться
И самой любимой быть.

 
МАЛЮТКА

Ушла жена, ненасовсем, по делу,
А мне за сыном присмотреть велела.
Приятна о малютке мне забота,
Тем паче, что я папа, а не кто-то.
Но вот беда: он кашу есть не стал,
А попросил, чтоб сказку рассказал.
И я, сперва, прочёл сынишке сказку,
Потом с горы катались на салазках,
Потом сходили в ближнее  кино,
В котором не бывали уж давно.
Я заглянул в соседний погребок
И водки выпил маленький глоток.
Когда домой вернулись мы уставши,
Тут нам обоим было не до каши.
Я закурил, а сын просил попить,
Попил и ляпнул – дай мне закурить.

 
МОЁ МНЕНИЕ ПО ПОВОДУ ТЕРРАКТОВ В МЕТРО

Чем причинить другому боль  и насладиться этой болью,
Ты на себе, сперва, изволь присыпать рану крупной солью.
Внезапно палец защеми открытой резко дверью.
Я не могу назвать людьми, тех, у кого повадки зверя.
Но дикий зверь здесь ни при чём, я не хочу обидеть зверя.
Хочу спросить, народ при чём, коль вашим символам не верит?

 
МОЙ СВЕТ
Забрось меня, как шарик, в синеву –
Я стану твоим солнцем и луною.
Чтоб никогда –  ни в снах, ни наяву
Не разлучаться, милая, с тобою.
Я буду круглосуточно светить,
Не возражай, я сильный и упрямый.
Так горячо и преданно любить,
Как я, тебя умеют только мамы.
Пускай меня придурком назовут,
Плевать хотел я на такое мнение.
Мой свет затмить на несколько минут
Не сможет никакое затемнение.
И ты поймёшь, что есть на свете тот,
Кто жизни для тебя не пожалеет,
Но мимо незамеченным пройдёт,
Как тень твоя, на солнечной аллее.

 
НЕВЕСТА НАПОКАЗ

Не бойся, никому не расскажу,
как я тебя отчаянно любил,
Кто в наших отношениях межу,
Однажды, словно пахарь, проложил.
Он, правда, был на пахаря похож,
Ему  чертовски, видимо, везло.
Однако он выращивал не рожь,
А сеял подозрение и зло.
Ты пишешь, что вы с мужем разошлись,
Твой выбор оказался опрометчив,
Ни грёзы, ни расчёты не сбылись,
И ты желаешь снова нашей встречи.
Но ты меня обидела в тот раз
И ни к чему теперь уже дебаты,
Невеста, ты достойна напоказ,
Но вот беда, ведь я давно женатый.

 
НЕНАВИЖУ

Ненавижу себя, ненавижу,
Если словом кого-то обижу,
Если шутку всерьёз принимают,
За двоих в одиночку страдаю.
Ненавижу себя, ненавижу,
Если горя чужого не вижу,
Если сам я –  причина несчастья,
Разрывается сердце на части.
Ненавижу себя, ненавижу,
Когда мною тщеславие движет,
Когда мысль начинает двоиться,
Я готов от стыда удавиться.
Ненавижу себя, ненавижу,
Если задницу, походя, лижут,
При свидетелях рады стараться,
А без них начинают плеваться.
Ненавижу себя, ненавижу,
За бездарность написанных книжек.
Если душу стихи не тревожат,
Может съездить поэту по роже?

 
НОСТАЛЬГИЯ

Когда тоска уже невыносима,
А грусть непримирима и остра.
Я вспоминаю тонкий запах дыма
И слабый блеск рыбацкого костра.
Когда в душе печально воют волки
И топчутся тяжёлые слоны,
Я вспоминаю правый берег Волги
И тихий плеск серебряной волны.
Меня ввергает немощность в унынье,
А время мчится, словно на пожар:
Покрылась борода морозной стынью,
И старость режет тело без ножа.
Я к смерти не испытываю страха,
Но в фарисейской с разумом борьбе,
Как палача притягивает плаха,
Так Родина зовёт меня  к себе.

