Проклятые матерью

Первая глава.

   Дома на Басманной улице имели ряд сходных черт: были как один серы и безлики. В основном это были обычные московские девятиэтажки, которые можно увидеть повсюду. Построенные энное количество лет назад в едином стиле, с одинаковой планировкой, они резко контрастируют с новенькими броскими небоскребами, сооруженными в двадцать первом веке. Но мы - москвичи уже привыкли к нашим, ставшим за многие годы родным зданиям. Мы вовсе не замечаем их угрюмости, поглощенные своими бесконечными заботами. Нам некогда обращать внимание на подобные мелочи. Но если человек испытывает состояние, сходное с депрессией, выпадая из привычного жизненного ритма, это как раз те случаи, когда эти одноликие постройки начинают, как бы давить на и так уже расшатанные нервы, вызывая угрюмость, повышая тревожность и загоняя в еще большую депрессию. В одной из таких типичных советских девятиэтажек свет в окне на седьмом этаже горел всю ночь. В этой квартире проживала самая обыкновенная, хотя и неполная семья, состоящая из матери - вполне интеллигентной женщины зрелых лет, и  дочери - милой шестнадцатилетней девочки. Возможно, читателю режет слух тот факт, что я назвала неполную семью "самой обыкновенной", но, к сожалению, в последнее время - это частое явление. С каждым годом у нас появляется все больше семей с одним родителем, и это вовсе не мешает им функционировать и  жить полноценной жизнью. Наверное, дети в подобных семьях намного меньше чувствуют себя защищенными.
   Софья Андреевна Ливанова работала воспитателем в детском саду. Она очень любила детей и временами жалела, что у нее есть только одна дочь - Оксана. С мужем она состояла в разводе уже двенадцать лет. Он ушел из семьи к молоденькой двадцатилетней девушке, оставив ее с четырехлетней дочерью на руках. Они практически не общались, хотя он исправно платил алименты, но  в воспитании дочери не принимал никакого участия.  Софья обладала сильным характером и не менее сильным чувством гордости: она не опустила руки, а воспитала дочь одна, направив все свое внимание, любовь, заботу, ласку лишь на нее - на свою родную Оксану. Да что говорить, она всю жизнь посвятила ребенку. Обладая эффектной внешностью и имея множество поклонников, которые, не задумываясь, предложили бы ей свою руку и сердце, она не стала устраивать свое личное счастье, она подумала о ребенке. Нередко дети в подобных семьях вырастая, приобретают ряд характерологических особенностей: они более тревожны, чем их сверстники, воспитывавшиеся в гармоничной семье, где присутствовали оба родителя, они могут вырасти эгоцентристами, привыкая к тому, что их единственный родитель растворяется в них, не имея своей личной жизни; они могут стать невротиками - беспомощными и зависимыми, - но это всего лишь предположение. Говоря про Оксану, нельзя не отметить, что девочка была недурна собой. В свои шестнадцать, она вовсе не была гадким утенком, какими является большинство подростков этого возраста. Она унаследовала от матери приятные правильные черты лица и точеную фигуру. Девочка хорошо училась, много читала и была не по возрасту развитой. Несколько месяцев назад она познакомилась с молодым человеком, которого звали Николай. Он старше Оксаны на четыре года. Софья Андреевна сначала очень настороженно смотрела на их дружбу, но потом успокоилась. Слишком уж положительным был этот Николай. У парня была приличная семья, да и сам он был серьезным и внимательным, учился в престижном экономическом ВУЗе, строил планы на будущее. Однажды, даже завел разговор о женитьбе. Правда, на семейном совете решили со свадьбой повременить до тех пор, пока Оксана не окончит школу и не определится с выбором профессии.
   В один из прохладных апрельских дней Софья Андреевна проснулась как обычно чуть раньше дочери. Она направилась в ванну и встала под теплые струи душа. Приятная вода помогала справиться с остатками сна и одновременно заряжала тело энергией. Этой ночью она почти не спала. Умчало какое-то необъяснимое чувство тревоги. С чего бы это? Волноваться казалось бы, не из-за чего. Утренний душ помог справиться с этим гнетущим состоянием, но не надолго. Ливанова отправилась на кухню, заварила кофе и снова попыталась разобраться в своих чувствах. Не найдя объяснения своему состоянию она принялась готовить завтрак себе и дочери. Оксану разбудил волнующий аромат жареного бекона, который вот уже несколько минут щекотал нос. Войдя на кухню, она как всегда тихонько подкралась к матери, стоящей за плитой, обняла ее и поцеловала в щеку.
- О Господи! - воскликнула мать. Погруженная в свои мысли, она не услышала шагов дочери и очень перепугалась. - Оксана, ну сколько раз я тебя просила не подкрадываться ко мне! Ты что, хочешь, чтобы у меня случился инфаркт?
   Девушка обиженно надула губки.
- Ну, прости, мамульчик, я больше не буду!
Мама сменила строгое выражение лица на улыбку и проговорила:
- Ну ладно, Оксана Валерьевна, вы прощены. Но это в последний раз!
- Хорошо! Хорошо!
   Женщины рассмеялись и обнялись.
- Садись кушать, а то все остынет.
- Знаешь, мам, какой-то сон мне сегодня странный приснился.
- Что за сон, расскажи.
- Мне приснилось, будто я кого-то встречаю на вокзале. Сижу на лавочке, а поезда проносятся с бешеной скоростью один за другим и не один не останавливается. А я все сижу и жду, а кого - не помню. И так долго я ждала, что захотелось мне спать невыносимо. Я свернулась калачиком на этой лавочке и уснула. Сквозь сон я слышу, что ты меня будишь, слышу голос Коли, чьи-то чужие голоса, а проснуться не могу - уж больно спать хочется.
- Дочка, это нехороший сон.
- И что же в нем такого нехорошего?
- Это плохо, когда снится, будто ты спишь и не можешь проснуться. Это... к неприятностям.
- Ну, вот, опять ты за свое, мама, до чего ж ты суеверная! Больше не буду тебе ничего рассказывать!
   Девочка отодвинула тарелку и вышла из-за стола.
- Оксана! Ты же не доела!
- Спасибо, мама, я не голодна.
   Оксана собралась в течение десяти минут и Софья Андреевна услышала, как захлопнулась входная дверь.
 "Интересно, что ее могло так взбесить? - подумала Ливанова старшая, - ох, уж этот подростковый возраст!"
   Вернувшись с работы около восьми часов, Софья Андреевна обнаружила, что дочь, так и не приходила домой. Обед на плите был не тронут. Софья всерьез обеспокоилась. Такого раньше не случалось с Оксаной. Подумаешь, повздорили с утра, да это просто недоразумение. Конечно, у них бывали разногласия, но дочь отличалась отходчивым характером и подолгу не обижалась. "Надо позвонить Николаю - подумала она - может быть, они сейчас вместе? Но почему, тогда она не зашла домой, не пообедала, не оставила никакой записки?" Пальцы судорожно набирали номер Николая, а сердце отбивало бешеную дробь. Предчувствие! Оно весь день не давало покоя! Неужели что-то могло произойти? В трубке послышались длинные гудки. Подождав семь гудков, она положила трубку, затем снова набрала номер, но результат был тем же. «Что же делать?» Она решила подождать. Время тянулось бесконечно. Софья Андреевна зашла в комнату к дочери. Ее рука потянулась к записной книжке. «Почему мне раньше не пришло в голову позвонить ее одноклассницам?"
 - Алло.
 - Будьте добры, Наташу.
 - Это - я.
 - Наташа, это - мама Оксаны Ливановой. Она сегодня не пришла домой, я очень волнуюсь, не случилось ли чего? Скажи, она сегодня была в школе?
 - Да.
 - Ты не заметила ничего странного в ее поведении?
 - Нет. Она как всегда много шутила. Мы вместе вышли из школы. Я спросила ее, идет ли она домой, а она сказала мне, что ждет одного человека. Я пошла домой, а к ней подошел какой-то парень.
 - А ты этого парня раньше видела?
 - По-моему - да. Очень знакомое лицо.
 - Ну, спасибо, тебе, Наташенька. До свидания.
   Она положила трубку. Сомнения не было, Оксана встретилась с Николаем. Женщина снова набрала его номер, и опять - никто не подошел.
   Прошло два часа. Софья Андреевна не находила себе места. У Николая никто не отвечал. Подождав еще немного, она решила заявить в милицию об исчезновении дочери. Но это не доставило ей облегчения: сухой мужской голос ответил ей, что не может ничем ей помочь, так как заявление о пропаже человека они принимают лишь спустя трое суток с момента исчезновения. Ливанова заплакала от бессилия.     Успокоившись, она решила прямо с утра пойти в отделение и просить их принять заявку. На протяжении всей ночи она не сомкнула глаз. Она беспрерывно набирала номер Николая, выучив, эти несчастные семь цифр наизусть. Она выпила около десяти чашек кофе. Ее глаза были красными от слез и мучительно болели оттого, что она неустанно всматривалась в темный двор за окном. Рассвело. Она наскоро собралась и отправилась в районное отделение милиции. На улице шел сильный дождь. Софья Андреевна не стал возвращаться домой за зонтом. Глаза ее застилали слезы. Они смешивались с каплями дождя и стекали по лицу. Решив сэкономить время, она не захотела идти через подземный переход, а ускоренным шагом пошла через дорогу. На ней движение было оживленным практически постоянно. Преодолев первые четыре полосы, она остановилась в нерешительности. И сзади и впереди - повсюду с бешеной скоростью проносились машины. Простояв так около трех минут, она, поддаваясь какому-то внутреннему порыву, решила пробежать на свой страх и риск, оставшиеся четыре полосы. Где-то вдалеке виднелось здание милиции. "Господи, мне, во что бы то ни стало, нужно скорее попасть в него! - подумала женщина, но, сделав несколько судорожных шагов, вдруг услышала резкий сигнал машины. В испуге, она бросилась обратно, и вот уже несколько гудков слились в какой-то зловещий аккорд. Мгновение и к ним прибавился визг тормозов. Ливанова ощутила сильный удар в бок. Почувствовав пронзающую боль в теле, она медленно погружалась в темноту... 
 

Вторая глава.

