— Эй, иди сюда.
Идущий по дороге обернулся в ту сторону, откуда доносился голос, и увидел сидящего под деревом с книгой в руках, улыбающегося, упитанного кудрявого малого. На того, кто нуждается в помощи, он явно не был похож, но мало ли. Поэтому идущий двинулся на зов.
— Что-то случилось? — подойдя к сидящему, поинтересовался он.
— Да, конечно, случилось! — весело воскликнул тот. — Просто, знаешь, — шпарил он на «ты», как со старым знакомым, — только что прочитал. Всплеск эмоций, знаешь, каких-то новых ощущений, буря восторга, комбинации мыслей, невообразимых чувств — просто фонтан. Понимаешь?
— Пока не совсем, но чем я могу помочь?
— Да как же не ясно?! Чувств — фонтан, а я — один! Распирает же, поделиться влагой. Ты читал это? — и он показал обложку книги, на которой было написано: «Непролазные джунгли» В. Плевок.
— Нет, не читал, — честно признался идущий.
— Да ты… чё, — заикаясь, закатив глаза, произнёс сидящий под деревом. — Послушай, и ты улетишь. Ты разбрызгаешься от счастья и расплескаешься от удовольствия. Я тебе так, накидаю вкратце. Короче, двое, будучи глубоко под дэндорфином, встречают таракана, который убежал из буддийского монастыря. Его преследуют и хотят изнасиловать. От столь плачевных перспектив хитиновые волоски на его брюшке нервно дрожат. Двое, будучи глубоко сентиментальны, как обычно, когда употребят, жалеют членистоногое и угощают его дэндорфином. Таракан, никогда не употреблявший подобного, помирает от передозировки. Двое понимают, что теперь преследователи, будучи глубоко возбуждённые погоней, изнасилуют их. От такого расклада они в шоке. Убегать им не хочется, у них не то состояние — в облом, подставляться тоже не комильфо. Они оба, как оказалось, были гетерозависимы, поэтому не относились к тем, кого такое к себе противное отношение не пугает. И тогда они решают привязать к тараканьим лапкам ниточки и, дёргая за них, создавать видимость тараканьего неплохо-себя-чувствования. Что они и сделали, предварительно употребив дэндорфина. И вскоре преследователи нагнали дохлого таракана и, обступив его со всех сторон, занялись своим грязным делом, думая, что он живой. А эти двое перед тем, как спрятаться, позвонили анонимно на горячую линию ФСК и оставили сообщение, что-де, неизвестная конфессиональная международная банда извращенцев жарит мёртвого таракана там-то, там-то. Вообщем, в самый разгар извратно-отвратительной вакханалии явились наши доблестные и повязали всех. И… потом их судили за никро-насеко-филию. Класс, да? — спросил весельчак, закончив рассказ, светясь от счастья.
Теперь идущий всё понял. Перед ним глубоко сумасшедший. Но чем помочь ему, он не знал. Взять его с собою? Дорога жизни требует полного сосредоточения на себе. Приходится идти, как следопыту, всматриваться: не примята ли трава, не поломана ли ветка, не доносится ли опасности шорох или запах какой посторонний. Как такого брать с собой? Тем временем пылающий радостный взгляд весельчака, видя, что не произвёл на слушателя ожидаемого эффекта, постепенно начал угасать. Через какое-то время его глаза потухли совсем, и сестра радости — грусть — выглянула из них, чтобы посмотреть на того, с кем так долго трепался её домовладелец. «Ну вот и делись с людьми радостью», — подумал тот, а потом, сунув руку куда-то за спину, достал другую книгу — «Непроходимые джунгли-2», в которой говорилось о том, как таракан, находящийся в «Камере Вещественных Доказательств», ожил. Похитив находящийся там же, проходящий по другому делу, дэндорфин, так как таракан очнулся, будучи глубоко убеждённым в том, что начинать надо именно с дэндорфина, но в правильных пропорциях. Поэтому он решает сначала употребить столько, сколько именно ему нужно, а потом отомстить извращенцам так, как требует его пострадавшая тараканья честь. Для расчёта дозировки ему нужны были те двое; на их поиск он и отправляется. Двойка пребывала в печали — кончился дэндорфин. Поэтому, когда они увидели ожившего таракана, у которого с собой был дэндорфин, они пришли в неимоверный восторг. Рассчитав таракану его тараканье, все глубоко употребили. После этого таракан посвятил их в планы мести. Он говорил, что станет их убивать, щекоча хитиновыми волосками на своём брюшке. Двое, употребив дэндорфин, опять превратились в сентименталистов в «квадрате», поэтому рыдали от тараканьих росказней навзрыд — так им было жалко извращенцев. Успокоившись, они уговорили таракана отказаться от мести. Упросили его торжественно поклясться над новой сакральной дозой дэндорфина. После завершения данной процедуры они, как надёжному другу, поведали таракану о часто навещающем их под дэндорфином глюке. Что есть пустое место, самое красивое в мире, но живут в нём какие-то засранцы. Что они вдвоём давно мечтают освободить пустоту и прекрасно там устроиться самим, но у них нет транспортного средства. Таракан, выслушав, предлагает им свои услуги. Они, взобравшись ему на спину, неспешно отправляются в неизвестную сторону. Куда спешить — дэндорфин ещё не закончился.