 
ОБНОВЛЕНИЕ

Весеннее солнце снега растопило:
Свободно вздохнули леса и поля.
Всё прошлое с паводком в лето уплыло,
И жизнь начинается снова с нуля.
И вновь совершаем всё те же ошибки
И в тот же стремимся попасть переплёт.
Берём высоту только с третьей попытки
И то, если сердце внутри не кольнёт.
Вновь ищем, теряем и снова находим,
А время на месте никак не стоит,
Глядишь, вот и красное лето проходит,
И осень права предъявляет свои.
И снова надежду лелеять мы станем,
Апрельской капели задумчиво ждать.
И всё повторится, пока не устанем
Судьбы своей книгу бездумно листать.

 
ПАМЯТЬ ОТЦА

О, Родина, люблю тебя, как мать!
Не зря фанфары звонкие трубят,
Но ты ответь, ведь я желаю знать,
Где мой отец, погибший за тебя?
Мне не подвластен воинский архив,
Но я залезть в него хочу чертовски.
Живёт отец во мне и вечно будет жив,
Покуда есть плеяда Тихоновских!

 
ПАСХА

Будит спящее село колокольный перезвон,
Будто ветром унесло из избы короткий сон.
Встали взрослые и дети, не пристало в праздник спать.
В Пасху надо, по примете, Богу богово воздать.
Ранним утром, в день весенний, колокольный звон разнёс
Весть о  чуде – воскресении. Кто воскрес? – Иисус Христос.
Хорошо, что не забыли этот праздник на Руси.
Куличи уже остыли… На дружочек – откуси.

 
 
ПМЖ

В Пышме мы акт не доиграли,
Сменили пряники на кнут.
Всю ночь последнюю не спали,
Свои манатки собирали
И, обречённые, гадали,
Куда нас утром  повезут.
Перевезли. Иные маски,
Другой район, другая весть,
А инвалидные коляски
Одни и те же –  там и здесь.
И всё знакомое –  знакомо.
И те же правила игры:
На завтрак каша, чай с лимоном
И хлеб, и яйца, и сыры.
И телевизор вечерами
И скука нагло лезет в рот,
И лишь пейзаж в оконной раме
Крестьянским духом отдаёт.
В полях морозных снег искрится,
Село за озером вдали.
Ну что же, пусть в руке синица,
Судьбе нельзя не покориться.
Со всем приходится мириться,
Пока на юге журавли.

 
****
По льду девчонка юная летит.
Я околдован зрелищем, стреножен.
Коньки – клинки, изъятые из ножен,
Кромсают лёд. И лёд под ней трещит.
По льду девчонка юная летит,
Мой разум не на шутку растревожен,
Во мне азарт мальчишеский кипит:
То холодок, то жар бежит по коже.
Я всякий раз являлся на каток,
Когда она на нём тренировалась,
Но ближе познакомиться не мог,
Душа моя, мальчишечья, стеснялась.
Я трижды был женат и разведён,
Преодолел стеснения и скромность,
Но  до сих пор мне снится стадион
И девочка, бегущая на скорость.

 
ПО ПОВОДУ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ В ПЕРУ

Земля гудит, Земля предупреждает
О том, что кто-то давит ей на щит,
 Когда преступника на острый кол сажают,
Он перед смертью дико верещит.
Очнитесь люди! Хватит издеваться
Над материнским чревом без конца,
Пока Земля, способная вращаться,
Не превратилась в пепел мертвеца.



 
ПРОКЛЯТОЕ ДЕТСТВО

Я из тех, кто родился и рос
В годы самой свирепой войны,
Тех, кто был среди горя и слёз,
Виноватым без всякой вины.
Нас корили за всё и за вся,
Что не вовремя мы родились
И у Бога прощенье прося,
Больше, чем за манатки, пеклись.
Голодуху пришлось испытать,
Жизнь у многих она отняла.
Я со страхом увидел, как мать
Кровь из мёртвой вороны пила.
Ощипав, запекла на костре,
А потом, разделив пополам
Что-то сунула младшей сестре,
Что-то вроде осталось и нам.
Помню, столько клопов развелось,
Даже трудно представить сейчас.
Мы срывали на них свою злость,
А они кровожадность на нас.
Одолели нас мыши и вши,
Мыла не было – мылись золой,
То, что стоило раньше гроши,
Испарилось, как облако в зной.
Летом в пищу годилась трава,
Если толком её поискать,
А зимой на базаре дрова
Покупали вязанку за пять.
Двести стоил стакан молока,
Десять спичек за десять рублей,
Получали большие срока,
Что ничуть не пугало врачей.
Сахарин заменял шоколад,
Изворотлив везде человек,
Увозили на запад солдат,
А назад привозили калек.
Гром войны умолкать не спешил,
Грохотал, не давая уснуть.
Кашель рвал исхудалую грудь.
Кровь последнюю выпили вши,
Что сгорели в гарнире войны –
Наше детство и юность отцов
Виноваты, конечно, не мы,
Не могилы погибших бойцов.