    Софья Андреевна оказалась в огромном светлом помещении. Где-то слышалось пение красивого женского голоса. Он был настолько чист и прекрасен, что невольно приковывал слух. Она огляделась по сторонам: повсюду сидели незнакомые ей люди. Некоторые из них оживленно беседовали, а другие молчали. У кого-то играла  блаженная улыбка на губах, а иные -  сидели с серьезными лицами и неподвижным взглядом. Были тут и старики, и совсем еще юные особы, а в конце зала резвилась детвора. Внимание Софьи привлекла молодая женщина лет тридцати, которая сидела в углу и безутешно плакала. Софья не выдержала и тихонько спросила ее, отчего она плачет. Девушка подняла на нее огромные голубые глаза, переполненные страданием, и сказала:
- Я хочу остаться здесь, но меня не пускают.
- Почему?
- У меня здесь любимый человек, я не хочу оставлять его одного. Я хочу быть с ним! Помогите мне!!
- Но как?
- Идите вместо меня.
- Хорошо. Меня тут ничто не держит. Я даже не знаю тут никого!
- Благодарю! Ну, идите же, не то будет поздно.
   Девушка указала Софье на большую белую дверь. Софья толкнула ее, но та не поддалась. Женщина навалилась всем весом на нее, дверь медленно начала открываться. Ливанова почувствовала какой-то мощный напор воздуха, который буквально высасывал ее наружу. Она поддалась этому напору, как вдруг услышала голос дочери:
- Мама! Мамочка, я здесь!
   Софья попыталась вернуться  обратно, но воздушный вакуум не давал ей пошевелиться. Она делала огромные усилия, чтобы обернуться и посмотреть на дочь. Оксана стояла совсем рядом с дверью и улыбалась. Она протянула руки к  матери. Тело Софьи покрылось испариной. Она снова почувствовала пронзающую  боль. Воздушный поток утягивал ее все дальше от дочери, а та недоуменно смотрела на мать. Внезапно, тяжелая белая дверь с шумом захлопнулась...
   Она открыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежит на больничной койке. "Что это было? И почему я здесь? Что с моей дочерью?" - ей мучительно хотелось найти ответы на все свои вопросы. Она окинула взглядом палату. Грязновато-зеленые стены в сочетании с убогими желтыми занавесками на огромных окнах вызывали чувство отвращения. Софья не помнила, как оказалась здесь. Но в памяти отчетливо запечатлелся увиденный ею сон. «Чтобы все это значило?" В палате помимо нее лежали еще две женщины. Одна - дама солидного возраста и плотного телосложения, а другая - совсем худая с длинными волосами русого цвета. Ей было около сорока, но выглядела она не старше тридцати и лишь увядающая кожа выдавала возраст.  Кровать, стоявшая возле окна была пустой. Софья захотела приподняться, но, почувствовав резкую слабость и сильную головную боль, застонав, упала на подушку. Одна из женщин, которая была старше,  с сожалением посмотрела на  Софью и нажала на красную кнопку звонка над кроватью. Минуты через две в палату вошла медсестра. Она подошла к кровати Ливановой и сказала:
- Я вижу, вы пришли в себя. Как вы себя чувствуете?
- Плохо. Как я здесь оказалась и что со мной?
- Я сейчас позову врача, он вас обследует и ответит на все ваши вопросы.
   С этими словами медсестра вышла.
   Женщина, лежащая на соседней койке, чуть приподнялась и обратилась к Софье:
- Вы помните свое имя?
- Да. Меня зовут Софья.
- Это хорошо, что помните. А я - Лида. А это - Лариса.
   Она кивком указала на спящую возле двери женщину.
- Вы ведь целые сутки пролежали без сознания. Врачи сказали, что вас сбила машина.
- Не помню - отозвалась Софья.
- Да уж... Теперь, наверное, не скоро вас выпишут... Меня вот обещали на следующей неделе: камни оперировали в почках. Уже третья операция! А у Лариски - прободение язвы.
   Софья Андреевна закрыла глаза. Ей вовсе не хотелось поддерживать разговор, и она не знала, как отвязаться от назойливой собеседницы. Спустя пятнадцать минут в палату вошел врач. Он был одет в голубой халат и такого же цвета штаны. На лице его была повязка. Из колпака выбилась прядь черных с проседью волос. Он внимательным взглядом окинул Софью. В его синих глазах читалась усталость.
- Ну, - он выдержал значительную паузу. - Как мы себя чувствуем?
- Вы - не знаю, а я - не очень! - попыталась ответить в тон врачу Софья.
- Прекрасно! Я всегда преклоняюсь перед больными, не теряющими чувство юмора. Вот что, давайте договоримся так: сперва я задаю вам необходимые вопросы, а затем отвечаю на ваши. Идет?
- Идет - сказала Ливанова. Этот врач вызывал у нее расположение.
- Вот и отлично, Как вас зовут?
- Ливанова Софья Андреевна.
- Та-ак - протянул он, делая записи в свой блокнот.
   После вереницы вопросов о том, помнит ли больная обстоятельства происшествия, врач, так и не получив от нее вразумительных ответов, осмотрел ее и снова сделал какие-то пометки.
- Я так понимаю, что теперь моя очередь задавать вопросы?
- Конечно, - откликнулся врач - я весь во внимании.
- Мне рассказали, что меня сбила машина, и я сутки пролежала без сознания. Это так?
- Да.
- Что со мной и когда я смогу выйти отсюда?
- Вы достаточно легко отделались: у вас всего лишь черепно-мозговая травма.
- Всего лишь?! - перебила Софья.
- Вы будете слушать или перебивать?
- Простите, доктор.
- Так вот, все могло быть гораздо хуже. На данный момент мы считаем, что у вас сотрясение мозга. Это объясняет тот факт, что у вас ретроградная амнезия, то есть, почему вы не помните обстоятельств несчастного случая. Но меня беспокоит, что вы долго не приходили в сознание. Возможно, имеет место более серьезное повреждение, а именно: ушиб мозга. Мы подтвердим или опровергнем мое предположение, как только сделаем ряд диагностических процедур. А насчет выписки домой, то мы посмотрим на ваше самочувствие и я думаю, через неделю - другую - выпишем вас.
- Это исключено, доктор. Мне надо, во что бы то ни стало попасть домой! У меня пропала дочь!
- Пожалуйста, успокойтесь, вам сейчас нельзя волноваться, а то придется вам назначить успокоительный укол. Я поручу медсестре, и она непременно свяжется с вашей дочерью.
   Софья поняла, что подобной тактикой ничего не добьется, да и сил у нее было мало. Она решила действовать по-другому.
- Пожалуйста, позвоните моему бывшему мужу. Если вы не найдете Оксану, пусть он обратится в милицию...
- Хорошо, хорошо - перебил врач, а теперь отдыхайте.
"Похоже, он не принял всерьез мои слова! - с горечью подумала Софья. «Мне нужно бежать отсюда!» Через несколько минут в палате снова появилась медсестра, неся в руках поднос, на котором лежали шприцы.
- Ливанова кто?
- Я.
- Вам назначен укол.
   Софья Андреевна отрешенно посмотрела на нее, затем повернулась на бок и подставила ягодицу. Спустя минут десять она почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Головная боль заметно утихла, и женщина погрузилась в сон.
   Проспав около двенадцати часов после сильного укола, Ливанова открыла глаза.
Самочувствие ее было удовлетворительным. Встав с кровати, она на мгновение почувствовала знакомую слабость в теле и ухватилась за край кровати, чтобы не упасть.
- Вы что, вам нельзя вставать у вас же постельный режим! - сказала Лидия.
   Софья проигнорировала ее слова. Она прошлась по палате. Взгляд ее скользнул по пустой койке, стоящей возле окна.
- А здесь что никто не лежит? - спросила она у женщин.
- Тут лежала молодая женщина. Ее увезли на сложную операцию около двух дней назад и так и не привозили больше, наверное, лежит в реанимации - отозвалась Лариса.
- Странно, что вещи ее не забрали - добавила Лида.
   Ливанова посмотрела на тумбочку. На ней не было ни единой вещи, кроме маленького медальона на серебряной цепочке, выполненного в виде сердца. Он, также как и цепочка был сделан из черненого серебра и поражал своим искусным узором. Софья взяла его в руки.
- Какая интересная вещица!
- Дорогущая, наверное - вставила Лариса.
   Софья хотела положить медальон на место, но, поддаваясь внутреннему порыву, задержала его в руках. Любопытство взяло верх над культурой, и она открыла его изящную крышечку. Внутри она обнаружила две маленькие фотографии. На одной был привлекательный мужчина  с правильными чертами лица. У него были необыкновенно добрые глаза и красивые губы, изогнутые в обезоруживающей улыбке. А на другой - молодая женщина с миловидной внешностью. Первое, что бросалось в глаза в ее лице - это огромные голубые глаза. Что-то в ее лице показалось Ливановой знакомым. "Боже мой, она же мне снилась!" - осенило ее.
Она стала припоминать подробности увиденного сна и ужаснулась своим догадкам.
- Эту женщину уже не привезут - проговорила она безжизненным голосом.
- Почему? - в один голос спросили женщины.
- Потому что, она умерла...
 Обе женщины недоуменно переглянулись. Софья вышла из палаты.
- У нее, похоже, что-то с головкой, после травмы - съязвила Лариса.
- Бедная женщина, ведь молодая еще!
   Ливанова прошлась по коридору. У сестринского поста была какая-то суета. Она подошла поближе. Привезли совсем молоденькую девушку лет шестнадцати. Она сидела на кушетке возле поста в полусогнутом положении. По ее сгорбленной спине легко было догадаться, что она испытывает сильную боль. Медсестра оформляла новую пациентку, а неподалеку взволнованные родители о чем-то говорили с врачом. Софья вспомнила о дочери. Ей стало невыносимо горько от неизвестности. Где ее девочка? Что с ней? Она, не задумываясь, отдала бы все, лишь бы узнать хоть что-то о своей дочери. Ее невеселые думы были прерваны суровым голосом врача:
- Вы, почему встали? Немедленно вернитесь в палату. У вас постельный режим!
   Женщине пришлось подчиниться. Она вошла в палату и легла на кровать. Минут через пять пришла медсестра с чистым комплектом постельного белья. Она по-деловому перестелила постель и собиралась уходить, но ее остановила Лидия, которая, скорее из любопытства поинтересовалась:
- К нам кого-то нового заселяют?
- Да, молодую девушку.
- А где ж та женщина, которую на операцию увезли?
- Она умерла - ответила медсестра обычным тоном, которым говорят о погоде.
   Лидия и Лариса снова недоуменно переглянулись и посмотрели на Ливанову.
- Там ее вещица осталась, надо бы родным передать...- сказала Лариса.
- Спросят, отдадим - отозвалась медсестра, машинально кладя в карман медальон.
   Софья Андреевна была в ужасе. Ее прогнозы оправдались. Мысли выстраивались логической цепочкой: эта женщина попросила ее вернуться вместо нее, значит умереть должна была она! Но почему там, вместе с ней осталась Оксана?!
   Софья выскочила в коридор. Она металась словно раненый зверь. "Что же делать? Нет бездействовать больше нельзя. «Она решительным шагом направилась в ординаторскую. Там за небольшим журнальным столиком расположились несколько врачей и медсестер. Они оживленно беседовали, попивая кофе. Молодой врач, совсем еще мальчик, рассказывал какую-то смешную историю про пациентов, а медсестры заливисто смеялись.
- Опять вы? - заметил вошедшую врач.
- Мне срочно нужно домой.
- Мы не можем отпустить вас домой в таком состоянии!
- Я все равно уйду!
- Тогда пишите отказ от лечения.
- Хорошо.
- Только учтите, что вы тогда не сможете получить никакой компенсации с того типа, который вас сбил.
- Плевать. Мне сейчас дороже узнать, где моя дочь, - с этими словами Софья буквально вылетела из ординаторской.
- Сумасшедшая баба - воскликнул молоденький врач.
- Да... Я бы на ее месте не стал бы так рисковать - проговорил врач, который вел Ливанову.
- Михалыч, да не дай Бог тебе оказаться на ее месте, ты ж у нас незаменимый специалист! На, вот, попей кофейку с коньячком.
- Спасибо ребята, я не буду. Вы сейчас домой, а у меня еще дежурство.
- О, какой правильный! А мы - попьем.

 
Третья глава.

     Сразу после больницы Ливанова отправилась в злополучное отделение милиции. Описав точные приметы дочери, составив ее фоторобот и оформив необходимые документы, она немного успокоилась. В глубине ее материнского сердца снова загорелся маленький огонек надежды на то, что дочь ее жива и ее непременно найдут, а сон, приснившийся ей накануне не более чем обычный кошмар, который  на самом деле завершится счастливым концом. Но суровая реальность заставила ее усомниться в своих оптимистических прогнозах. Буквально на следующий день, в девять часов утра зазвонил телефон. Софья Андреевна вскочила с кровати и стремглав бросилась к аппарату.
- Ливанова Софья Андреевна? - проговорили на другом конце провода.
- Это я - сказала она, не на шутку обеспокоившись.
- Вас беспокоят из ОВД  Басманного района. Вам придется проехать с нами в морг на опознание.
Эти ужасные слова безжалостно полоснули по сердцу. Она почувствовала острую нехватку кислорода.
- О-опоз-нание?
- Вы не волнуйтесь, возможно, произошла ошибка и это труп другой девушки. Но без вашей помощи, боюсь,  мы не сможем  утверждать...
- Еду - только и смогла выдохнуть в трубку Ливанова и отключила связь.

   Уже через час она стояла возле здания прозектуры и дожидалась, когда ее вызовут. Кроме того, что она была крайне рассеяна и никак не могла собраться с мыслями, так как скорость происходящих событий не укладывалась в ее голове, она вдобавок была еще очень слаба и еле держалась на ногах.
- Пойдемте - сказал лейтенант, взяв Ливанову под руку. Она вздрогнула, огляделась вокруг, словно не понимала, для чего ее сюда привезли, но сделала несколько шагов по направлению к входу. Войдя вовнутрь, она сразу же ощутила невыносимый запах. Борясь с приступами тошноты, она последовала за лейтенантом. Наконец, они вошли в небольшое, плохо проветриваемое помещение. Повсюду стояли столы, на которых лежали трупы, прикрытые грязными простынями. Из под простыней торчали ноги, с привязанными к ним бирками. Правда, бирки были не на каждом трупе. Они подошли к третьему трупу слева, на котором не было бирки.
- Вы готовы? - осторожно поинтересовался санитар.
- Да, - четко произнесла Софья.
   Санитар медленно приподнял край простыни. Перед глазами Софьи предстала страшная картина: на столе лежала Оксана. На лице ее застыла гримаса, какая бывает у человека, когда он испытывает сильную боль. Правый глаз был выбит. Левый смотрел в потолок с таким выражением, как будто девушка умоляла о помощи. Рот был чуть приоткрыт, губы опухшие.
- Это она! - прохрипела Софья. Голос у нее пропал, и она лишь беззвучно открывала рот.
- Вы уверены? - поинтересовался лейтенант. Осмотрите все тело?
- Может не стоит? - спросил санитар. Женщине и так плохо!
- Откройте, я хочу увидеть, - прошептала Ливанова.
   Санитар резко сдернул простыню и отошел в сторону. На теле девушки были видны следы многочисленных побоев. В некоторых местах наблюдались ожоги, которые бывают, если о тело затушить сигарету.
- Н-да, зрелище не для слабонервных! - вырвалось у лейтенанта.
- Господи, за что ее так!! До-о-ченька! - захрипела Софья. Она вся сжалась, сделала отгораживающий жест рукой, словно хотела уберечь себя от неприятных визуальных раздражителей. Тело ее начало постепенно обмякать. Лейтенант, вовремя заметив состояние женщины, подхватил ее под руки.
- Нашатырь есть? - обратился он к санитару. - Она без сознания!
   

