больше, чем человек

я стою в галерее, и молятся не спеша все, способные чувствовать и смотреть. на лицо моё реки, воды ушат — я стою и думаю, как гореть и сжигать до костяшек пальцы, макая кисть в акварель и рисуя скупой узор, научились люди, куда нестись можно мыслям их, трепетным как у штор кисти тяжелые, не снести и не выдержать ветру тугой муссон — так и зрители маются взаперти, неспособные чувствовать легкий фён. он несется, дует на них с горы, словно хочет равнину к себе поднять, чтобы видела, знала, что есть миры по зубам готовому их понять. только знай она чахнет себе внизу и качает тягостно головой, ей не кажется, что лозу распрекрасную нюхать — т`о есть покой.

Модильяни веровал, что герой — это титул, который ему носить, и что бедности тяготы, труд и зной смогут вышколить, вылечить, закалить. Пиросмани только лишь был пастух и со скуки вывески малевал, неужели каждый был слеп и глух, не заметил дар, не признал. ну и кто теперь тот пастух? гений, избранный, и стихи, и кино о нем там и тут, а при жизни — колья да лопухи. ну и что? как картина? нравится? хороша? что ты видишь в прекрасном цветном Ничто? может, стоить ей меньше, чем полгроша? почем знать тебе: плохо ли, хорошо?

Амедео тоже теперь спасен, словно вылез и вышел из-под креста, отчеканен заново хрусталем на червивых подгнивших людских устах. не признание важно, а

к р а с о т а. создавай ее, верь в нее, береги. только в ней все живое, и правда, и нагота совершенны, родиться, вырасти помоги. запрети себе жаждать красивых слов, комплиментов таланту, всей шелухи, что набьет тебя, чистых лишит основ, вместо них — горечь, смрад только требухи. все пустое, ненужное, ты живи только здесь и нынешний штопай век, твоя плата сладкая впереди: когда чувствуешь:

ты сейчас —

больше, чем

человек.



~•~



фён — легкий ветер, характерный для гористой местности. дует, как правило, с гор на равнину.