 
ПУШКИН

В камин подброшены поленья,
Играет пламя, взор пленя.
А у камина в кресле гений,
Сидит, согревшись, у огня.
Он проницательно задумчив,
Он размышляет о судьбе,
Зачем, холоп его, Аничев
Мотает на ногу себе?
Чтоб кандалы не тёрли ноги,
Когда они обречены.
Не лучше было б за налоги
Сослать в глубинку виб-чины?
Царя и двор его, туда же, –
Под снегопады и метель.
А, если слово против скажут,
Я вызываю на дуэль.

 
РЕКВИЕМ ПО САМОМУ СЕБЕ

Я в этой жизни не был идеалом,
Которых ищут женщины России.
Но сердце у меня затрепетало,
Когда любовь  в очах я встретил синих.
Да, я любил, и ты меня любила,
Скакали наши чувства на коне.
Меня укрыла скорбная могила,
Но ты не плачь, а вспомни обо мне.
Курил и пил, неласков был и грубый,
Но ты прощала всё, как матери дитя,
Тебе я заговаривал зубы,
Обманывал, над пропастью летя.
Но ты спасла меня, как птенчика орлица,
Меня на самом краешке – на дне.
Уснул я вечным сном, но мне в земле не спится,
Прости в последний раз и вспомни обо мне.

 
РОМАНС

Зачем твой образ вновь меня тревожит,
Прокуренный бессонницей ночей,
Теперь, увы, никто нам не поможет
Сложить очаг из битых кирпичей.
Зачем его, своими же руками
Мы разнесли, едва успев создать.
Какая кошка пробежала между нами
Я до сих пор не в силах разгадать.
Надеялся, что в памяти сотрётся
Короткий миг житейской суеты,
Что никогда он больше не вернётся
В мои воспоминанья и мечты.
Зачем же вновь настойчиво тревожишь
Меня в тиши бессонницы ночей.
Любовь осталась там, и ты не знать не можешь,
Под грудой из осколков кирпичей.

 
РУМБА

Ты, как бабочка, беспечно
В лёгком платьице порхаешь,
Свои талию и плечи
Кавалерам доверяешь,
Я кривлю в насмешке губы,
Злюсь, страдаю и ревную,
Потому, что эту румбу,
К сожаленью, не танцую.
Румба, румба – быстрый танец,
Знойный и неистовый.
На щеках горит румянец,
Словно от игристого.
Мне шампанского не надо,
Без него в глазах мутится,
Завтра, вместо променада
Танцевать начну учиться.
Сотню раз пройдусь по кругу
В пику собственному бренду.
И тогда свою подругу
Не отдам чужим в аренду.
Румба, румба – быстрый танец,
Знойный и неистовый.
На щеках горит румянец,
Словно от игристого.

 
СЕРДЦЕ МАТЕРИ

Старуха древняя седая,
Потухшим взором смотрит в даль.
В глазах печаль и грусть немая
Зрачки туманят, как вуаль.
Давно раскопаны окопы,
Давно закончилась война:
как Одиссея Пенелопа,
Ждёт сына-воина она.
Не верит мать ни похоронке,
Ни очевидцам похорон,
Ей слышен сына голос звонкий,
Как будто где-то рядом он.
Со стороны довольно жутко
Её страдания терпеть.
Но в материнском сердце чутком
Дитя не может умереть.
 
СЕРДЦЕ

Прошу тебя я, сердце, не зови
В мои объятья прошлое, не надо.
Как говорят французы – се ля ви.
Любовь и ненависть всегда шагают рядом.
Скорей всего мы оба не правы,
Нас мелкие обиды разлучили.
Никто не прыгнул выше головы
С тех самых пор, как люди прыгать научились.
Быть может, гордость сделать первый шаг
Не позволяет, чтоб соединиться?
Быть может, я упёртый, как ишак,
И может, ты упряма, как ослица.
Нередко своё счастье на беду
Мы, к сердцу не прислушавшись, меняем,
А позже, словно шаньги на меду,
До тризны локти безысходности кусаем.