Четвертая глава.

 - Пожалуйста, заходите - сказал санитар, распахивая тяжелые двери прощального зала.
   Толпа родственников и друзей вошла вовнутрь. Софья Андреевна шла замыкающей. Походка у нее была слегка пошатывающаяся. Опустив плечи, она обводила присутствующих потухшим, стеклянным взглядом, словно не понимала, для чего они здесь собрались. Рядом  с ней шел ее бывший муж, отец Оксаны. Он время от времени задавал ей какие-то вопросы, но она не слышала их, а если и слышала, то не понимала их смысла.
   Они вошли в огромный холл, оформленный в черно-зеленых тонах. Повсюду царил полумрак. Пол, выложенный черным кафелем, имел отражающую поверхность. Минуя холл, толпа двинулась по направлению к похоронному залу, из которого струился яркий свет, и доносились приглушенные звуки органа и саксофона. Звучало произведение Т. Альбиони - Адажио соль минор. Его минорный оттенок как нельзя, кстати, выражал всеобщую скорбь. Неожиданные, но весьма гармоничные пассажи успокаивали, но одновременно с этим трогали до глубины души. Похоронный зал очень контрастировал с холлом. Внутри него было  уютно во многом благодаря яркому освещению и приятному бежевому цвету стен. Огромная люстра в сочетании с высоким потолком создавали атмосферу величественности. У дальней стены стоял довольно миниатюрный розово-белый гроб. Оксана, одетая в девственно-белое свадебное платье, напоминала манекен. Кожа ее рук, сложенных на груди была желтовато-воскового цвета. Совсем еще юное лицо прикрывала фата. Как ни старались работники морга, им все же так и не удалось скрыть под несколькими слоями грима иссиня-черные следы от побоев. Пришедшие, неспеша обступили гроб, укладывая в него цветы. Их было так много, что вскоре тело девушки утопало в них. Последней подошла Ливанова. Она  боялась собственной реакции на происходящее. Попытки держать себя в руках давались ей с невыносимым трудом. У нее уже не было сил стоять, поэтому ее поддерживали с двух сторон под руки. Она, словно онемела от безумного горя, выпавшего на ее долю, и не могла вымолвить ни слова. Ее губы лишь изредка беззвучно шевелились, будто она что-то хотела сказать или читала молитву.
- Уважаемые дамы и господа! - послышался размеренный низкий и отталкивающий голос работницы морга, - сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь Ливанову Оксану Валерьевну. Давайте вспомним, какая она была...
   Услышав эти слова, Софью начала бить сильная дрожь. Ей захотелось убежать прочь, чтобы не видеть и не слышать этого, или самой исчезнуть с лица земли, а еще лучше проснуться, как от кошмарного сна, который больше никогда не повторится, войти в привычный жизненный ритм.
- Если кто-то хочет сказать слово, пожалуйста - снова раздался неприятный голос. Он был не столько неприятным тембрально, сколько напрягал слух явно заученной прискорбной интонацией и звучанием как бы нараспев.
   Все по-прежнему стояли  абсолютно молча. Спустя несколько минут к изголовью покойной неуверенной походкой подошел Николай. Он был одет в темно-серый дорогой костюм и черную рубашку. В руках он держал огромный букет белых роз.
- Милая... - его низкий бархатистый баритон мгновенно слился с красивым музыкальным сопровождением. - Почему так произошло? Ты так молода... Ты должна была жить! Помнишь, о чем мы мечтали? Мы хотели с тобой пожениться, как только ты закончишь одиннадцатый... Ты лежишь сейчас в свадебном платье, такая красивая! Зачем мы ждали? Мы должны были пожениться сразу, может тогда, все было бы иначе и с тобой ничего бы не случилось...
   На последних словах он не выдержал и разрыдался, бережно прижимая к своей крепкой груди букет роз. С разных сторон послышались всхлипывания. Николай, смущенный тем, что не сумел скрыть своих слез, положил свой букет в гроб поверх других и стремительно отошел прочь.
- Ну что же, если больше никто ничего не хочет сказать,  вы можете попрощаться с покойной.
   После этих слов к гробу потянулась вереница родственников и друзей, пожелавших проститься. Запах, исходивший от бальзамированного тела вблизи, ударял в нос. Когда к гробу подошла Ливанова, музыка закончилась, и в зале снова воцарилась тишина.
- Девочка моя - начала она тихим, срывающимся голосом. - Ты так мало пожила на этом свете! Вот уж не думала, что ты уйдешь раньше меня... Доченька! Я всегда буду помнить и любить тебя! Господи, лучше бы я была здесь вместо тебя! - женщина начала рыдать в голос. По залу пошла цепная реакция. Голоса сливались в единый скорбящий плач. Ливанову увели от гроба.
   Затем последовала длинная речь все той же служащей морга, которая завершила свой монолог словами: К сожалению, на этом жизненный путь Оксаны Валерьевны закончился...
   На этой фразе с Ливановой случилась истерика. Она извергала проклятия в сторону изуверов, сотворивших такое зло с ее ребенком и клялась отомстить им за все мучения. Двое крепких мужчин, Николай и ее бывший муж с трудом могли удержать ее, рвущуюся к гробу, пока она, обессилев от рыданий, не повисла на их плечах.


Пятая  глава.

   Следователь, который вел дело Ливановой О.В. - Быковский Сергей Владимирович, сидел в своем небольшом, плохо освещенном кабинете, неспеша попивал кофе, устремив свой задумчивый взгляд в окно. Это был приятный мужчина лет тридцати восьми, худощавого телосложения, имеющий звание старшего лейтенанта. В это прохладное дождливое утро ему вовсе не хотелось работать. Мысли его неустанно крутились вокруг одной и той же темы, а думал он о том, что его молодая супруга, которой недавно исполнилось двадцать три года, слишком часто стала задерживаться на работе. Да еще, к тому же, в последнее время стала чересчур много времени уделять своей внешности. Что бы это значило? Неужели, у нее появился любовник? Если это так, то это прямой удар по его мужскому самолюбию... Мысли его были прерваны настойчивым стуком в дверь.
- Войдите.
   На пороге появился майор.
- Добрый день, Сергей Владимирович. Я к вам вот по какому вопросу: мне передали, что уже в третий раз звонила некая Ливанова...
- Это по всей вероятности, мать убитой  молодой девушки, труп которой был обнаружен на свалке.
- И как продвигается расследование?
- Сегодня из лаборатории должны привезти результаты анализов и отпечатков.
- Вы уже допросили кого-нибудь?
- Пока только мать и отца. Последний уже несколько лет не живет в семье, поэтому владеет минимумом информации. От матери узнали о ближайшем окружении девушки. Сегодня будем допрашивать ее молодого человека.
- Ну, это все понятно... Но дело-то запутанное. Свидетелей пока нет... А можем мы это связать с недавно пойманным маньяком - Гардеевым, на счету у которого с десяток подобных преступлений?
- Что вы хотите этим сказать?
- Пока ничего. Я вот вам принес дело Гардеева, ознакомьтесь на досуге.
- Обязательно.
   Майор вышел из кабинета. Рука Быковского потянулась к чашке кофе. Снова раздался стук в дверь.
- Войдите.
   Дверь неспеша приоткрылась, и в кабинет неуверенной походкой вошел молодой человек,  одетый в строгий классический костюм и белую рубашку. Его в какой-то степени пафосный стиль одежды вовсе не вязался с внутренним состоянием и поведением. По одному мимолетному взгляду, брошенному на парня, Быковский определил, что человек пребывает в сильно подавленном настроении.
- Здравствуйте, я - Мартынов.
- Проходите, садитесь.
   Парень с нескрываемым облегчением тяжело опустился на стул. Быковский на этот раз уже внимательным взглядом принялся изучать пришедшего. Мартынов сидел с абсолютно безучастным лицом. Взгляд его также ничего не выражал и был направлен в окно.
    Допрос Николая Мартынова, который был одним из подозреваемых к причастности по данному преступлению, не принес каких-либо существенных результатов. Молодой человек  рассказал о том, что они с Ливановой встречались около пяти месяцев. С его слов, отношения у них были серьезные, так как между ними довольно быстро возникли сильные чувства. Никаких крупных ссор  никогда не возникало.  И вообще, после того, как Оксана окончит школу, они собирались вступить в брак. Последняя фраза, была произнесена Мартыновым каким-то обиженным тоном, как будто он косвенно обвинял Оксану в том, что теперь его планы уже никогда не осуществятся. Быковский обратил внимание на некую растерянность в поведении парня. За время их разговора, он выкурил около полпачки сигарет. Быковский, который не курил вовсе, уже пожалел, что так опрометчиво дал свое разрешение - курить, не выходя из кабинета. На вопрос следователя о его местонахождении  в день, когда было совершено убийство девушки, Мартынов как-то затравленно посмотрел на него и ответил, что находился на даче вместе с родителями, которые при необходимости могут подтвердить достоверность его слов, и добавил, что никогда не сможет себе простить того, что уехал в этот злополучный день из Москвы, так как, по его мнению, если бы он находился в Москве, возможно, никакой беды с Оксаной не случилось...
   "Ну что же, пища для размышления есть" - подумал Быковский, провожая Мартынова. Взгляд его упал на папку с надписью: личное дело Гардеева О.А.
Ознакомившись с интересующими его фактами, Быковский открыл свой блокнот и записал следующее: Гордеев Олег Антонович. Год рождения - 1975. Ранее судим не был. Семейное положение: женат, двое детей (девочки). Далее он выделил некоторые обобщенные черты характера преступлений: все его жертвы были молодыми девушками в возрасте от четырнадцати до двадцати. Всего жертв было двенадцать. Никто из девушек не остался в живых. Трупы восьми из них были найдены на свалках, остальные  - в лесных массивах.
  "По первым признакам есть некоторые совпадения между убийствами, совершенными Гардеевым и гибелью Ливановой" - задумался Быковский Преступления, совершены с изрядной степенью жестокости, с той лишь разницей, что помимо побоев и изнасилования на телах жертв были обнаружены ножевые ранения в области грудной клетки в виде креста, которым маньяк, по - видимому
"помечал" своих жертв, тогда как на теле Ливановой такого знака не было. Но это вовсе не исключало возможной причастности Гардеева к убийству девушки.
   Допросив лучшую подругу Ливановой - Нифонтову Наталью, следователь выяснил некоторые интересные подробности, которым он не мог не уделить должного внимания. Наталья поведала ему о том, что накануне, а именно дня за три до убийства Ливанова поссорилась со своим парнем - Мартыновым Николаем, который, приревновал ее к однокласснику и устроил неприятную сцену у всех на виду. Ливанова, обладая гордым характером, не простила ему такого унижения, тем более что обвинения были абсолютно беспочвенными и незаслуженными, объявила ему, что между ними все кончено. Со слов Нифонтовой, Мартынов сильно переживал, даже публично просил у нее прощения, но она была непреклонна. 
- Скажите мне вот что, Наташа. Не припоминаете ли вы, чтобы Ливанова жаловалась на угрозы в свой адрес?
- То есть, угрожал ли кто-нибудь ей? Нет, ничего подобного я не слышала от нее.
- С кем она общалась помимо одноклассников?
- Почти всех ее знакомых я знаю. Но не думаю, что они способны на убийство, тем более она ни с кем особо не ссорилась.
- А Мартынов... Николай? Насколько близко вы его знаете?
- Достаточно близко. Вы предполагаете, что это мог быть...? Нет, что вы, он ее очень любил! Он так переживал их разрыв! Он даже письмо ей написал!
- Какое письмо?
- Письмо, в котором извинялся... Говорил о своих чувствах к ней... - девушка осеклась.
- Видимо, вы читали его, я правильно понимаю?
   Девушка в замешательстве теребила кольцо на руке. После некоторой паузы, она, краснея, ответила:
- Да, я его прочитала...
- Каким образом оно попало к вам?
- Николай отдал его мне утром, за день, до убийства. Он попросил передать письмо Оксане 
- И что же, вы его передали?
- Нет. Точнее, я пыталась, но она сказала, что не хочет даже читать его, и попросила вернуть письмо Коле.
- То есть, она так его и не прочла?
- Ну, в общем, да.
- А почему, Мартынов сам не отдал его Оксане?
- Этого я не знаю.
- Как он отреагировал на то, что Оксана вернула письмо?
- Он об этом не знал.
- То есть как?
- В день, когда он попросил меня передать его Оксане, он собирался с родителями на дачу и вернуться хотел только дня через три.
- Не заметили ли вы что-нибудь необычного в поведении Ливановой в тот день, когда было совершено убийство?
- В этот день я ее не видела. С утра у меня поднялась температура, и я не пошла в школу.
- Понятно... Это письмо у вас с собой?
- Да, - ответила Нифонтова, и протянула следователю белый незапечатанный конверт. На конверте мелким неразборчивым почерком было написано: "Самой красивой девчонке, моему милому малышу!"
Письмо Николая к Оксане.
    Привет, малыш!
Пишу тебе в тот же злосчастный вечер - четырнадцатого октября. Ты знаешь, я подумал, может быть, ты не правильно все поняла! Я просто хотел тебе все объяснить, но ты даже не захотела выслушать меня. Надеюсь, когда ты прочтешь мое письмо, ты изменишь свое мнение на эту нелепую ситуацию. Не хотел я этого, поверь мне, пожалуйста! Не знаю, как мне все объяснить, это очень трудно, но я попробую...
   Ну вот, ты перебила мои мысли своим звонком, который совершенно выбил меня из колеи. Я запутался в своих чувствах по отношению к тебе. Ты рвешь меня на части. Я хочу быть с тобой, и в то же время ты меня от себя отталкиваешь! Все, не могу больше писать, продолжу завтра, если найду в себе силы.
   Здравствуй, милая, еще раз!
Пишу спустя почти сутки. В институте творится что-то нереальное! Вовсю готовлюсь к сессии. Времени ни на что не хватает. А может это и хорошо? Не так часто хочется выть с тоски. И все равно все мысли заняты тобою. Ты знаешь, после нашей ссоры вообще на женский пол смотреть не хочется. Что ты со мной сделала? Почему так все получается? Прости меня за мое идиотское поведение. Я ревную тебя ко всем и ничего не могу с собой поделать. Может это и правда, рок какой-то? Столько вопросов, а ответа нет... Я знаю одно: ты должна быть со мной! Что бы не случилось, - я не отпущу тебя никуда. Мы с тобой принадлежим друг другу. Ты - моя судьба! В этой жизни нет ничего более значимого, что может нас с тобой разлучить. Хотя..., к сожалению, мы не вечны и разлукой может стать моя или твоя смерть... Но даже после смерти мы обязательно встретимся там - на небесах! Оксана, мне очень плохо без тебя, без твоих нежных рук, ласковых губ, больших красивых глаз, заглядывая в которые я тону, как в океане, умирая от любви... Малыш, я очень без тебя скучаю, мне тебя не хватает. Ну ладно, хватит марать бумагу. Возможно, ты никогда не прочтешь этого письма...
   Искренне надеюсь на возврат наших отношений, которыми я очень дорожу!
               
