Тетя Ася приехала!

Ольга Сергеевна в прошлом была актрисой драмтеатра. Актрисой она была так себе, но "хорошенькая". Она быстро выскочила замуж, родила и вскоре оставила сцену, чтобы воспитывать сына и вдохновлять мужа вкусными блюдами. Антон Павлович, муж Ольги Сергеевны, был драматургом и по совместительству режиссером маленького театра-студии. Репертуар он исправно пополнял своими пьесами. Сын в раннем детстве бегал за кулисами, пока его мама творила образы на сцене, но, видимо, объевшись театральной эйфории, поступил впоследствии на историко-философский факультет.
Ольга Сергеевна была хорошей женой и матерью и весь своей нерастраченный театральный темперамент распыляла на своих мужчин.
Муж не вызывал у нее беспокойства. Он писал свои пьесы, ел  голубцы и кулебяку или запеченного в ореховом соусе карпа, а вернувшись после очередного спектакля, выпивал водочной настойки на смородиновых почках, что так удавалась Ольге Сергеевне. Под водочку он выдавал жене краткую сводку событий театральной жизни, затем гасил факел, зажженный бурными и продолжительными, и ложился почивать.
Но вот сын вызывал у матери тревогу. Точнее, не сам сын, а объем страшной информации о наркотиках.
Ольга Сергеевна о них знала все - признаки и симптомы, не говоря о последствиях. Она даже наркоманский сленг изучила. И когда Паша приходил из школы и набрасывался на еду, сердце ее замирало от страха: это был симптом. Ночью она прокрадывалась к нему в комнату, обнюхивала его и, осторожно откинув одеяло, с трепетом искала следы уколов на его руках и ногах. Но не находила.
Однако это ее не успокаивало. Она не теряла бдительности. Когда Паша поступил в институт, тревога ее еще больше усилилась. Ведь теперь сын был гораздо более неуловим. Она вслушивалась в его разговоры по телефону, пытаясь услышать закодированные слова. Муж не разделял ее бдений. Сына он считал  человеком разумным и вообще смотрел на проблему философски, считая, что слежка не удержит сбившегося с пути.
- Ты не понимаешь,- горячо возражала ему Ольга Сергеевна,- они расширяют сознание, куря эту гадость, и вчера у Паши явно наблюдались признаки расширенного сознания.
- А я не заметил, - упирался Антон Павлович.
- А как ты мог заметить, когда сам был уже под шафе! Ты не видел, как Паша стоял на балконе и смотрел на луну...
- А когда собаки смотрят на луну, это что, тоже  под кайфом? Они еще и воют!- сказал Антон Павлович и расхохотался.
Жена обижалась. Найдя нишу для переживаний в реальной жизни, она не собиралась ее покидать без боя.
Однажды  Ольга Сергеевна решила постирать Пашину куртку, висевшую на вешалке в прихожей. Осмотрела карманы, конечно, только для того, чтобы не застирать чего-нибудь ценного. И во внутреннем кармашке она обнаружила маленький пакетик с каким-то зеленовато-серым порошком.
Это случилось в понедельник. В театре был выходной. Недавно прошла премьера новой пьесы Антона Павловича "Тетя Ася приехала".
Он сидел под торшером в кресле и читал газету "Культура", где вышла рецензия на спектакль. Рецензия была критической. Там было написано:
"Иван Тургенев и тезка автора Чехов умерли бы вторично, посмотрев этот с позволения сказать..."
-Тьфу на тебя, Адошкин, не зря я его выпер из труппы за бездарность, в рецензенты подался, надо же!- бормотал Антон Павлович, опрокидывая рюмашку, - а народу спектакль, между прочим, нравится...
Народ и вправду на спектакли активно пошел, возможно, вдохновившись рекламой про тетю Асю по телевиденью и в ожидании развития сюжета.
 Вид у Антона Павловича при чтении этого мстительного отклика был нахмуренный, он теребил бородку, очки чуть сползли с переносья, и он действительно напоминал своего великого тезку.
-Тоша! Я все-таки была права! Вот, смотри, что я нашла у нашего сына!- вскричала Ольга Сергеевна, влетая в комнату, и затрясла перед мужем странным пакетиком.
-Что это?- спросил Антон Павлович,  брезгливо отклоняясь от мелькавшего перед его носом предмета.
-Наркотик. В потайном кармане куртки.
-Ты уже шаришь по его карманам? - Спросил с осуждением и без того раздраженный муж.
-Как ты мог подумать? Я стирать собралась и случайно...
-А что за наркотик? - уже заинтересовался Антон Павлович.
-Марихуана, вот ею они сознание и расширяют, я же тебе говорила.