 
СИРЕНЬ

У сирени майский запах
С привкусом июня,
Так как в юности когда-то
Он меня волнует.
Сколько песен было спето
И стихов прочитано,
А в наломанных букетах
Лепестков просчитано.
Это  странное занятие
Повторялось каждый год –
Отыскать в сирени счастье
И скорей отправить в рот.
Чтоб другому не досталось,
счастье надо проглотить,
И тогда мечта сбывалась
Быть любимой и любить.
Песнь моя давно пропета,
Хоть сирень и зацвела,
Пусть мой внук, своим букетом
Сводит девушек с ума.

 
СЛЁЗЫ

Иногда и грёзы вызывают слёзы –
Слёзы умиления, слёзы благодарности,
Умиротворения и, конечно, радости.
Я не верю в эту блажь:
Грёзы,  всё-таки, –  мираж.

 
СОСЕДИ

Да, забор у них, как щит,
В дом войдёшь едва ли.
А недавно лаптем щи
Постные хлебали.
Может клад нашли, когда
Огород копали.
Клада не было, тогда –
Значит воровали.

 
 ССОРА

Мороз на улице за сорок,
Но, слава Богу, ветра нет.
А мы опять с супругой в ссоре
Из-за проклятых сигарет.
Мне сигареты, в самом деле,
Ни на копеечку не лгу,
Уже настолько надоели,
Но вот отвыкнуть не могу.

 
СТАРИННЫЕ ЧАСЫ

Старинные часы не торопясь,
Раскачивают маятник печально.
Их тиканье – единственная связь,
Между грядущим и первоначальным.
Участники трагедии    и  драм,
Свидетели семейных столкновений,
Они будили звоном по утрам
Примерно девятнадцать поколений.
Казалось нам, что им износа нет,
Они немного, правда, отставали.
Не мудрено: за полтораста лет
Часы пра-пра-прабабушек устали.
Подвыдохся швейцарский механизм
И голос стал какой-то дребезжащий,
И, наконец, сломались, коммунизм,
Обещанный Хрущёвым, не дождавшись.
В ремонт их не берут –  не подлежат,
Быть может так, а может –  врут, не знаю.
Теперь они в чуланчике лежат,
А выбросить душа не позволяет.
Ведь я по ним до дюжины считать
Гораздо раньше школы наловчился,
по римским цифрам время узнавать
И с детства дорожить им научился.

 
ТАНКИСТ

Под Прохоровкой танковые атаки
Прошили пули топливные баки.
Танк полыхнул, как порох, как свеча.
И тут из люка вывалился факел
И покатился в сторону ключа.
Недалеко на счастье или горе,
Блеснул бочок, как маленькое море.
Он был прозрачен, холоден и чист,
В него-то и обрушился танкист.
А выползал в лохмотьях, безволосый,
Пропахший едкой гарью, человек.
С кровавой маской, вместо щёк и носа,
С глазницами пустыми вместо век.
Война на парне жутко отыгралась,
Но парень снисхождения не просил.
И, как судьба над ним не издевалась,
Он до победы всё-таки дожил.
Я здесь, пожалуй, ставлю многоточие,
Поскольку много фактов упустил.
Пускай не видел он её воотчую,
Но кожей обожжённой ощутил.


 
ТАРАСКУЛЬ

Тараскуль, Тараскуль… долго думал, и вот
Строчки сами пришли и не надо других.
Тараскуль, Тараскуль, как большой теплоход,
Днём и ночью плывёт в океане тайги.
Здесь здоровья и сил дважды я набирал,
Дважды сбрасывал с плеч груз усталых дорог.
И Главврач, как бывалый морской адмирал,
Переплыть мне житейское море помог.
Твой устав, Тараскуль, помню я наизусть –
Всё расписано в нём и отбой и подъём.
Может быть, третий раз я к тебе возвращусь
И тогда эту песню мы вместе споём.
Комары нас атакуют каждый вечер, каждый день,
Но при этом к Тараскулю возвращаться нам не лень.

 
ТВОЙ ВОЗДУШНЫЙ ПОРТРЕТ

Я сложу из молекул  азота,
Кислорода и прочего газа,
Твой воздушный портрет, чтобы сглазу,
 Не подверглась  ручная работа.
Он, как облако, в синем просторе,
Будет вечно под солнцем светиться.
На него, в благодати и в горе,
Стану дённо и нощно молиться.
Не сумел уберечь от разлуки,
То, что мне от природы досталось.
К небесам вознесу свои руки,
Поддержу, чтобы легче леталось.
Прикоснусь,  чтоб немного согреться,
Чтобы даже в жару не знобило,
Нет огня в моём любящем сердце,
Ты навеки его погасила.