                Твой  Ник.


Глава Шестая.

   После допроса, настроение Николая окончательно испортилось. Он чувствовал, как нервный озноб сотрясает все его тело. Мысли путались: он не мог сконцентрироваться на чем-либо конкретном. Решив, что в таком состоянии не следует ехать в институт, он направился к дому. Желто-оранжевые краски осени почему-то еще более усугубляли его и без того угрюмое состояние. Неторопливыми шагами он брел по с детства знакомому скверу, как вдруг почувствовал легкое головокружение. Осмотревшись вокруг, он увидел одиноко стоявшую лавочку, усыпанную листьями. На ней, несколько месяцев назад, они с Оксаной впервые признались друг другу в любви... Он подошел и сел, даже не смахнув листвы. Зияющая пустота угнетала его изнутри. Он закрыл глаза. Так было легче: не ощущалось головокружение. Вдыхая терпкий аромат осеннего воздуха, он снова стал вспоминать историю знакомства с Оксаной...
   Это был довольно прохладный апрель. Николай должен был отправиться в Санкт-Петербург по случаю болезни бабушки, которая жила одна и нуждалась в уходе. Родители Николая неделю назад уехали к ней и теперь ожидали сына, который подменит их для того, чтобы они могли вернуться в Москву, где их ждала работа. Собирая вещи, Николай обнаружил большое количество сумок, которые он сам не в состоянии был довезти до вокзала и обратился за помощью к другу. С Сергеем они дружили еще со школы и всегда помогали друг другу. Так было и в этот раз: Сережа пообещал проводить Николая до вокзала, мимоходом объявив, что приедет не один, а с подругами. На тот период у Николая не было девушки, и поэтому он немало обрадовался возможности познакомиться. Раздался звонок в дверь. Николай почувствовал какое-то необъяснимое волнение. Открыв дверь, он  увидел на пороге Сергея, его девушку - Наташу, с которой он недавно начал встречаться и милую, скромную незнакомку, которая вошла в квартиру последней.
- Привет, - произнес Николай, обращаясь к девушке.
 Ответа не последовало. Похоже, девушка проигнорировала его". А может, она просто стеснительная? Наверное, я ее смутил. Она очень симпатичная!" - подумал он.
- Ну, как, Коль, мы успеваем? - поинтересовался Сергей.
- Впритык.
- Ну, извини, это Наташка долго собиралась. Это все вещи?
- Кажется, да - ответил он, с интересом наблюдая за незнакомкой.
- А, кстати, это Оксана - подруга Наташи.
- Николай, - представился Мартынов, игриво подмигнув девушке.
   Девушка улыбнулась очаровательной улыбкой и скромно опустила глаза.
   В метро молодежь много шутила. У всех было приподнятое настроение. Оксана все чаще останавливала свой взгляд на Николае, а тот, довольный тем, что понравился девушке, наблюдал за ней исподтишка. Веселая четверка вышагивала по метро, растянувшись на весь зал и держась за руки. Недоуменные пассажиры оглядывались на них, а самые сознательные даже делали замечания, но они не обращали ни на кого внимания. На эскалаторе Сергей и Наталья дарили друг другу многообещающие поцелуи.
- Эти влюбленные тебе еще не надоели? - спросил Николай у Оксаны.
- Скорее наоборот. Я очень рада за них.
- Они тебя еще не развратили, своим непристойным поведением  - спросил Николай  преувеличенно громким голосом, поглядывая на недовольное лицо интеллигентной пожилой женщины, наблюдавшей за целующимися.
- Это еще не известно, кто кого развратил - отпарировала Оксана.
 "А у девчонки острый язычок" - подумал Николай, усмехнувшись.
- А ты часто с ними гуляешь?
- Когда я одна, то стараюсь этого не делать.
- Как я тебя понимаю - наиграно тяжело вздохнул Николай, поставив свою ладонь, между лицами влюбленных, делая, таким образом, своего рода преграду. Но парочка вовсе не рассердилась, и только улыбка заиграла на их счастливых лицах. Когда же они снова потянулись друг к другу, чтобы слиться в поцелуе, Николай подставил им свою голову, да так, что она оказалась между их лицами и все их поцелуи достались его щекам с двух сторон. Последовали всеобщие возгласы, а затем и смех двух нейтральных в этой ситуации людей, какими были Николай и Оксана. Наконец они прибыли на вокзал. Повсюду суетились люди с огромными сумками, рюкзаками и чемоданами. Атмосфера вокруг была угнетающей. Первое, что бросалось в глаза - это мусор, который валялся повсюду целыми кучами. Еще одна примечательная особенность вокзала - это попрошайки. Надо заметить, что данная категория людей не имела конкретный возрастной ценз: были тут и немощные, совсем больные  старики, у некоторых из них отсутствовала та или иная конечность; были и молодые женщины с грудными детьми, и подростки, которые нередко высматривали зазевавшихся пассажиров, у которых можно вытащить кошелек.
   Поезд Москва - Санкт-Петербург отправлялся с третьего пути. Найдя нужный вагон, ребята остановились.
- Ну что, будем прощаться? - произнес Николай.
- Будем - откликнулся Сергей, протянув ему свою руку. Молодые люди обнялись. Затем Николай подошел к Наташе и чмокнул ее в щеку. Оксана стояла чуть поодаль. Николай приблизился к ней, обнял девушку и нежно поцеловал в щеку. Оксана слегка отпрянула, по-видимому, смутившись, но затем, поддаваясь какому-то приятному ощущению, задержалась в его объятиях, но не обняла, а лишь придерживала Николая за локти. Поезд стремительно уносил Мартынова прочь от Москвы. Мысли его были заняты этой таинственной незнакомкой с красивыми каштановыми волосами и  огромными серо-зелеными глазами. Он был очарован ее бархатистой мягкой кожей, к которой он на миг прикоснулся губами и чуть ощутимым, но невероятно волнующим запахом ее чудесных духов.
   Их вторая встреча произошла уже летом, в июне, и опять благодаря общим друзьям. Как-то утром Николая разбудил Сергей и предложил поехать на несколько дней на дачу к Наташе:
- Поехали, Колян, отдохнем. Что ты все сидишь в этой Москве! Там хоть свежим воздухом подышишь.
- Да не хочу я вам мешать. Я не могу спокойно смотреть на то, как вы целуетесь!
- А если я тебе скажу, что с нами поедет подруга Натика - Оксана, помнишь ее?
- Такую девушку трудно забыть. Я не могу до сих пор понять, как ты выбрал Наташу, а не Оксану. Ты что, ее позже узнал?
- Да.
- Я бы на твоем месте...
- О вкусах не спорят - отрезал Сережа, и Николай дал себе слово больше никогда не возвращаться к этой теме.
    Вторая встреча после разлуки была незабываемой. Встретившись взглядом друг с другом, они уже не замечали ничего вокруг. В его глазах читался неподдельный интерес, а временами в них вспыхивали озорные искорки. А ее взгляд светился нежностью, и поражал своей доверчивостью и чистотой.
   День выдался жарким. Солнце безжалостно палило и обжигало своими горячими лучами. Молодежь решила отправиться на пруд. По дороге парни много шутили, обсыпали девушек с головы до ног пушистыми одуванчиками, а те - заразительно смеялись. Вскоре Сергей и Наташа оторвались от друзей: их силуэты мелькали где-то вдалеке. И Николай, и Оксана, казалось, были рады возможности побыть наедине друг с другом. Николай снова ощутил, как какая-то неведомая сила все более влечет его к Оксане. От его взгляда не укрылось и то, что девушка стала с ним заигрывать. Внезапно, он наклонился, сорвал одуванчик, стремительно подбежал к девушке и крепко обнял ее. Оксана завизжала от неожиданности. Воспользовавшись тем, что рот девушки приоткрыт, он сунул ей в рот пушистый одуванчик. Девушка долго выплевывала частички цветка, а Николай от души смеялся над ней. Потом они неспеша шли по тропинке, и Николай развлекал ее анекдотами. Подловив момент, когда парень увлекся рассказами, Оксана подбежала к нему и сунула в его открытый рот заранее заготовленный цветок. Это вызвало общий смех, но помимо этого, молодые люди были поглощены также захлестнувшей волной непреодолимого влечения друг другу. На какой-то миг им показалось, что от их тел исходит фантастический заряд энергии. Николай почувствовал, как теряет самообладание. И лишь голос Оксаны, возникший совсем близко, вывел его из мучительного состояния.
- Давай спрячемся от них?
- Давай!
- Побежали туда, скорее!
   Они свернули налево в кусты, и чуть было не провалились в болото. В сердцах, Николай сказал фразу, которую Оксана потом долго припоминала ему:
- Вот сколько раз зарекался, послушай женщину и сделай наоборот! Давай руку.
Он помог девушке выбраться из грязи. Обойдя болото, они оказались на противоположной стороне от дороги. Где-то вдалеке до них доносился встревоженный голос Наташи:
- Оксана! Коля!
- Мы здесь!! - закричали они из кустов.
 Сергей и Наташа переглянулись.
- Один - ноль  - в вашу пользу - прокричал им Сергей.
   Вскоре четверка вышла на общую дорогу и стала подниматься в крутую гору.
- Сереж, я устала! - проговорила Наташа.
   Сергей посадил девушку на спину и стал карабкаться вверх.
- Тебе помочь?- поинтересовался Николай у Оксаны.
- Спасибо, я сама, - откликнулась девушка. В ее словах было столько независимости, и он, конечно же, это почувствовал.
 "Она нравится мне все больше" - подумал он.
   Наконец, они добрались до пруда.
- Мы немного погуляем... А вы не скучайте, - сказал Сергей, подмигнув Николаю.
   Оксана присела на корточки и изучала задумчивым взглядом мутную гладь воды. Внезапно в нее полетел пучок травы. Девушка недоуменно посмотрела в сторону Николая. Мгновение, и  снова - пучок в ее сторону.
- И что это значит? - возмутилась она.
- А может, я заигрываю, - произнес парень.
- Да что ты! - с этими словами она перебралась поближе к нему и села на траву.
   В нее полетела очередная порция.
- Тебе не жалко травку? - попыталась призвать к благоразумию девушка.
- Жалко, но ведь ее здесь много!
- Я даже листик сорвать не могу, а ты...
   Девушка не закончила фраза, потому что в ее сторону вновь полетел огромный пучок. Недолго думая, Оксана начала судорожно рвать первую, попавшую под руку траву и бросать ее в Николая огромными пучищами.
- Ничего себе! - воскликнул парень - Это тебе так ее жалко! Это ты так не можешь сорвать ни единого листика?
- Ты меня вынуждаешь, мне жалко! - спокойным тоном ответила девушка.
- Какие мы мстительные!
- Здесь так неудобно сидеть - сказала вдруг девушка. - Можно я на тебя облокочусь?
- Без проблем.
- Сядь ко мне спиной.
   Николай беспрекословно уселся на траву, но вдруг вскочил на ноги.
- Не садись на холодную землю. Простудишься, потом всю жизнь страдать будешь!
   Он снял себя рубашку, свернул ее в несколько слоев и постелил Оксане. Его забота тронула девушку. Облокотившись друг на друга, они сидели около получаса, беседуя о жизни. Оксана рассказывала Николаю о своих увлечениях: вот уже несколько лет она всерьез увлеклась рисованием.
- Да ты просто умничка! - воскликнул парень - Нарисуешь как-нибудь меня?
- Я не очень сильна в портретах, но попробовать можно.
- Знаешь, Оксана, мне очень интересно с тобой общаться. Ты настолько разносторонне развитая личность! Я в свои двадцать даже половину не знаю того, что знаешь ты. Я уже говорил это Сереге, скажу и тебе: понятия не имею, почему Сергей выбрал Наташу, а не тебя.
- Перестань, моя подруга очень интересная девушка...
- Я понимаю. Я просто хотел сказать..., что на его месте не задумываясь, выбрал бы тебя.
   Оксана смутилась. Николай, заметив ее состояние, попытался отвлечь девушку.
- Тебе, наверное, не удобно так сидеть? Давай сядем по-другому.
   Он встал, расстелил свою рубашку. Они прилегли на траву лицом друг к другу. Девушка остро почувствовала, как сладкое дыхание парня обожгло ее. Ей вдруг так захотелось, чтобы он поцеловал ее. Николай, посмотрел на нее долгим взглядом, сорвал травинку и начал водить ею по щеке Оксаны. По телу девушки пробежала сладкая истома. Обрисовав контур ее красивого лица, Николай перешел к шее. Девушка почувствовала, как ее захлестнула волна сильного возбуждения, от столь необычной ласки. Она сорвала колосок и тоже принялась выписывать узоры на теле парня. Николая охватило такое сильное и неудержимое желание, что  в какой-то момент он не слышал ничего, кроме гулкой пульсации в области висков. Он достал сигарету и закурил. В голове у него крутилась только одна мысль " Боже, как я хочу обладать ею прямо здесь!", но разум не давал совершить глупость. Взгляд девушки был прикован к его губам. В ее голове пронеслось, "Какие желанные для меня эти губы. Как я хочу почувствовать их вкус!"
- А вот и Серега с Наташей, - сказал Коля, совсем охрипшим голосом. От его звука, Оксана почувствовала, как задыхается от возбуждения. Чтобы скрыть свои глаза от посторонних, которые запросто могли разгадать ее чувства, она надела солнечные очки. Но, к ее удивлению, Николай тут же снял их и надел на ее колено. Подошли Сергей и Наталья.
- Вы чего такие грустные? - спросил у них Николай.
- Что-то случилось? - поддержала его Оксана, обрадовавшись возможности отвлечься.
- Все нормально - ответил Сергей.
   Оксана вновь сделала попытку спрятать свои расширенные зрачки за темными  стеклами солнечных очков, но Николай предотвратил эту попытку, забрав очки, и одев их себе на голову" Да что же это за девчонка такая! Я схожу с ума по ней и ни чем не могу себя отвлечь"- подумал он, а вслух сказал:
- Нет, я больше не могу - и с этими словами обнял девушку, приблизив свои губы для поцелуя. Их первый поцелуй длился недолго, но казалось, был пределом, к которому они оба так стремились, воплощением их желаний. Затем, Николай  с неохотой оторвался от девушки и прокричал:
- Сводники!
   Он сорвал огромный пучок травы и запустил его в Наташу и Сергея. Те недоуменно переглянулись.
- Серега, признайся, ведь ты специально это сделал! Ты ведь знал, что так будет!
- А мы то тут причем? - проговорила Наташа.
- Правда? - подхватил Сергей.
- Ты вообще молчи, сводник! - воскликнул Николай и снова кинул траву в их сторону. Сергей ответил ему тем же. Началась перестрелка травой. Через мгновение, Николай уже заслонял собой Оксану от атаки Сергея и Натальи, нежно целуя ее в губы.
- Ты посмотри на них! - закричала Наташа, которая только сейчас увидела, что они целуются.
- Ну-ну. И я как всегда во всем виноват! - сказал Сергей.
- Ну, при чем тут ты!
   Сергей и Наташа решили удалиться. Они медленно пошли по берегу пруда. Николай, охваченный дикой страстью, лег на спину, увлекая девушку за собой. Их объятия были настолько желанными, что никто из них не мог найти в себе силы прекратить эту сладостную пытку. Наконец, Оксана отстранилась, прошептав:
- Похоже, они направились к дому.
- А ты дорогу знаешь?
- Нет
- Тогда придется идти их догонять. Давай лучше потеряемся! - сказал Николай с мольбой в голосе.
   Ребята поднялись и нехотя последовали за друзьями, не выпуская ни на секунду, друг друга из объятий. Они медленно шли по дороге, непринужденно болтали, иногда останавливаясь, чтобы насладиться поцелуями друг друга.
- Смотри-ка, бедный Серега. Наташа забралась к нему на шею - проговорила Оксана. - Он и так, похоже, устал, а еще приходится нести ношу.
- Да-а. Женщину лучше не сажать себе на шею, иначе потом уже не снимешь. Я не прав?
- Это зависит от женщины.
- Согласен.
   Они снова остановились. Николай привлек к себе Оксану, шепча ей нежные слова. Они не замечали никого вокруг, растворяясь, друг в друге. Мартынов легонько прикоснулся  губами к шее девушки, снова почувствовав уже знакомый аромат ее духов. Кончиком языка он провел дорожку от пленительной ямочки на шее к мочке уха. Дыхание девушки стало прерывистым и глубоким. На секунду глаза их встретились. Их уста были так близко друг от друга. Они соприкасались носами, и оба сдерживали непреодолимое желание слиться в поцелуе. Вдруг, Николай стремительным движением приподнял ее тонкую летнюю кофточку, освободив упругую девичью грудь. В его глазах читалось едва сдерживаемое желание. Он наклонил свою голову и нежно поцеловал ее в ложбинку между грудями. Затем, словно изголодавшийся младенец припал к ее соску и начал жадно его покусывать. Девушка с трудом противостояла столь интимной ласке. Ноги ее сделались ватными, она опиралась на Николая, а из груди чуть было не вырвался стон наслаждения.
- Нужно остановиться, - тихо сказал Николай. - Иначе потом уже может быть поздно...
- Да, ты прав.
   Откуда-то издалека до них донесся голос Наташи.
- Оксан, понеси мои ботинки. Сережа не хочет меня нести. Говорит, что у меня ботинки тяжелые!
- Ладно, давай их сюда.
   Подождав, когда Наташа удалилась, Николай шепнул Оксане:
- Я думаю, тут дело не в ботинках.
- Если честно, я тоже так думаю.
- Оксан, а у тебя есть парень?
- Разумеется, есть.
- Ты меня имеешь ввиду?
- А ты всегда такой уверенный?
- Нет... Ты извини, что я так сказал, просто все девушки разные... Одни - уже после первого поцелуя считают тебя своим парнем. А кто он - твой парень?
- На самом деле я тебя обманула: никакого парня у меня нет...
- Можно я буду называть тебя "Малыш"?
- А почему "малыш"?
- Потому что ты - маленькая и очень милая девчонка!
- Хорошо. А можно я буду звать тебя Ником?
- Ник? Звучит неплохо! А если серьезно, ты будешь со мной встречаться?
   Девушка выдержала долгую паузу, а затем просто произнесла
- Да...