Пока читающий, уткнувшись в книгу, постигал калейдоскопические приключения в джунглях чьей-то непролазной мысли, идущий, стараясь его не отвлекать, вернулся на прежний курс.
Ввернуться на прежний курс
© Copyright: Бри Ли Ант, 2015
Свидетельство о публикации №115082305561
Свидетельство о публикации №115082305561
Рецензии
Этот текст — блестящая сатирическая притча о двух типах сознания, существующих в современном мире: трезвом, целеустремлённом («идущий») и опьянённом культурным симулякром, химическим и смысловым («читающий»). История построена как аллегория выбора между личным путём и соблазном погрузиться в коллективный, но абсолютно бессмысленный нарратив.
1. Основной конфликт: Путь vs. Болтовня, или Действие vs. Симулякр
Конфликт лежит в столкновении двух моделей существования:
Идущий: Его жизнь — это «дорога», требующая полного сосредоточения, внимания к реальным знакам («примята ли трава»), движение к цели. Это метафора ответственной, осмысленной жизни.
Читающий (Весельчак): Его существование — это потребление абсурдных текстов («Непролазные джунгли»), порождающих «фонтан» симулятивных эмоций. Его «путь» — это бесконечное цитирование и пересказ бессмыслицы, которая заменяет ему реальность и требует соучастника для «разделения влаги» пустого восторга.
Герой стоит перед выбором: свернуть с курса, чтобы погрузиться в этот словесный и химический наркотик, или вернуться на прежний курс — к своей собственной, трудной дороге.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Непролазные джунгли» В. Плевок: Название-пародия. «Плевок» — автор, «джунгли» — метафора запутанного, бессмысленного, агрессивного постмодернистского текста. Это не литература для познания, а литература как наркотик, вызывающий каскад пустых ассоциаций и мнимых «глубин».
Сюжет про таракана, дэндорфин и извращенцев: Это модель псевдоглубокомысленного абсурда, которым питается современный «культурный» потребитель.
Таракан из буддийского монастыря — пародия на псевдодуховные искания, смешение высокого и низкого.
Дэндорфин — не просто наркотик, а универсальная валюта этого мира, замещающая и чувства, и духовность, и решение проблем. Всё начинается и заканчивается им.
Извращенцы-преследователи и ФСК — образ враждебного, гротескного внешнего мира, который одновременно и соблазнителен, и отвратителен.
Мораль истории: Никакой. Это бесконечный цикл употребления, галлюцинаций, псевдоприключений и возвращения к дозе. Это симулякр сюжета.
«Сестра радости — грусть»: Важнейший психологический момент. Когда симулятивный восторг («фонтан чувств») не находит отклика в другом, он мгновенно сменяется пустотой и тоской. Это показывает полную зависимость «читающего» от внешнего подтверждения его иллюзий. Его счастье существует только в момент «деления влагой».
«Пустое место, самое красивое в мире»: Апогей философии опьянения. Идеал — не что-то наполненное, а пустота, которую нужно «освободить от засранцев» и занять самому. Это программа духовного и социального эскапизма, доведённая до абсурда: бегство в ничто, движимое химическим веществом и на спине воскресшего таракана.
