Пернатый

Каждый, еще молодой, но уже пернатый,
Мечтает о человеческом, о приземленном.
Раздвинув ребра клетки, или гнезда. На пол,
Или на землю падая, будто темный
Ангел. С неба. К увечным, крыльев не знающим,
Перьями не обросшим и бесполезным,
Грубым, и от рождения медленно умирающим,
К ним – значит, в бездну.
Падает и видит себя таким же.
Крылья на руки сменившим, ставшим выше,
Размером больше, к земле же ближе,
И грудь теперь даже как-то иначе дышит.
Тело? Пускай. Но душа все равно перната,
Ей бы крыльями резать пространство, метр за метром,
Он выходит в сумерки, оглядываясь воровато,
И делит свои сигареты с попутным ветром.
А в людях так много людского, и мало птичьего…
Нужно любить до гроба, а, может, и после,
Бога, Родину, и прочее незначительное,
Женщину тоже, но как-то иначе, возле…
Озарение – в небо обратно, хотя бы в клетку!
Но птицей, а не иначе, крылатой, вольной!
Вот только сменить человеческую расцветку
Не то, что нельзя, но только больно…
Четыре стены, в жестянке вода кипит.
Два глаза, как два маяка, к окну приникли.
Любой предмет, на который положишь взгляд, говорит:
«Все вокруг – птицы. Однажды они привыкли».
К свету настольной лампы подвинув ладонь,
И не обнаружив перьев над свежим нарывом,
Он станет навзрыд кричать. Но едва ли согреет огонь,
Который привык быть дымом.