Революционные сомнения Пушкина

В салоне Виардо собрался
Народ, досужий до вокала.
Хотя на улицах пылал
Униженных гнев, и сгущался

Их возмущения накал,
Здесь сведущий всяк обсуждал
Искусство пенья по Россини.
Там были гости из России:

Бакунин и Шопен с Жорж Санд,
Из Рима были тоже там
Волконская, Тургенев, Гоголь.
Явились Пушкины. В дороге

Их останавливали часто:
Накал предреволюционный
Рождал контроль их беспардонный.
—"Дюма почёт и много счастья!»-

Кордон карету пропускал.
Очередной патруль вставал
На их пути, и проверял,
Кто едет? Что везут? Узнал…

Борьба заметна им повсюду.
Спасало сходство их с Дюма,
И документы. Кутерьма!
Иначе дело было — б худо.

Тот дикий раж революционеров,
Мелькание штыков, блеск сабель
Невиданно в таком масштабе,
Впервые Пушкин внял размеры

Народного негодованья,
Вооружённого восстанья.
Не то, что в декабре бывало,
В Питере злости было мало...

Случайной пули что - ли ждать?
Решать надо, — к ним примыкать?
С Парижа, может, уезжать?
Один бы Пушкин стал сражаться.

Таким его знавал весь мир.
Но изменился он, кумир.
Детей сберечь ему хотелось.
С таким трудом удалось сделать

Ему на старости годов
В чужбине меж крутых дворцов
Убежище от подлецов,
Властей имущих и воров

В Париже мирный уголок
Среди родных и близких душ,
И жить для них без крупных нужд.
Творить успешно он бы смог.

Переродился он в чужбине,
Пересмотрел свои порывы,
Грех юности, мятеж и взрывы
Поэзии своей ретивой...

Успех Болдино, его осень!
"Пальцы... к перу, перо к бумаге..."
Мгновение прекрасно, благо,
Творения те плодоносны.

Всё реже позже он к стихам
Свой взор вертал, побольше прозы.
И если- б не былые грёзы,
То и не жить его мечтам.

Теперь Онегин для всех — лишний.
И осуждают: "В декабре
Он не пошёл бы на каре
Против картечи: был бы тише...

Друзей своих бы пострелял,
Не дай Бог, и кого предал,
Побегом труса проявлял.
И возвратившись, не желал

Он изменить свои привычки,
К друзьям своим не появился.
Вокруг Татьяны он всё вился.
Философу душа вторична,

Он- эгоист, и  артистично
Себя с другими проявил.
И свой позор кровью не смыл.
Среди героев он комичен"...

Обида мучила с тех пор.
Сражаться после таких слов
Не стал там Пушкин, не готов
В чужой стране давать отпор

Друзьям его в родной России.
Осознавал: слова их силу
Там обрели. Ему укор!
Где они были? Ведь надзор

Лишал его живого слова.
Читали, внемля. Ни пол — слова
Не говорили там в глаза.
Теперь же будто опоздал...

Так Пушкин душу там терзал,
Решая, где ему там место!
— С детьми быть рядом, иль совместно
С Парижем ринуться в аврал?..

С такими мыслями стоял.
С Бакуниным, и рассуждал
О месте в жизни и борьбе,
Терзая душу так вдвойне.

И странно: слушая его,
Решимей стал вдруг Михаил.
Сняв груз сомнений, он решил
Сражаться за двоих легко.

Поберегись, наш Александр!
Твои раненья не позволят
Сражаться с армией. В юдоли
Не опрокинешь ты тирана...

Тебе детей нужно поднять,
Езжай к Волконской ты опять.
В Риме побудешь эту зиму,
Вернёшься, если будешь в силах.

Нет, Михаил, то не по мне!
Пошлю – ка в Рим детей своих.
Пошли сражаться, где твои
Друзья – французы? Пистолет

И шпага тут всегда со мной:
На трость показывает,- мой
Секретный штык ношу с собой.
Сразим врагов любых с тобой!