Слезой сочится вдоль разреза...

* * *


Так выдумано правильно и странно:
прохладой выпит за ночь летний зной.
И осени яснейшая осанна
витает над скудельностью земной

беззвучно. Ибо сущность - бессловесна.
Живущий - Сетью.ру не уловим.
Ещё светла небесной сини бездна,
пока спешит сквозь осень пилигрим

к усыпанному листьями порогу,
к жилью, где в окна плещет окоём,
к родным, уже глядящим в очи Богу,
спешит, спешит - и солон в горле ком...





* * *


Слезой сочится вдоль разреза дыня,
и крестиком цветка медовый Спас
божится так на склоне благостыни,
что кажется: реальность - не про нас.
Томятся связки розового лука
в лиловой стрекозиной кожуре.
Пора запасом зимним друг для друга
заняться в тороватом сентябре.
Ты помнишь ведь транзитный Симферополь,
вокзальной башни камень-инкерман?

Ультрамарин расплёсканный и кобальт,
людей базарных смуглолицый клан...
И разве лето - не смешок транзита?
Билет на юг, и тотчас же - назад...
Пустое это дело - дольче вита.
Давай нацелим на хозяйство взгляд.
Кто там, меж рам, багряную калину
спешит на нитку нанизать опять?
Кто, под овчину пряча волчью спину,
в избушку к нам скребётся зимовать?






* * *


Сентябрь припасает варенье.
кизил багрянеет в тазах.
И горлица стихотворенья
в безоблачных неба глазах
белеет - на взмахе - знакомо
и снова влетает под кров.
Субботнею млеет истомой
теплынь нищеанских дворов.

Курлычет контральто романса
в открытое настежь окно.
А солнечный гривенник шанса
звенит о дворовое дно:
" Верни пятаки побирушке,
себе и вражине прости
охотничью страсть, погремушки
и перья синичьи в горсти!"

Пройдя сентября середину,
главы не сберёг Иоанн.
Но золото, синь, паутину
ещё не завесил туман.
Пируют на лавке ханыги.
А помнишь! - И ты приносил
на пир свой: то строчку из книги,
то каплю бальзама из Риги,
то красный султанский кизил!