Антон Павлович растерянно молчал. Он вдруг вспомнил, как учась в Институте Культуры, они пробовали настойку из мухоморов, привезенную однокашником из деревни "от бабушки". Было страшно, но они выпили.
Кайф он-таки словил: что-то гениальное забарабанило  в его расширенном мухоморами мозгу, но записать не смог, поскольку все бытовые детали, вроде ручки с бумагой, словно стали невидимыми. Остались только фантастически красивые образы, бесследно растаявшие к утру.
Этот эпизод Ольге Сергеевне он не рассказывал.
-А знаешь что?- произнесла она задумчиво, глядя на пакетик,- я хочу попробовать это. Хочу почувствовать, что они испытывают. Только ты привяжи меня к креслу и внимательно наблюдай за моими реакциями, когда я буду кумарить. Нельзя предсказать, какой у меня будет "приход", - объяснила Ольга Сергеевна.
Она оторвала кусок от газеты "Культура" и стала  не очень умело сворачивать косяк.
-Ты с ума сошла со своими бредовыми опытами? И что это за выраженья? Кумарить, приход… нахваталась всякой… Короче, не стану я тебя привязывать!
- А если я начну буянить и квартиру разнесу? Или еще чего похуже?
Ошалевший драматург следил за тем, как его жена, послюнявив трепещущим языком газетную корявую папироску, уселась в кресло.
-Вяжи! -коротко приказала она, и решительно чиркнула зажигалкой.
Сделав несколько затяжек, она откинула голову, глядя в потолок, и неожиданно низким голосом пробормотала:
- Я чувствую! Да, я чувствую!..
Муж смотрел на нее, машинально вспоминая, из какой своей роли Ольга Сергеевна вытащила эту реплику.
А она тем временем, еще раз затянувшись,  сделала неопределенный  жест кистью и воскликнула:
-Вот он,  я его вижу!..
Антона Павловича вся эта театральщина начала раздражать.
- Черт подери, Оля, прекрати наигрывать! Хватит!
Ольга Сергеевна перевела на него затуманенный взор и с укором сказала:
- Ну вот, ты его спугнул…
Потом, уже отвязанная, она бродила по комнатам и что-то бормотала. Антону Павловичу стало не по себе. В комнате все еще висел весьма противный дымок. Он вдруг начал кашлять. Потом внезапно вскочил и буркнув: «пойду прогуляюсь», буквально сбежал, оставив жену пожинать плоды своего эксперимента в одиночестве.
Вечером вернулся Паша.
-Сын, подойди ко мне! – дрожащим голосом позвала его  Ольга Сергеевна.
Паша подошел. Мать сидела на диване  и обреченно на него глядела.
- Я все знаю, сын. Теперь тебе незачем скрываться. Давно ли ты кумаришь?
-Что я делаю? – глаза Паши стали вылезать из орбит. - Мама, тебе плохо?
-Да, мне плохо, я нашла у тебя э т о  в куртке и тоже покумарила, чтобы понять, что вы чувствуете.
Паша смотрел на мать и молча открывал и закрывал рот. Видно было, что он потрясен.
-Ты знаешь, что ты покурила, мама? – Ты покурила…
Тут у Паши начался приступ смеха, он хохотал, не в силах говорить.  Потом отдышался и продолжил:
- Кусок гроба Пушкина, мама! Мне его… в Пушкинском Доме… подарили, а я…я про него забыл и в куртке так и таскал… Вот он и перемололся…в порошок…
И снова принялся хохотать.
Ольга Сергеевна молча с недоумением смотрела на сына.
-Но я же почувствовала!  Отец твой - свидетель! Я даже видела...кого-то! Неужели его?!..
История это подлинная. Просто я нанесла на персонажи  красочный слой. Так раскрашивали когда-то старые фотографии. Благодаря участию, хоть и косвенному, великого поэта в этой фантасмагории, она имеет все шансы стать историческим анекдотом. Но есть еще один аспект. Сила самовнушения. Эта могучая стихия способна иногда изменить судьбу человека. 
Ольга Сергеевна после этой истории оставила сына в покое. Стихов писать не начала. Но зато перечитывала много раз собрание сочинений А.С. Пушкина от корки до корки.
А еще иногда ночью ей снилась заснеженная дорога, по которой, скрипя, ехала повозка. На повозке стояло что-то большое и темное. И когда смутный лунный луч выкарабкивался с хрустом из  облаков, похожих на сугробы, становилось видно, что это гроб. И Ольга Сергеевна во сне вздыхала, и сердце ее начинало биться часто-часто. Она знала,  кто находился в этом гробу.
Но этот сон она не рассказывала ни сыну, ни мужу. Никогда.