   Николай открыл глаза. Солнце ослепило его и из  синих глаз парня потекли слезы... Его мучил только один единственный вопрос:
  "Как дальше жить? И куда деваться от мучительных воспоминаний..."
Седьмая глава.

  - Так, давайте посмотрим, что мы имеем, - протяжно произнес Быковский, раскладывая перед коллегами на большом деревянном столе серые папки с документами.
- Что там с Гардеевым? - поинтересовался майор, развалившись на небольшом стуле, который, казалось, с трудом выдерживает его довольно тяжелый вес.
- Гардеев категорически отрицает свою причастность. Говорит, что "это не его рук дело". Кстати, по тем двенадцати преступлениям он полностью признал свою вину
и оказывает активную помощь следствию.
- Ну, хорошо, а как дело обстоит с Мартыновым? - снова влез майор, который никак не мог смириться, что его версия не подтвердилась.
- А вот как раз Мартынов на данный момент является главным подозреваемым.
- Какие-то новые улики? - вступил в разговор молоденький следователь Самгин, который  как будто ждал своей очереди, чтобы продемонстрировать свой профессионализм.
- Письмо... - отозвался Быковский, доставая из папки с личным делом небольшой конверт.
   Коллеги принялись изучать улику. Делали они это диаметрально противоположными способами: Самгин целиком и полностью погрузился в чтение. Он вчитывался в каждую фразу, анализируя ее тщательным образом. Майор, напротив, бегло пробежал глазами по неразборчивым строчкам, отложил письмо в сторону и нахмурился. После длительной паузы он изрек:
- Настораживает меня в этой сентиментальной записульке следующее: с чего бы это вдруг парень, сколько ему там?
- Двадцать.
- Двадцать...- протянул он, снова выдержав значительную паузу, а затем продолжил - В столь юный возраст заговорил о смерти? Уж не являются ли эти слова своего рода подтекстом?
- Если не будешь со мной, то не будешь ни с кем? - продолжил Быковский, кивая головой.
- Ну, допустим не с тобой, - пошутил майор, - но ход мыслей правильный.
- А это не единственный момент, - оживился Быковский. - Это письмо было написано накануне гибели девушки. Может быть, он давал ей своего рода последний шанс - одуматься и вернуться к нему. Наверняка, он продумал все варианты и заранее знал, что будет, если она ответит ему отказом, поэтому обеспечил себе алиби - поездка на дачу в день убийства. Кстати,  на допросе он заметно нервничал.
- Последнее вовсе не показатель - вставил свое слово Самгин.  - Парень совсем недавно потерял любимую девушку...
- Или помог ей уйти на тот свет - усмехнулся майор.
- Вам не кажется, что мы несколько утрируем? - снова проговорил Самгин.
- Возможно, - откликнулся Быковский. - Но версию будем отрабатывать.
- Эх, молодежь, - произнес майор, поднимаясь со стула. - И чему вас только учат в ваших институтах!
   Самгин покосился на него. Ему было непонятно, кому майор адресовал свою последнюю фразу.

   Вызвав Мартынова на очередной допрос, Быковский, к немалому удивлению, обнаружил, что тот уехал из Москвы в неизвестном направлении. Никто из его ближайшего окружения не знал, где он может находиться. Родители молодого человека, поначалу, тоже говорили, что не в курсе, куда уехал сын, и лишь когда Быковский объяснил им, что они могут быть привлечены к уголовной ответственности за укрывательство, они рассказали, что Мартынов по их настоятельной просьбе уехал на две недели в Германию, отдохнуть. Объяснили они столь поспешный отъезд сына тем, что молодой человек ужасно себя чувствует после перенесенной психологической травмы и нуждается в отдыхе, который поможет ему прийти в себя и поправить физическое и душевное здоровье. Быковский сказал им, чтобы они немедленно связались с Николаем и сообщили ему, что в его интересах  как можно скорее вернуться в Москву. Хотя, его срочное возвращение вскоре не понадобилось. Как только из лаборатории были доставлены образцы анализов, Быковский понял, что дело принимает иной оборот. Ознакомившись с результатами, версию о причастности к убийству Гардеева пришлось забыть. Также стало ясно, что исполнитель преступления вовсе не Мартынов, но рассмотрение его как соучастника или заказчика не исключалось.
   Следователю понадобилось проработать множество возможных версий, прежде чем он пришел к выводу, что необходимо собрать как можно больше информации для того, чтобы установить канву событий того дня, когда девушка погибла. Сделать это можно было, допросив одноклассников умершей. И это был действительно разумный ход. Вскоре, он установил, что в день своей гибели Ливанова находилась в подавленном настроении. Почти ни с кем не общалась, на вопросы отвечала однозначными фразами. На уроках говорила невпопад, а это было как минимум странно, так как девушка училась на четыре и пять. Выходя из школы, ее остановил какой-то молодой человек. Они немного пообщались, а потом направились в сторону дома Оксаны. После недолгих выяснений, личность молодого человека, с которым в последний раз видели Ливанову, была установлена. К удивлению Быковского это был вовсе не Мартынов, на которого поначалу подумал следователь, а некий Алексей Пронин. Выяснить кто он такой, тоже не составило большого труда. Два года назад он окончил школу, в которой училась Ливанова. Запросив характеристику парня, Быковский получил следующее:

Пронин Алексей Денисович
   Учебную программу усваивал хорошо. Предпочтение отдавал предметам гуманитарного цикла. Начитан, любознателен, обладает большим словарным запасом. На протяжении нескольких лет занимался в спортивной секции по плаванию. Принимал активное участие в  творческой жизни школы. По характеру добрый, отзывчивый, отличается самостоятельностью суждений, тактичностью, обязательностью. Высоко развито чувство коллектива. Отношения с одноклассниками ровные, дружеские. Дисциплинарных нарушений не имел.
   Классный руководитель: Лаврентьева Г.И. 

