За писки Кочевника. Бомжественные тунеядцы

Ранним утром я из дома вышел
И увидел, как в лучах зари
Голуби целуются на крыше
И воркуют нежно о любви

Мне тогда подумалось невольно:
Хорошо бы жизнь и нам прожить
Так, чтоб никому не делать больно,
Чтоб любя, о прошлом не тужить.


Поэт Сергей Рыбалко (г.Есентуки)


Не случайно, любезный читатель, ваш непокорный слуга выбрал именно это стихотворение не особо известного поп - тусовке поэта, Сергея Рыбалко из Сочей,  в качестве эпиграфа ко второй части своих "за писок Кочевника"...

Сей факт весьма символичен, если учесть, что л ю б и т ь мой и ваш современник так  толком и не научился за более чем двухтысячелетнюю свою историю.

У нас есть компьютеры, нанотехнологии, космические корабли и протчие блага цивилизации, но нет главного - Любви. Той самой, о которой с пеной у рта говорил молодой Иса из Назарета фарисеям. Фарисеи любили работать на публику и молились в людных местах громко и пафосно, что по - сути богопротивно и неестественно. Поэтому Христос учил, что надо молиться иначе. В тишине сердца своего, в уединённом месте. 
Храм - сердце, а не тот, что построил гордец - человек. Позолота куполов потускнеет со временем, а чистое сердце молящегося не оскудеет никогда, ибо в нём, в этом сердце - истинное Спа - сение.

Так думал мой приятель, отрок Димитрий, обливаясь ключевой водой в стольном граде Кишингтоне не далее, как вчера. Димитрий здорово смахивал на молодого Бреда Питта, брошенного Анджелиной Джоли... И это наводило на мысли о том, что у Димитрия давно не было бабы. Бабу ему заменяла ключевая водица и мать - природа, по которой он гордо ступал босыми стопами сорок шестого размера. 

Димитрий успел в свои двадцать пять стать чемпионом Питера по метанию диска среди юниоров, чем нимало гордился. Гордился и догордился до того, что попал в дурку. Три месяца его лечили в питерсой жёлтой больничке, но, похоже, так и не долечили. Временами Димитрий мрачнел как туча и его карие каменные очи становились похожими на две пращи дерзкого юноши Давида, решившего поквитаться с врагом всех правильных евреев, Голиафом. Выдержать взгляд дискобола могли немногие и я всегда гордился втайне тем, что был в числе тех, кто мог устоять перед этим тяжёлым взором правдоруба Димчи.

Сам Димча в светлые периоды своей странной жизни понимал, что одержим бесом, но во времена гонева и бурь не ощущал этого, становясь зомби Сатаны. Спорить в такие дни и часы с ним было невозможно. Вот и вчера, на ручье, в Кишингтонской Долинке Роз он грубо встрял в мой разговор с ещё одним бомжественным тунеядцем, Игорем Суровым, которого я знал без малого четверть века. 

Много лун тому назад я трудился главным хранителем Кишинёвского Музея Боевой Техники и Вооружений под открытым небом. Времени свободного у меня было дофига и я проводил его нескучно. Дружок с бородой, Серёга Меньшиков, подарил мне шест из лиственницы, а я за это совратил его любимую ученицу, ставшую дщерью Христовой. Леночку. Леночка любила оральный секс и спортивных смуглых мужчин, одним из которых я и оказался в 1995 году по счастливому стечению обстоятельств. Моему шурину Леночка глянулась и он в простоте посоветовал на ней жениться, но Леночка, спустя годы, вышла замуж за пастора церкви "Агапе", Игоря. До сих пор с теплом вспоминаю её белое тело, то, как нежно она направляла мой лингам в свою влажную пещерку, упёршись свободной ручкой в ствол столетней сосны из парка на Комсомольском озере, том самом, в котором Леонид Ильич, будучи первым секретарём ЦК компартии Молдавии, построил  при помощи дешёвой местной рабсилы лестницу, не уступающую Потёмкинской в Одессе, и вырыл знаменитое Комсомольское озеро. На северо - западной его стороне насадил роскошную белую ротонду с лесницей и фонтанами. По лестнице живописно змеилась хрустальными струями питьевая водичка. А в самом бассейне плавали живые рыбки, и их никто не трогал и не глушил динамитом...


Наш новый градоначальник, Дорин, чей дядя уже который год мечтает слиться с Румынией... Дорин К. решил "восстановить" легендарную ротонду и лесницу, но по - своему. Теперь лестница с фонтанами превращается в банальное творение постоталитарного гения архитектуры, решившего, не мудрствуя лукаво, залить склон, ведущий к озеру бетоном и облицевать этот железобетон шлифованной плиткой песочного цвета. Если вы помните фильм "Эквилибриум", то поймёте о чём я. В этой киноленте зомбированные граждане будущего светлого завтра поднимаются по таким тоталитарным ступеням и следуют на свою идиотскую работку. Садятся за совершенно одинаковые столы и "втыкают"... Работают на За - гадочного Отца, точную Копию Отца Небесного на Земле, Копию, скрытую зв огромным голографическим экраном.

Но мы ушли от темы. Возвращаемся. Итак, не далее, как вчера, Димитрий сказал мне, вперившись в мою переносицу своими набычившимися безумными зенками: "Обоснуй!"

И я тут же понял, что с моим дружком случилось худшее. Бес опять посетил его буйную головушку и вцепившись в неё блохой, стал открывать Димче очи на "действительное" положение вещей. Бес открыл Димитрию, что его закадычный корешок, Лён - ча --  тот ещё лицимер и балабол, чтоб не сказать резче...