Заголовок и образ пути: «Вернуться на прежний курс» — это ключевое решение, философский и этический выбор. Идущий не спорит, не переубеждает, не спасает. Он просто уходит. Он признаёт непреодолимую пропасть между двумя способами бытия и выбирает свой. Его курс — это не фанатичная идея, а сама практика внимательного движения.
3. Структура и стилистика: Два языка
Текст чётко разделён на два языковых пласта:
Язык идущего и нарратора: Точный, описательный, с логичными конструкциями. Это язык реальности.
Язык весельчака: Запутанный, изобилующий разговорными и жаргонными словами («чё», «в облом», «комильфо»), намеренно небрежный, перескакивающий с темы на тему. Это язык симулякра, имитирующий спонтанность и глубину.
Сама структура «рассказ в рассказе» имитирует ловушку: читатель, как и идущий, вынужден выслушать этот бред, чтобы сделать свой выбор — погрузиться в него или отстраниться.
4. Связь с литературной традицией
Обэриуты (Даниил Хармс): Эстетика абсурда, чёрного юмора, история про таракана — прямая отсылка к хармсовской традиции.
Венедикт Ерофеев («Москва — Петушки»): Тема химического и словесного опьянения как способа ухода от реальности. «Дэндорфин» здесь — аналог ерофеевского коктейля.
Постмодернистская игра и пародия: Текст пародирует штампы современной «сложной» прозы, которая подменяет смысл нагромождением абсурдных деталей и псевдоглубоких тем (буддизм, насилие, идентичность).
Притча о двух путях: Архетипический сюжет (например, встреча на дороге жизни), переосмысленный в современных условиях.
5. Уникальные черты поэтики Ложкина в этом тексте
Поэтика трезвого отказа: Ложкин не предлагает диалога или синтеза. Единственная адекватная реакция на мир тотального симулякра — вернуться на свой курс. Это позиция стоического неучастия.
«Дэндорфин» как универсальная метафора: В этом слове сливаются и наркотик, и эндорфины (гормоны счастья), и «эндо-» (внутреннее). Это внутренний наркотик, который персонажи ищут вовне, чтобы не чувствовать пустоты.
Сатира на литературный процесс: Текст — едкая сатира на определённый тип читателей и писателей, для которых литература превратилась в самодовлеющую игру в «глубину», полностью оторванную от жизненного пути и ответственности.
6. Вывод: Притча о выборе в эпоху инфошума
«Ввернуться на прежний курс» — это манифест личной ответственности перед своим путём в мире, заполненном агрессивным, захватывающим, но пустым смысловым шумом. Ложкин показывает, что самый опасный соблазн — не зло, а бессмыслица, маскирующаяся под откровение и требующая соучастия в своём восторге. Герой-«идущий» становится аллегорией самого Ложкина-поэта: его творчество — не «фонтан чувств» для разделения, а трудное, одинокое движение по собственной траектории, требующее неотрывного внимания к реальности, какой бы сложной и неприглядной она ни была. Финальное решение «вернуться на курс» — это и есть акт творческой и экзистенциальной честности.
Бри Ли Ант 03.12.2025 19:42 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Путь vs. Болтовня, или Действие vs. Симулякр
Конфликт лежит в столкновении двух моделей существования:
Идущий: Его жизнь — это «дорога», требующая полного сосредоточения, внимания к реальным знакам («примята ли трава»), движение к цели. Это метафора ответственной, осмысленной жизни.
Читающий (Весельчак): Его существование — это потребление абсурдных текстов («Непролазные джунгли»), порождающих «фонтан» симулятивных эмоций. Его «путь» — это бесконечное цитирование и пересказ бессмыслицы, которая заменяет ему реальность и требует соучастника для «разделения влаги» пустого восторга.
Герой стоит перед выбором: свернуть с курса, чтобы погрузиться в этот словесный и химический наркотик, или вернуться на прежний курс — к своей собственной, трудной дороге.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Непролазные джунгли» В. Плевок: Название-пародия. «Плевок» — автор, «джунгли» — метафора запутанного, бессмысленного, агрессивного постмодернистского текста. Это не литература для познания, а литература как наркотик, вызывающий каскад пустых ассоциаций и мнимых «глубин».
Сюжет про таракана, дэндорфин и извращенцев: Это модель псевдоглубокомысленного абсурда, которым питается современный «культурный» потребитель.