 
ТВОЙ ОБРАЗ

Я тебя никогда не увижу уже:
На подходе дремучая старость,
Но твой образ навечно остался в душе,
Доброта твоя в сердце осталась.
Тосковать обречён до конца своих дней:
Я прощенье просить не устану.
Хмурый взгляд из-под чёрных пушистых бровей
Мне тревожит зажившую рану.
Мы не ценим того, что сумели достичь,
Нам всё кажется этого мало,
На любой отзываемся брошенный клич,
Чтобы всё повторилось сначала.

 
У МЕНЯ СУПРУГА

У меня супруга – торопыга,
Все достать ей надо, торопясь.
Возражаю – я ведь не барыга,
И, во всяком случае, не князь.
Но она понять меня не хочет:
Сбегай в банк, аптеку, магазин…
 Возражаю – я ведь, между прочим,
Не Хоттабыч и не Алладин.
А сегодня вечером в субботу
Предложила погулять в саду.
Возражать ей не было охоты –
Ты иди, я позже подойду.
Но сначала выпью для согрева,
Для успокоения души.
Я не шут, а ты –  не королева,
Чтоб к тебе, как бешенный, спешить.
Так вот и живём, опережая,
Дни, недели, месяцы, года.
Я ей постоянно возражаю,
А она мне только иногда.

 
УГОСТИ, ТОВАРИЩ, СИГАРЕТОЙ

Угости, товарищ, сигаретой,
Не могу забыть её никак.
К доброму и мудрому совету
Не хочу прислушаться –  дурак.
Каждый раз Минздрав предупреждает,
Что табачный дым – смертельный яд.
Но дурак сие не понимает,
Мало ли что люди говорят.
И смолю за пачкой пачку
И привычку эту не убить.
Что потратил – можно водокачку
Вместе с прибамбасами купить.
Угости, товарищ, сигаретой,
Не могу забыть её никак.
К доброму и мудрому совету
Не хочу прислушаться – дурак.
Никотин на лёгкие садится,
Донимает кашель поутру.
Может, мне не стоило родиться,
Коль насквозь прокуренным помру.
И смолю за пачкой пачку
И привычку эту не убить.
Что потратил – можно водокачку
Вместе с прибамбасами купить.
 
УМИРАЮЩАЯ ДЕРЕВНЯ

Наконец - то вернулся в деревню,
Но родного крыльца не узнал:
Облысели, как старцы, деревья,
В плоть которых я стрелы вонзал.
Пруд зарос, превратившись в болото;
Ручейком обернулась река,
Будто слишком обжористый кто-то
Сухари в них ночами макал.
Две коровы пасутся –  ни стадо,
Луговая трава до пупка,
Да плодов одичавшего сада
Не касается больше рука.
Неуютно вокруг и тоскливо,
Старой тропкой иду на погост,
Где кресты лебедой и крапивой
Заросли в человеческий рост.
Жаль, что надписи временем смыты:
Не понять, где прабабка, где дед,
На могильные серые плиты
Пополам разрываю букет.
А вот лишнего нету букета,
Он нисколько бы не помешал,
Потому что покоится где – то
Здесь российской деревни душа.
 
УЧИТЕЛЬ

Мои – и бабушка, и мама,
я сам и взрослые сыны
На ниве в мире важной самой
Растим грядущее страны.
Наш труд, увы, не виден глазу,
Но он не платье Короля,
Ум проявляется ни сразу,
Всё начинается с нуля.
То, что достиг я, Бог – свидетель,
И то, что значу я теперь,
Вложил в меня мой друг – учитель
И распахнул к познанью дверь.
Я не профессию в виду имею,
А Божью благодать.
Тех, кто, нисколько не беднея,
Всё, что нажил, готов отдать.


 
ХОЛОДНАЯ ЗИМА

Не наблюдал старик – синоптик
Давно подобных холодов,
Чтоб замерзали даже когти
У местных кошек и котов.
Чтоб льда серебряные слитки
Съезжали с крыши, грохоча,
И, как военные зенитки,
Палили сосны по ночам.
И зиму ту, напоминая,
Вторгались выстрелами в сон.
И превращались, с губ слетая,
В слова хрустальный перезвон.