Лёнча, то есть, ваш непокорный слуга, пытался всеми правдами и неправдами выманить у Игоря Сурового "золотой мобильник", Nokia Sirocco 8800. Телефончик, который Игорёк нашёл рядом с мусорным баком у супермаркета номер раз неделю тому назад.
Гарри, чей голосок весьма походил на брутальное рычание Джигурды, Игорёк наш тут же отзвонился мне и с гордостью в прерывающемся голосе заявил: "Ллёня, я ттелеффон ннашёл! Крутой! С коробкой, документаими, гарнитурой. - Поможешь с зарядкой? Есть всё, кроме неё... - Не вопрос, бодро ответил я и захотел увидеть волшебную трубку сейчас же, но... Дела - с, любезный читатель. 

Тем не менее, зарядочку я заначил для кореша, вспомнив, что имею даже две таких зарядки. Но отдавать одну из них бомжественному тунеядцу не спешил...

Пусть заслужит и он "заслужил", припоявившись на ручей с фингалом и почти сломанной  рукой. Под несвежей чёрной футболкой и болтался в дешёвом веллюровом чехле "золотой" сирокко...

Из ниоткуда вырос Демон Димитрий с горящим взором и заявил безаппеляционно, уставившись своим удавьим взглядом на золотую трубку: "Хочу"! - А хотелка не отсохнет?? - парировал я.
- Не отсохнет,  манерно кривляясь, ответствовал Димитрий и улыбнулся аки Сатана, сверкая дерзкими очами,  будто звёздами, поводя могучими местами плечиками, и размахивая крепенькими ручонками, как даос, разводящий облака...

Мне стало противно, но я сумел преодолеть свои противоречивые чувства и нОлил отроку мерло, купленное накануне на гуманитарке. Вино оказалось неплохим, но на Димчу подействовало странно, будто он запил таблетку цикладола фантой...

Речь его стала прерывистой и арессивной. Он стал повторять, как заведённый: "Обоснуй, Лёнча! Обоснуй! Почему я такой подонок? А ты такой хороший у нас! Правильный! На самом деле, это ты НЕ ПРАВ! Ты - лицемер! Двуличный, хитрый лицемер!

- Быть по сему, спокойно ответил я и отъехал на туристическом велике домой. Но спать лёг только в пол первого ночи...  Думал о моих странных "друзьях", которым так комфортно  в своей зоне, на ручье.

Третьего и, пожалуй самого колоритного бомжественного тунеядца звали Павел. Я звал его Пашей Спикером. Именно под таким именем и забил когда - то в мобилу. 
Паша любил себя больше жизни и всё время повторял, как мантру, слоган: "Мне Господь открыл..." Однажды я не выдержал и рубанул: "Сатана тебе открыл, ёп та! Бог не открывает бездельникам и тунеядцам!!"

Спикер вяло приговаривал: "Ну, да... Ну, да...." Десять лет он маялся депрессией, активно почитывая Писание, валял дурака, а на одиннадцатый год свалил в краткосрочную экскурсию на Сицилию. Успел там за месячишко загореть до шоколадного состояния и вернулся обратно Цезарем в свою провинцию, на озёрную дамбу и ручей... Рассказывал о своём вояже долго и увлечённо, заметив, что успел попасть в тюрьму, где с ним, впрочем, обращались нормально. Через пару дней вернули вещи и деньги и отпустили. 

Жил Спикер в грязном полуподвале на улице Толбухина (старое название), в полуподвале, в котором перебывало полгорода. Днями в этом подвальчике побывала Кристинка, тридцатисемилетняя скрипачка, которую наш незадачливый ловелас "снял" на пляже, в Долинке Роз...

Однако в тот самый момент, когда надо было Кристинке засадить, Спикер произнес: "Ты знаешь, Кристи, Господь открыл мне..." Что именно там Он открыл бездельнику Павлу было уже неважно для потной Кристи, ибо она, сыгравшая с дерзким искуссителем партию в большой теннис, хотела от его, Павла большого пенниса не сладких речей, а решительных атак, безумных толчков и, ну, вы понимаете, ничего этого не случилось... И не могло случиться, ибо Господь открывает праведным трудоголикам, а не ленивым тунеядцам. 

На следующий день после фиаско Павлика я так ему и сказал: "Тунеядец ты, Пашка!   Пашка погрустнел и сказал мне, что я - лицемер. И Димитрий подтвердил этот "диагноз". И Гарри Суровый, зарычав: "Ллёня!! Ты не прав, мужик!" 

Мне стало смешно и грустно. Одиноко и обидно. Я вспомнил слова шурина, Гаррика о том, что добро наказуемо и, чем больше ты людям делешь добра, тем сильнее они тебя... н е н а в в и д я т.

Возненавидели меня и бомжественные тунеядцы, за что я им премного б л а г о д а р е н, ибо они открыли мне глаза и я перестал видеть этот мир через розовые очки. Я оставил тунеядцев и ушёл к нормальным людям, для которых и пишу эти "странные" за писки, которые завершу сегодня стихотворением, посвящнным Родике Чолпан... Я был влюблён в неё, а она любила деньги и халявное мороженное...

Ты мне плюнула в душу,
Сделав это легко,
Буд - то скушала грушу,
Выпила молоко.

Ты сказала, что хитрый
Мне не нужен поэт,
Спутав роли и титры,
Свет очей и их цвет.

Что ж, пускай тебя мучают
До скончания дней
Бог, сомнения, случай;
Сможешь, - станешь сильней.

Но не сгинет вовеки
В сердце скользком твоём
Образ вещей калеки,
Жить взалкавшей вдвоём.


Вещая калека - мятежная и неприкаянная душа поэта, чьи странные за писки я снова представляю на ваш строгий суд, дорогой читатель.

С Любовью,