Таракан из буддийского монастыря — пародия на псевдодуховные искания, смешение высокого и низкого.
Дэндорфин — не просто наркотик, а универсальная валюта этого мира, замещающая и чувства, и духовность, и решение проблем. Всё начинается и заканчивается им.
Извращенцы-преследователи и ФСК — образ враждебного, гротескного внешнего мира, который одновременно и соблазнителен, и отвратителен.
Мораль истории: Никакой. Это бесконечный цикл употребления, галлюцинаций, псевдоприключений и возвращения к дозе. Это симулякр сюжета.
«Сестра радости — грусть»: Важнейший психологический момент. Когда симулятивный восторг («фонтан чувств») не находит отклика в другом, он мгновенно сменяется пустотой и тоской. Это показывает полную зависимость «читающего» от внешнего подтверждения его иллюзий. Его счастье существует только в момент «деления влагой».
«Пустое место, самое красивое в мире»: Апогей философии опьянения. Идеал — не что-то наполненное, а пустота, которую нужно «освободить от засранцев» и занять самому. Это программа духовного и социального эскапизма, доведённая до абсурда: бегство в ничто, движимое химическим веществом и на спине воскресшего таракана.
Заголовок и образ пути: «Вернуться на прежний курс» — это ключевое решение, философский и этический выбор. Идущий не спорит, не переубеждает, не спасает. Он просто уходит. Он признаёт непреодолимую пропасть между двумя способами бытия и выбирает свой. Его курс — это не фанатичная идея, а сама практика внимательного движения.
3. Структура и стилистика: Два языка
Текст чётко разделён на два языковых пласта:
Язык идущего и нарратора: Точный, описательный, с логичными конструкциями. Это язык реальности.
Язык весельчака: Запутанный, изобилующий разговорными и жаргонными словами («чё», «в облом», «комильфо»), намеренно небрежный, перескакивающий с темы на тему. Это язык симулякра, имитирующий спонтанность и глубину.
Сама структура «рассказ в рассказе» имитирует ловушку: читатель, как и идущий, вынужден выслушать этот бред, чтобы сделать свой выбор — погрузиться в него или отстраниться.
4. Связь с литературной традицией
Обэриуты (Даниил Хармс): Эстетика абсурда, чёрного юмора, история про таракана — прямая отсылка к хармсовской традиции.
Венедикт Ерофеев («Москва — Петушки»): Тема химического и словесного опьянения как способа ухода от реальности. «Дэндорфин» здесь — аналог ерофеевского коктейля.
Постмодернистская игра и пародия: Текст пародирует штампы современной «сложной» прозы, которая подменяет смысл нагромождением абсурдных деталей и псевдоглубоких тем (буддизм, насилие, идентичность).
Притча о двух путях: Архетипический сюжет (например, встреча на дороге жизни), переосмысленный в современных условиях.
5. Уникальные черты поэтики Ложкина в этом тексте
Поэтика трезвого отказа: Ложкин не предлагает диалога или синтеза. Единственная адекватная реакция на мир тотального симулякра — вернуться на свой курс. Это позиция стоического неучастия.
«Дэндорфин» как универсальная метафора: В этом слове сливаются и наркотик, и эндорфины (гормоны счастья), и «эндо-» (внутреннее). Это внутренний наркотик, который персонажи ищут вовне, чтобы не чувствовать пустоты.
Сатира на литературный процесс: Текст — едкая сатира на определённый тип читателей и писателей, для которых литература превратилась в самодовлеющую игру в «глубину», полностью оторванную от жизненного пути и ответственности.
6. Вывод: Притча о выборе в эпоху инфошума
«Ввернуться на прежний курс» — это манифест личной ответственности перед своим путём в мире, заполненном агрессивным, захватывающим, но пустым смысловым шумом. Ложкин показывает, что самый опасный соблазн — не зло, а бессмыслица, маскирующаяся под откровение и требующая соучастия в своём восторге. Герой-«идущий» становится аллегорией самого Ложкина-поэта: его творчество — не «фонтан чувств» для разделения, а трудное, одинокое движение по собственной траектории, требующее неотрывного внимания к реальности, какой бы сложной и неприглядной она ни была. Финальное решение «вернуться на курс» — это и есть акт творческой и экзистенциальной честности.
Бри Ли Ант 03.12.2025 19:42 • Заявить о нарушении