    Полученная характеристика снова заставила Быковского задуматься. Положительный отзыв никак не вязался с жестоким изнасилованием, повлекшим за собой смерть девушки. Неужели, опять ложный след?
   И только после того, как Пронина вызвали в отделение и он начал давать первые показания, Быковский убедился, что интуиция его не подвела, и разгадка этого преступления совсем близка.
   Довольный тем, что на парня даже не пришлось давить, потому что он и так был немало напуган и сразу же стал рассказывать о событиях того злополучного дня, Быковский уже ликовал, но как оказалось рано. Свою вину в изнасиловании, да и вообще в причинении какого-либо вреда здоровью Пронин отрицал. После некоторых колебаний он стал называть соучастников.
            


Восьмая глава.

   Этим утром Быковский был явно не в духе. Как назло сильно поругался со своей молодой супругой, которая собрала вещи и ушла к матери. А началось все вполне банально: в один из вечеров, когда Быковский должен был быть на работе, но вернулся раньше обычного, потому что неважно себя чувствовал, он застал свою жену в сногсшибательном наряде. Увидев, что муж вернулся как никогда рано, она растерялась, так и не сумев ничего объяснить. У Быковского молниеносно закрались подозрения по поводу того, с кем его очаровательная супруга собиралась провести вечер. Но чуткая жена вдруг неожиданно воспылала к нему страстью, усыпив его бдительность. И все бы снова шло своим чередом, если бы буквально через час в дверь не раздался звонок. Жена ринулась открывать, но Быковский вышел вслед за ней в коридор. На пороге возник молодой человек лет этак двадцати пяти. Он был со вкусом одет, и в руках держал букет чайных роз.  Его игривая улыбка,  почему-то медленно стала сползать с выхоленной физиономии, когда его взгляд упал на Быковского. На  какое-то время на его лице возникло замешательство, но уже через мгновение незнакомец произнес непринужденным тоном:
- Простите, я, кажется, ошибся этажом.
- Пожалуйста, - тихо сказала жена и захлопнула входную дверь.
   Несмотря на то, что Быковский никогда не отличался вспыльчивым характером, тут его как прорвало. Он припомнил ей все: и постоянные задержки с работы, и смену гардероба, и бесконечные sms, которыми жена обменивалась якобы с подругами. Закончил он свой эмоциональный монолог множеством обидных слов, сказанных в адрес супруги, которые та не смогла стерпеть, заявив, что уходит.
   Самое парадоксальное для Быковского было то, что жена абсолютно не чувствовала своей вины, а он, оскорбленный ее поведением не собирался делать первые шаги к примирению. Его мысли прервал настойчивый стук в дверь.
- Войдите.
- Здравствуйте, Сергей Владимирович - сходу произнес Самгин. - У меня для вас хорошая новость! Расскажу все по порядку. Неделю назад ко мне обратился Плотников Р.А.. Он написал заявление о том, что был избит тремя молодыми людьми во время исполнения своих служебных обязанностей. Одного из них он узнал...
- А кем работает этот Плотников?
- Сторожем. Он охраняет гаражи. Но вы не дослушала самого главного: молодой
человек, которого он узнал, был некто Вадим Головин! Неужели вам ничего не говорит это имя?
- Что-то не припоминаю... Кто-то из ранее осужденных
- Эх вы...- не смог скрыть своего разочарования Самгин. - Да что с вами сегодня такое? Он же проходит по делу Ливановой!
 Быковский оживился.
- Как же это я сразу не вспомнил? Пронин называл эту фамилию! Он - один из соучастников! А нельзя ли мне допросить этого Плотникова? Возможно, он сможет пролить свет на эту историю...

    Плотников поведал Быковскому о неприятном происшествии, случившемся с ним в день, когда была убита Ливанова. Примерно в половине третьего к гаражам, которые он охранял, подъехал темно-вишневый жигули девятой модели. Плотников не хотел пропускать машину, так как хозяин авто - Головин В. уже два месяца не вносил оплату. После некоторых колебаний, доверчивый сторож все же впустил машину, взяв обещание с водителя, что к вечеру этого дня задолжность будет оплачена. На вопрос следователя: кто помимо Головина еще находился в машине, Плотников с уверенностью ответил, что на заднем сидении сидел молодой человек и девушка. По описанию девушка была похожа на Ливанову. Около двенадцати часов ночи девятка направилась к выезду. На напоминание Плотникова об уплате задолжности Головин ответил нецензурной бранью. Тогда, сердобольный сторож заявил, что не выпустит автомобиль, пока хозяин не внесет оплату. В этот момент  Головин и еще двое молодых людей вылезли из машины и начали избивать Плотникова. По словам последнего, мужчины находились в состоянии то ли алкогольного, то ли наркотического опьянения. После нанесенных побоев мужчины уехали. Плотников не сразу обратился в милицию, а спустя несколько суток после происшествия, да и то, по настоятельным уговорам супруги. После беседы с Плотниковым, следователь организовал ему очную ставку с Прониным Алексеем. Сторож его опознал, но добавил, что видел его в автомобиле лишь тогда, когда машина заезжала в гараж. При выезде ни Пронина, ни девушки уже не было. В избиении Пронин не участвовал, и поэтому к нему он никаких претензий не имеет.
 Быковский был рад, что в этом деле, хоть что-то начало проясняться, но впереди ему предстояла большая работа. Установив личности оставшихся двух молодых людей, следователь принял меры к задержанию. Все трое мужчин отказывались от предъявленных им обвинений, как в избиении сторожа Плотникова, так и  в изнасиловании и нанесении телесных повреждений, повлекших смерть девушки. Но вскоре были представлены неопровержимые доказательства. В машине Головина экспертами  были обнаружены пятна крови. В лаборатории установили, что это была кровь умершей девушки. К тому же, была обнаружена еще одна улика. На колесах девятки была редкая резина. Такую резину могли импортировать лишь из другой страны, так как ни в одном российском автомобильном рынке в ассортименте она не встречалась. На свалке, где был найден труп девушки, был обнаружен похожий след. Анализируя образцы, эксперты установили, что рисунок полностью совпадает. Сомнений не было, следы от колес принадлежали темно-вишневой девятке.
   Быковский был в полной уверенности, что дело почти раскрыто. Он и не думал, что его ждет еще одна неприятность: Плотников, который проходил по делу, как единственный свидетель неожиданно отказался от своих показаний, заявив, что давал их под давлением жены. Он также добавил, что в день, когда было совершено преступление, в гаражи не заезжала никакая темно-вишневой девятка, а избили его в другой день. Мало того, он захотел забрать свое заявление, объяснив это тем, что он сам повел себя не совсем подобающим образом, тем самым, спровоцировав драку.


Девятая   глава.

    В зале суда было как никогда много народу. В это хмурое,  по - осеннему  холодное утро рассматривалось дело Ливановой О.В. Заседание объявили открытым. Софья Андреевна сидела в зале вот уже с полчаса. Она пришла сюда одна из первых. Как долго она ждала этого момента! И вот, наконец, сегодня она увидит лица злодеев, сотворивших зло с ее дочерью. Она возлагала большие надежды на то, что эти люди получат по заслугам. Большой по площади зал постепенно наполнялся народом, пока не забился до отказа. В дверях толпилось несколько зевак. На их любопытных лицах читалось предвкушение чего-то особенно интересного. Софью не могла понять для чего здесь собрались эти люди. Неужели, кому-то настолько интересно чужое горе? В какой-то момент ей показалось, что все эти люди, как будто злорадствуют. Они не разделяют ее горя, они просто пришли из любопытства. Озираясь по сторонам, она увидела несколько знакомых лиц. Были тут и некоторые одноклассники Оксаны, и Николай Мартынов, сидевший с понурым лицом и задумчивым взглядом, направленным в пол. Заглядывая в лица, она пыталась найти только одного человека: ее бывшего мужа, отца Оксаны. А он так и не пришел... "Господи, где были мои глаза? За какое ничтожество я выходила замуж! " - подумала она. И тут же вся затряслась, потому что в этот момент в зал ввели подсудимых. Она ахнула, когда посмотрела в их лица. Она никак не предполагала, что это могут совсем еще молодые мальчишки. Ее воображение рисовало совсем другой облик... Глядя на них,  трудно было  даже предположить, что они могли сотворить такое. В зале воцарилась тишина. Прокурор невнятно зачитывал обвинение:
- Пронин Алексей Денисович, Кузнецов Максим Константинович, Брякин Павел Сергеевич и Головин Вадим Владимирович, Вы обвиняетесь в особо тяжком преступлении по статье 131 уголовного кодекса Российской Федерации...
   При последних словах послышались еле сдерживаемые глухие рыдания Ливановой. Горе пропитало каждую клеточку ее естества. Глубокие морщины прорезали некогда красивое лицо. Ее сгорбленная спина изредка подрагивала, Глядя на нее, никак нельзя было подумать, что ей всего сорок два... Казалось, страдания убили ее, отняли последние силы, и сейчас она чувствовала себя беспомощной, жалкой, постаревшей, утратившей всякую веру в жизнь.
   Судья - мужчина лет пятидесяти, худощавый, с недовольным выражением на лице, метнул свой взгляд в сторону женщины, проговорив неприятным дребезжащим голосом:
- Немедленно прекратите, иначе мы будем вынуждены Вас удалить!
   Но Софья не могла остановиться. Воспоминания разом нахлынули на нее. Умом, бедная женщина понимала, что нужно, во что бы то ни стало успокоиться, но это оказалось выше ее сил. Нервное истощение, виной которого были события последних недель, проявилось совсем в не подходящий момент
- Да у нее истерика - послышался шепот с задних рядов.
- Выведите женщину из зала! Мы не можем продолжать заседание в такой обстановке, - отдал распоряжение судья.
   Ливанова почувствовала, как кто-то берет ее под руку и ведет прочь от этих озлобленных людей, у которых напрочь отсутствует самое ценное, как ей казалось, качество - сострадание. Посидев какое-то время в коридоре, безропотно проглотив порцию противных на вкус успокоительных капель, она почувствовала, как внутри у нее зияет пустота. Конечности плохо подчинялись ей, а сознание говорило о том, что теперь ее жизнь потеряла всякий смысл. Ей стоило невероятных усилий подняться на ноги. Она обратила внимание на мужчину, который мялся у входа, не решаясь войти. Когда он обернулся, Софья узнала в нем бывшего супруга. Увидев ее, мужчина виновато опустил глаза, проговорив:
- Надо же, так спешил, с работы отпросился, и все равно не успел…
   Софья с пол минуты смотрела на него, затем отвернулась и прошла мимо.
- Могу я войти? Мне уже лучше, - спросила она у милиционера, стоявшего возле дверей в зал.
- Да, только ведите себя по возможности тихо, - участливо ответил он ей.
   Она вошла вовнутрь в сопровождении двух работников милиции. Какой-то мужчина  уступил ей место, и женщина с облегчением опустилась на сидение. Судья покосился в ее сторону, удостоверившись, что женщина сидит тихо, отвернулся.
- Так вот - продолжал прокурор. - Подсудимый Кузнецов, у вас есть, что сказать в свое оправдание?
- Я уже все сказал, - пророкотал резким басом Кузнецов.
- Ну, если Вам больше нечего добавить...
   Встал адвокат:
- Господин судья, прошу вас принять во внимание тот факт, что у подсудимых Кузнецова М.К. и Брякина П.С, на момент совершения преступления имеется алиби...
Судья кивнул головой, пытаясь подавить приступ зевоты. Затем встал и объявил:
- Суд удаляется на совещание.
   Для Ливановой казалось, что время повернулось вспять. Все ее надежды рухнули в одночасье. Она не реагировала ни на что. До ее воспаленного сознания долетали лишь отдельные фразы, которые были настолько непонятными, что даже не хотелось вникать в их смысл. Такой была и эта:
- Принимая во внимание то обстоятельство, что никто из обвиняемых не привлекался ранее к уголовной ответственности, суд считает необходимым вынести следующий приговор:
   Головин Вадим Владиславович привлекается к уголовной ответственности по статье 131 пункт 3а уголовного кодекса Российской Федерации и осуждается сроком на десять лет лишения свободы в исправительной колонии общего режима.
   Пронин Алексей Денисович... приговаривается к восьми годам лишения свободы в исправительной колонии общего режима.
   Брякин Павел Сергеевич и Кузнецов Максим Константинович осуждаются сроком на три года условного заключения.