 
ЦВЕТЁТ САКУРА

Весна. Не солнечно, не хмуро,
По небу облако плывёт.
Опять в садах цветёт сакура
И ароматом ноздри бьет.
Прохладой веет с океана,
Что день и ночь вдали шумит,
В объятьях терпкого дурмана
Старуха древняя сидит.
Сидит старуха на татами –
На перекрёстке двух стихий.
Жуёт бескровными губами,
То ли молитву, то ль стихи.
Гудит пчела над веткой тонкой,
Сакура пчёлам не внове.
Какие мысли у японки
Витают в белой голове?
Она с рожденья запах этот
И розоватый помнит цвет:
Они не только у поэтов
Волнуют сердце с детских лет.
Цветёт  сакура на востоке.
Зарёй румянится восток,
Вливая жизненные соки
В столетний дряхленький комок.
Сок оживил её агонию,
Прервав молитву или стих,
Старуха трёт глаза ладонями,
Давно иссякли слёзы в них.
С тех самых пор невыносимо
Сжигает грудь печаль своя,
Когда в аду, под Хиросимой,
Погибла вся её семья.
 
***
что же ты подруга заболела?
 Не хватало мне такой беды.
Что же ты угодливо, несмело,
Просишь у меня стакан воды?
Разве перед свадьбой я не клялся
Быть с тобою рядом навсегда?
И в душе до старости боялся,
Будет мне скорей нужна вода.
А судьба внезапно повернула,
Я теперь не знаю, как мне быть.
Ты, наверно, просто прихворнула,
Без тебя на свете мне не жить.
Правда, я пока ещё не старый
И немножко верю в чудеса.
Но я знал супружеские пары,
Чья любовь звала на небеса.

 
Я к смерти относиться стал спокойней

Я к смерти относиться стал спокойней:
Она уже не ранит душу мне.
Я ж испокон веков был в скотобойне,
Не говоря ни слова о войне.
Кто утверждает – к смерти не привыкнуть,
Скорей всего, ханжа и лицемер,
Палач вам не позволит даже пикнуть,
Чирик,  – и всё, но это лишь пример.
И как бы век наш не был приукрашен,
Он до сих пор по-прежнему жесток.
И чем мудрей я становлюсь и старше
Острей осознаю, что одинок.
Не потому, что дверь моя открыта,
Но нет звонков который год подряд,
Родня давно в сырой земле зарыта,
И сверстники в могилах крепко спят.
А молодёжь меня, как пирамиду,
Со всех сторон обсмотрит не таясь,
Попьёт чайку с конфетами для вида
И в шумный мир уходит восвоясь.

 
Я УДИВЛЯТЬСЯ ПЕРЕСТАЛ

Я  удивляться перестал:
Поскольку видел в жизни много,
И относиться к жизни стал
Весьма придирчиво и строго.
Я сам себе ни друг, ни враг,
А что-то среднее меж ними,
Меня посолами добра
Не объегорить на мякине.
Свой взгляд на жизнь сформировал,
Но на покой не уповаю.
Я слишком многое узнал,
А, оказалось, мало знаю.
 
***
Если память Вас что-то тревожит,
И на сердце сгущается дым,
Социальный работник поможет
Письмецо нацарапать родным.

Если надо пробиться сквозь двери,
Разобраться в постигшей беде,
Социальный работник по мере
Своей силы поможет тебе.

Кому достать,
Кому купить,
Кому письмо отправить,
И поддержать, и подсобить,
Программку в срок доставить.

Мы рассказали  вкратце вам
О службе социальной.
Вы оставайтесь здесь, а нам
Работать дальше нужно.

Строить быт старикам, помогая,
Отдавая им душу свою,
Социальный работник шагает
С медициной в едином строю.
 
***
В дремучих дебрях, где свисают
С могучих елей космы мха,
Куда ветра не залетают,
Во мраке светится труха.

Где в блёклом свете сказки бродят,
И бьют подземные ключи,
Там хороводы хороводят
Девичьи призраки в ночи.

Печаль и грусть слышны в их пении,
На них ни туфель, ни одежд.
Они бесплодны эти тени-
Плоды обманутых надежд.

Плоды любви неразделённой,
Попраны честь их и обид,
Все тайны луг уединённый
От любопытных глаз хранит.
 
***
Гогочут словно гуси-кликуны
Перед отлётом к югу, сбившись в стаю,
На пьяной вечеринке летуны,
Когда им служба это позволяет.

Небесных сфер владыки и рабы
Напропалую травят анекдоты,
Забыв и о превратностях судьбы,
И о своей профессии пилота.

Их не страшит ни завтрашний полёт,
Ни пилотаж – работа непростая.
Когда отлично знаешь самолёт,
В него, как в землю деревом врастаешь.

Примерно так, наверно, думал дед,
перед последней схваткой рукопашной.
Ведь говорят - семь бед - один ответ,
И помирать, поэтому, не страшно.
 
ГУСАРСКАЯ ДОЛЯ.

Певец романс печальный пел в миноре,
О том, что к юности дороги больше нет.
И хор мужской ему послушно вторил,
Сверкая золотом гусарских эполет.

Скрипели струны старенькой гитары,
Стреляли смачно пробки в потолок.
Гуляли черноусые гусары,
Швырнув дурные мысли за порог.

Их ожидают схватки боевые:
И кто-то будет ранен и убит.
Терять друзей гусарам не впервые,
Но смерть в бою гусара не страшит.

Вот почему их удаль, как порука
Счастливой доли, божья благодать.
Смерть входит в дом без вызова, без стука,
Но ждать её – себя не уважать.

Гуляй гусар! Пускай грустят иные,
Ведь наша жизнь не лучше, чем в аду,
Блестит колье на белоснежной вые,
Целуй гусар! И верь в свою звезду!
 
 ИНДЕЙСКАЯ ПРИТЧА.

Однажды, морозной
голодной зимой
Два волка заспорили
добрый и злой.

Два зверя матёрых,
Оскалив клыки,
Решали –  кто годен
Из них в вожаки.

Как будто друг друга
Готовые съесть,
Сверкали глазами,
Взъерошивши шерсть.

Рычаньем и визгом
Зашлась круговерть,
Два зверя дрались
Ни на жизнь, а на смерть.

Кровавую схватку,
Отчаянный бой,
Поддерживал стаи
Горячечный вой.

Вы спросите:
Кто же из них победил?
Которого в юности
Ты подкормил.
 
***
Лежу на облаке, божественной перине.
Мои желания и мысли глубоки.
Плыву на облаке, как на весенней льдине,
По голубой безбрежности реки.

Внизу деревья машут мне листвою,
И салютуют маковки церквей.
Я чести, может быть, такой не стою,
Но чувствую – я всех живых живей!

Я ближе всех и к Господу, и к тайнам,
Которых нам вовек не разгадать.
Ведь в жизни только раз, и то совсем случайно
Мне удалось стихию обуздать.
 
***
Нити дождя закатались в клубок.
Катится он по дорогам и весям.
Был бы он так же, как я, одинок,
Если бы не было речек и песен.

Дай ему, Боже, соседей – струи,
Чтобы не скучно бежать по просторам.
Может быть, тоже и песни мои
Кто-то исполнит на празднике хором.

Значит, и дождику стоило лить,
Чтобы от зноя земля не скулила.
Значит, поэту не стоит тужить,
Если от слёз стали жиже чернила.
 
***
Солдатский строй лужайку пересёк.
Ученья шли, и, значит –  это надо.
В войне не обойтись без авангарда.
Но вот беда –  сломался василёк-
Души и сердца русского отрада.

Ему б цвести и радовать глаза,
Голубизной божественного неба.
Среди травы и золотого хлеба.
А он упал, как горькая слеза
Вдогонку остывающему следу.
 
***
Я рождён при полуденном солнце.
Заорал, надрывая пупок,
Когда правил свои волоконца
Из-под снега весенний цветок.

За околицей ржали кобылы.
Конь в экстазе копытами бил.
Меня ангел вознёс шестикрылый,
Чтоб я небо навек полюбил.

И, поэтому, я неустанно
В небеса устремляю свой взор.
Будто там беспокоится мама
Обо мне, старике, до сих пор.

Я вкруг солнца послушно вращаюсь,
Впившись в Землю подобно клещу.
Но не к ней, к облакам обращаюсь,
Если главное слово ищу.

Твердь земная пропитана кровью,
Перемешана с прахом на нет.
К ней, родимой, лишь только за болью
Обратиться и может поэт.