Десятая  глава.

Прошло ровно семь дней с тех пор, как состоялся суд. Ливанова чувствовала себя раздавленной. Ей все время хотелось плакать, кляня злую судьбу, но слез не осталось. Ей было безумно жаль себя. Кому она тут нужна в этой жизни? Была единственная отрада - Оксаночка, - и ту потеряла... «И ведь какая несправедливость! Этих подонков четвертовать нужно!" -  думала  она.                                Софья не знала, как жить дальше, да и не хотелось ей жить. Бывали часы, когда ей становилось особенно тяжело: и тогда мысли ее крутились вокруг самоубийства. Она даже обдумала подходящий и самый безболезненный, как ей казалось, способ: наглотаться  снотворных таблеток и лечь спать, чтобы больше никогда не просыпаться. Но для этого нужно иметь сильный характер, ведь не каждый может решиться на подобный шаг... А может, это наоборот слабоволие? Самый легкий способ уйти от проблем? На самом деле, был еще один важный аспект, благодаря которому она не пошла на суицид. Софья Андреевна была религиозна, а большинство религиозных конфессий  считает самоубийство одним из самых тяжких грехов.
   Она пыталась отвлечься,  переключить свое внимание на работу, но у нее это плохо получалась. В лучшем случае она срывалась на детях, а в худшем - звонила на работу, чтобы взять отгул. В конце концов, администрация детского сада, видя ее состояние, проявила сочувствие, предоставив сотруднице двухнедельный отпуск.
   Пробудившись от беспокойного, болезненного сна, Ливанова решила, что сегодня она непременно выйдет на улицу, хотя бы для того, чтобы избавиться от негативных мыслей и воспоминаний, которые съедали ее изнутри. К тому же, надо было отправить телеграмму родным, в Саратов, они ведь и не знают, что с Оксаночкой случилось несчастье. Ей стоило невероятных усилий одеться. Когда человек находится в депрессии, каждое движение дается ему с большим трудом. Но она приняла решение: она выдержит все испытания, ниспосланные на нее свыше? и будет жить дальше. Выйдя на улицу, она почувствовала некоторое облегчение. Осенний ветер трепал голые верхушки деревьев. Всю ночь моросил дождь, и поэтому повсюду было множество луж. Ливанова вошла в неприметное здание с покосившимися буквами "Почта". Она заняла очередь и принялась терпеливо ждать. Внезапно, перед глазами замелькали черные мушки, а затем и вовсе поплыли круги. Она ощутила слабость во всем теле. Во рту сделалось совсем сухо. Молодая женщина, стоявшая рядом, в очереди, обеспокоено проговорила:
- Вам нехорошо? Вы так побледнели!
- Все в порядке, - поспешно заверила ее Ливанова.
"Наверное, это оттого, что я ничего не поела" - пронеслось у нее в голове. И действительно, Софья Андреевна вдруг вспомнила, что уже несколько дней не принимала пищу. Придя в себя после приступа головокружения, она отправила телеграмму и поспешила выйти из помещения на воздух. Но на улице ей не стало лучше: на другой стороне улицы она увидела два ненавистных ей силуэта. Это были Брякин и Кузнецов. Судя по тому, как вытянулись их лица, они тоже ее узнали.
- Смотри-ка, Пахан, это же та старуха!
- Ха-ха-ха! - рассмеялся Павел. - Пойдем, побеседуем.
   Брякин и Кузнецов направились к Софье.
- Здорово! Не узнаешь старых знакомых? Хреново выглядишь
- Мрази! - воскликнула Софья, внезапно охрипшим голосом.
- Чего бормочешь? Добилась правосудия?
   Оба парня разразились неприятным смехом.
- Дура ты! Надо было бабки брать, когда предлагали! Жила бы себе припеваючи.
- Да как же земля, таких как вы, носит! - прокричала, негодуя, женщина.
- Слышишь, тетка, а жалко, что у тебя еще одной дочки нет.
- Да, та была хорошая телка. В кайф! Мы бы еще одну не прочь отодрать!
   Парни снова громко засмеялись.
- Сволочи! Я ненавижу вас, за то, что вы сделали со мной! Из-за вас я превратилась в жалкую старуху! А за то, что вы сотворили с моей девочкой, вам не будет прощения. Вы за все ответите! Я проклинаю вас! Слышите? Будьте вы трижды прокляты!! Если Господь есть, вы заплатите за мои страдания, - подохнете, как последние скоты!
   Какое-то время парни недоуменно переглядывались, но потом Павел потерял терпение и проговорил:
- Слушай, Макс, достала меня эта идиотка! Может ее стоит проучить?
- Не надо, Пахан. У нас и без того проблем хватает, зачем еще об нее руки марать! Пойдем.
- Ну, считай, что тебе повезло.
   Ливанова еще долго стояла и смотрела опустошенным взглядом вслед двум ненавистным удаляющимся  фигурам. Она уже не помнила, куда ей нужно было идти. Все ее существо поглотила ненависть. Она уже не жила, она лишь существовала. Ее душа умерла вместе с дочерью.


Одиннадцатая глава.

    Софья Андреевна в очередной раз рассматривала семейный альбом. За последние несколько дней она уже наизусть выучила последовательность всех фотографий. На самой первой странице на нее своими огромными распахнутыми глазами смотрела маленькая  Оксана. На этой фотографии ей было всего годик. На ее милом личике играла очаровательная улыбка, а на пухленьких щечках красовались ямочки. На следующей странице была фотография, на которой они были втроем: на ней они шли по лесу. Оксане было около четырех. Она держала за руки родителей, смеясь от души. Софья открыла последнюю страницу альбома: перед ее взором предстала уже взрослая дочь.
   Внезапно, раздался продолжительный звонок в дверь. Вздрогнув от неожиданности, она долго не могла понять, кто бы это мог быть. После смерти дочери она настолько привыкла к одиночеству, что с трудом реагировала на незапланированные контакты. Подойдя к двери, она посмотрела в глазок. На лестничной клетке стояла женщина.
- Кто там? - спросила она.
- Софья Андреевна, откройте, пожалуйста, - послышался тихий болезненный голос за дверью.
   Ливанова отперла дверь. На пороге стояла  женщина лет сорока пяти. Ее усталое  и круглое лицо обрамляли русые, прямые волосы. Одета гостья была в довольно поношенный плащ серого тона. И хотя,  вид ее был абсолютно обыденным и неприметным, что-то в ее чертах показалось Софье знакомым.
- Вы не спрашиваете, кто я? - спросила она удивленно.
- Я жду объяснений от вас, - нашлась Софья.
- Я...я мама Алеши.
- Какого Алеши?
- Мы с вами встречались в суде.
   Ливанова мгновенно изменилась в лице.
- У вас хватило наглости явиться ко мне? Что вам от меня нужно? - с нескрываемым возмущением в голосе воскликнула Софья.
- Нам нужно поговорить. Можно мне войти?
   Женщина прошла на кухню, так и не дождавшись приглашения от хозяйки, и уселась на табурет. Какое-то время они сидели молча. Гостья собиралась с мыслями. По ее лицу можно было прочитать, что она хочет сказать нечто важное, но никак не может начать, тогда, как лицо Ливановой выражало если не вызов, то по-крайней мере изумление, смешанное с высшей степенью раздражительности, и даже неприязни.
- Софья Андреевна, милая, я пришла просить вас забрать заявление...  - проговорила, наконец, она на одном дыхании, не глядя на Ливанову.
   На мгновение Софья потеряла дар речи, но затем в бешенстве заявила:
- Вы в своем уме?
- Если вы позволите, я расскажу вам, как все было на самом деле.
- Мне это мало интересно, - солгала Ливанова.
- Но, голубушка, мой сын не виноват! Поверьте, мне очень жаль, что вас постигла такая беда. Я прекрасно понимаю, что может чувствовать мать, потерявшая дитя. К сожалению, вашу дочь уже не вернуть... Но зачем губить невинную душу? Что станет с моим сыном в тюрьме?
- Откуда вы узнали мой адрес? - перебила ее Софья.
- Сейчас это не имеет значение. Вы...
- Убирайтесь! - сказала Софья тихо, но внятно, глядя на незваную гостью глазами, полными ненависти.
- Но позвольте мне объяснить...
- Пойдите вон! - не унималась Ливанова.
   Гостья какое-то время смотрела на Ливанову умоляющим взглядом. Из ее глаз ручьем хлынули слезы.
- Почему вы такая черствая, - проговорила она, всхлипывая. - Неужели вы не хотите знать правду? - закончила она почти шепотом.
  Ливанова отвела взгляд.
- Боже, как я устала от вас! Говорите же быстрее!
 Все еще жалобно всхлипывая, женщина торопливо заговорила, будто боялась, что ей больше не представится возможность объясниться.
- Мой Алеша на свидании мне все рассказал. Эти подонки свалили всю вину на него! А он... Мой бедный мальчик... Он не способен на такую чудовищную жестокость. Он так плакал, когда говорил об этой ужасной несправедливости...
   Казалось, раздражение Софьи достигло предела.
- Вы можете говорить конкретнее? - резко оборвала она женщину.
- Да, да, конечно... В тот злосчастный день Алешеньке позвонил друг - Вадя. Мой сын так спешил на встречу с ним, что даже не стал обедать. И знаете, когда он уходил, так неспокойно было у меня на сердце. Я ему говорю: «Сынок, может, не пойдешь никуда?" Да разве он меня послушает? Ну, в общем, встретились они, знаете, как бывает, пошли в гараж. ( Мой Алесик хорошо разбирается в машинах.) В скором времени туда пришли два парня, якобы знакомые Вади. Разговорами выяснилось, что одному из ребят... Как же его звали? Кажется, Максим... Ему понравилась девушка. Он подошел к ней познакомиться, а она грубо его отшила. Вы уже, наверное, догадались, что это была ваша дочь.
- Что было дальше, - нетерпеливо перебила Софья.
   Гостья удовлетворенно закивала головой и продолжила свой рассказ.
- Договорились, что Алесик с Вадей хитростью заманят ее в гараж. Ничего плохого не будет, просто посидят, побеседуют, а то одним без девчонок скучно. Алеша, Максим и Вадя поехали к школе Оксаны на машине Вадима. Максим-то этот - шустрый парень - уже успел выследить, в какой школе она учится. Как назло, на крыльце она стоит. Максим им и говорит: вы, мол, ее заманите, а я пойду к гаражу, там и встретимся. Лешенька подошел, заговорил, так они и познакомились. Он предложил ей проводить ее до дому, дочка ваша, как ни странно, согласилась. И вот идут они по улице, а тут Вадим подъезжает на своей машине. Тормозит у обочины, выходит и происходит у них такой разговор:
- Леха? Здорово! Какими судьбами?
- Вадим?! Ты как тут оказался в нашем районе?
- А я теперь тут работаю. Товар развожу. Кстати, ребята, не подскажете, район у вас какой-то чудной, совсем я запутался... Как мне лучше выехать на садовую-черногрязскую улицу?
- Так это недалеко - говорит девушка, объясняя как лучше добраться.
   Вадим морщится, делает печальное лицо и заявляет:
- Может, я совсем глупый, но я не понял... Ребят, выручайте, времени в обрез!
- Ты не спешишь? Может, покажем ему дорогу?
   Оксана после недолгих колебаний соглашается и сама садится в машину.
   Тут они ее в гараж и привезли. Потом все было как во сне,  кошмарном, жутком сне. Вадим и те двое ребят "вмазали" - кажется, так они называют прием очередной дозы наркотика, и предложили моему сыну. А он-то, глупый, и не знал вовсе, что Вадим наркотиками балуется! В общем, Алеша мой отказался. Тогда они стали настаивать, чтобы он с вашей дочерью... ну, вы понимаете... Сын еще пуще запротестовал, тогда ребята стали его избивать. Чудом ему удалось спастись из этого ада. Видит Бог, он пытался заступиться за бедную девушку... Да куда там, - их ведь вон сколько, а он - один... Домой он в тот день пришел поздней ночью, весь в ссадинах, кровоподтеках, и сильно выпивший. Я то, конечно, не спала, все его ждала... Стала расспрашивать, что произошло, а он говорит: «Отстань, подрался". Я и не стала больше ничего спрашивать. А он с того дня замкнулся, ничего не говорил.
   Женщина снова заплакала.
- Поймите, он тоже жертва в этой чудовищной ситуации. Эти двое откупились! А у  меня нет таких денег, чтобы выкупить моего сыночку. Вы, Софья Андреевна, моя последняя надежда! Моему мальчику всего восемнадцать...
- Достаточно. Я не желаю больше ничего слышать! Уходите. Я устала!
- Как... Неужели вы не поможете мне в моем горе?
- А кто поможет мне?! - в исступлении прокричала Ливанова. - Кто вернет мне мою доченьку?


Двенадцатая глава.

    Двое молодых людей в форме вели Алексея по огромному темному коридору, подталкивая его в спину дубинками. Слева за большим количеством железных дверей, расположенных вдоль стены доносился гул голосов. Проходя мимо одной из них, мужчины услышали чей-то пронзительный вопль. Один из милиционеров размахнулся и с силой ударил дубинкой по тяжелой двери. Железная ее поверхность отозвалась протяжным грохотом. Голоса за дверьми  стихли. Слышно было лишь какую-то возню.
  - Опять они Курносова по кругу пустили, - заявил милиционер, который ударил дубинкой по дверям.
  - Похоже, этого постигнет та же участь, - ответил второй, указав на Алексея. Пронин напрягся. Троица остановилась возле последней двери. Один милиционер открыл большим ключом тяжелую скрипучую дверь, а второй, сняв с Алексея наручники, буквально втолкнул его в камеру.
  - А вот эта твоя конура, сопляк, - эта фраза еще долго звучала в ушах у Алеши. Внутри небольшого по размеру помещения воздух был наполнен сырым запахом, который угнетал своей затхлостью. Алексей почувствовал приступ тошноты. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что в камере находилось трое мужчин. В дальнем углу сидел долговязый, астенического типа телосложения парень лет двадцати. На нарах лежали двое: один - лет сорока, вполне заурядной внешности, отличительной особенностью которого был шрам - огромный и багровый, простирающийся вдоль правой щеки; второй - небольшого роста, лет пятидесяти, плотного телосложения, с широким лицом, изъеденным оспой и маленькими, все время бегающими глазами.
- Здорово, мужики, - попытался завязать разговор Алеша.
   В камере воцарилась тишина.
- Давайте, хоть, познакомимся? Я - Леха, - не унимался Алексей.
- Закрой пасть, лох - отрезал плотный.
   Тип со шрамом привстал  на локтях, бросив заинтересованный взгляд в сторону Алексея.
- Не надо, Туз. Похоже, мальчик хочет пообщаться - проговорил он, изучая глазами парня.
- Ты че, Кот? Это же дохлая рвань, не рубишь? С ним еще базарить? - ответил Туз.
- Ты че баллоны катишь? Смотри, какой он фартовый. Нефеш изенбровый, а ластвы...?! И гуздно!
- Никак хахаля себе присмотрел? - снова вклинился Туз, усмехнувшись. - Гляди, Ланго заимеет.
    Молодой парень, сидевший в углу камеры брезгливо поморщился и демонстративно отвернулся.
- Есик, ландай, - обратился к Алеше тип со шрамом на щеке.
Чего? - непонимающим тоном переспросил Алеша.
    Туз рассмеялся.
- Я ж тебе кыркал, что он не набушмаченный. Он же ракло! - заключил Туз, обрадовавшись.
- Хавальник закрой! - отрезал Кот.- Ты, по какой статье, топка, укоцал кого?
- По 131 - ответил Алексей.
- О-о! - оживился Туз. - Ну, че, кот, устроим ему карусель?
   Оба мужчины понимающе переглянулись.
- Стягивай ланцы! - скомандовал Кот.
- Не понял?
- Все ты понял. Ланго, переведи горшку, - обратился Кот к парню, тихо сидящему в углу.
   Парень поднялся на ноги, жеманно отряхнулся и направился в сторону Алеши.
- Ну что, дорогой, сам разденешься или помочь? - впервые заговорил он режущим слух, манерным голосом.
   Алексей испуганно попятился к двери.
- Вы что, мужики, не надо! - запротестовал Алексей.
   Кот довольно заулыбался.
- Тащусь от дуката! Держите его!
   Туз и молодой парень пытались скрутить Алеше руки, чтобы он не вырывался, но Алексей увернулся и ударил Туза в область поясницы.
- Уй! - глухо вскрикнул тот. - М-м! Он мне леща поддал! Ланго, врежь ему по коканам! Покажем гниде, что такое парафин!

    После того, как весь кошмар кончился, и парня оставили, наконец, в покое, он еще долго лежал на холодном, сыром и вонючем полу, чувствую внутреннее опустошение. " Боже, в какой ад я попал!" - проносилось у него в голове. "Я не смогу пережить этого позора. Никто и никогда не должен узнать о том, какое унижение мне пришлось перенести. Сволочи! Они раздавили мое внутреннее "Я", опустили меня!  Я просто тряпка, потому что не смог дать им отпор..." Он лежал и молчал, не реагируя ни на что, и лишь изредка слезы текли из его голубых глаз, обжигая щеки.

Примечание к главе
Дохлая рвань - безавторитетный, слабосильный
Рубить - знать, понимать
Базарить - вести беседу, разговаривать
Баллон катить - задираться
Ракло - дурак
Фартовый - красивый, модный
Нефеш - лицо
Изенбровый - красивый, развращенный
Ластвы - ноги
Гузно - зад, ягодицы
Хахаль - любовник, сожитель
Есик - вход, гомосексуалист
Ландай - иди сюда
Кыркать - говорить, кричать
Набушмаченный - хорошо знающий тюремную жизнь, ее обычаи
Заиметь - обидеться, пообещать отомстить
Хавальник(хавало) - рот
Топка - мальчик
Укоцать - убить
Карусель - групповые развратные действия
Ланцы - брюки
Горшок - бестолковый человек
Дукат - девственник
Леща поддать - нанести удар ребром ладони по почкам
Гнида - ничтожество
Парафин - специальный ритуал, после которого человек становится петухом (одна из самых низких каст)

Тринадцатая глава.

   Серые стены изолятора готовы были лопнуть от нескончаемого шума. Люди суетились, о чем-то договаривались, выражали свои эмоции порою слишком бурно. Изредка их пытался призвать к порядку хмурый контролер, сидящий за справочным столом. Ему давно уже наскучила такая угнетающая атмосфера, и он развлекал себя тем, что рассматривал лица людей, пытаясь угадать их возраст и род занятий. Его внимание привлекла  только что вошедшая женщина лет сорока. Лицо у нее было усталое и невыспанное. Почувствовав его взгляд, женщина посмотрела на него и направилась к справочному столу.
- Здравствуйте, - обратилась она к нему.
- Добрый день. Чем могу быть полезен? - любезно ответил контролер.
- Могу я повидать своего сына?
- Фамилия?
- Пронин... Алеша.
- Одну минуту, подождите здесь, - сказал  он, указывая жестом на лавочку для посетителей.
   Пронина Анна Евгеньевна с нетерпением присела. Как тяжело ей давалась разлука с сыном. Этой ночью она практически не спала, в предвкушении встречи. Все думала: как же могла произойти такая несправедливость! Конечно, какая-то часть вины лежит и на Алексее, но ведь он не причинил никакого физического вреда девушке? Почему же ее сын должен расплачиваться свободой за ошибки этих выродков? Анна чувствовала свое бессилие, и это осознание безысходности разрывало ее материнское сердце на части. Была и еще одна неприятность, которая волновала женщину: как только муж ее - отец Алексея, узнал о том, что Алешу обвиняют в изнасиловании, он сразу же отвернулся от сына. Жена постоянно увещевала его, говорила, что сын их не виноват, что  ему не от кого ждать поддержки, и что только они - родители могут оказать ее, но он был непреклонен.  Он ни разу не пришел навестить сына, который часто спрашивал об отце. И сегодня ее мучил только один вопрос: как она посмотрит в глаза сыну, если он снова спросит про отца?
   Прошло вот уже четверть часа, а Алексея все не приводили. Анна Евгеньевна забеспокоилась. Она снова подошла к контролеру, спросив:
- Извините, пожалуйста, вы про меня не забыли?
   Мужчина замялся. Опустив глаза, он ответил:
- Нет... Сейчас к вам спустится начальник по режиму.
- А почему? Что-то случилось? - взволнованно проговорила Пронина.
- Да вы не волнуйтесь, сейчас вам все объяснят.
   Еще несколько минут спустя в холле послышалась тяжелая и уверенная поступь.
Это был уже немолодой мужчина. На голове у него была копна черных с проседью волос. Он имел прямую осанку. Лицо его было суровым, испещренным россыпью мелких морщин. Взгляд был пронзительным и немного надменным. По первому же впечатлению об этом человеке можно было сказать, что он занимает какую-то высокую должность.
- Вы - мать Пронина Алексея?
- Д-да, - в конец, растерявшись, промолвила женщина.
  Суровое лицо начальника преобразилось. Надменность во взгляде сменилась на теплоту, и даже сочувствие.
- Я должен сообщить вам неприятную весть...
- Что-то случилось с Алешенькой? - перебила она.
- Ваш сын вскрыл себе вены, - сказал он после недолгой паузы.
- О Господи! - воскликнула женщина, но тут же, будто, опомнившись, с надеждой в голосе спросила - Но... он жив?
   Начальник снова помедлил, как будто, подбирал подходящие слова:
- Должен вас огорчить: спасти его не удалось. Слишком большая потеря крови и, к тому же...
   Последние слова Анна Евгеньевна уже не слышала. До ее слуха доносился лишь сумасшедший стук в висках. Сердце билось так, что, казалось, вот-вот выскачет из груди. Как отчаянно ей не хотелось верить в произнесенные слова! Этого никак не может быть, чтобы ее сыночек - ее Алешенька - умер! Неужели он больше никогда не обнимет ее, она больше не услышит родной голос, больше никогда не увидит его, не взъерошит милые кудри... Анна Евгеньевна почувствовала головокружение, во рту пересохло. Мысли проносились с молниеносной скоростью. В начале, перед глазами поплыли огромные фиолетовые круги, а затем она и вовсе перестала различать предметы, погружаясь в темноту...
   Очнувшись, она увидела встревоженные лица над собой и поняла, что лежит на полу, окруженная людьми.
- Как вы себя чувствуете? Вам уже лучше? - проговорил начальник, помогая женщине встать на ноги, и тотчас усаживая ее на лавочку для посетителей.
- Что со мной, было? - спросила она севшим голосом.
- Вы упали в обморок.
   В этот момент женщина вспомнила все то, во что ей так не хотелось верить, и заголосила.
- Пожалуйста, успокойтесь! Возьмите себя в руки, - с этими словами начальник полез в карман. - Да.., вот это письмо...По всей вероятности оно принадлежит вам.
   Анна Евгеньевна прижала к груди небольшой клочок бумаги, который никак нельзя было назвать письмом. Это была предсмертная записка. Женщина судорожно сглотнула и пробежала глазами по строчкам, написанным до боли знакомым корявым почерком. Некоторые слова было сложно разобрать, так как они были размыты слезами сына, и продолжали размываться от слез, текущих ручьем из глаз матери:

Милая моя, любимая Мамочка!

   Я никогда не писал Тебе писем. Вот мое первое и последнее письмо.
   Я безмерно благодарен Тебе за заботу, ласку, материнскую любовь... Я понял, что недостоин такой прекрасной матери!
   Мне очень больно за то, что в твоих глазах я оказался таким подлецом. Ты не заслуживаешь тех переживаний, которые я тебе доставил. Прости меня, мой самый дорогой и родной человек! Мне тяжело видеть, как отец стыдится за меня, хотя я и простил его, и не держу на него зла. Если бы мне довелось прожить свою жизнь заново, я бы не повторил всех ошибок...
   Я знаю, что своим поступком причиню Тебе неимоверную боль. Но поверь, я не могу больше выдерживать разлуку с Тобой и отцом. Я не хочу больше терпеть издевательства от сокамерников. Я не в силах более испытывать унижения  со стороны нашей доблестной милиции. Я - пропащий человек, и мне нет места в этой жизни. Я прошел свою суровую школу и чувствую, что устал.
   Пожалуйста, вспоминай хоть изредка своего пропащего, но нежно любящего Тебя сына.
                Твой Алеша.
               

Четырнадцатая глава.

    Минуло полгода, с тех пор как Софья похоронила дочь. Боль от невосполнимой потери немного притупилась. На смену ей пришла гнетущая пустота. Она не испытывала больше потребности жить полной жизнью. Ей казалось, что ее словно законсервировали. Не хотелось ничего, ничто не радовало. Дни тянулись вереницей, сменяя друг друга, и были похожи своей серостью и никчемностью. В душе у женщины уже зародился протест против своего бесцельного существования. Несколько раз она пыталась взять себя в руки, быть сильнее и выше тех испытаний, какими одаривала ее судьба. Но каждый раз, словно оправдывая свою слабость, она убеждала себя в том, что у нее нет смысла в жизни, а поэтому и не стоит в ней что-то менять. И тогда, в ее душе снова возникала злоба, которая разрасталась все больше, и точила ее изнутри, словно червь. И в моменты, когда она приобретала гигантские масштабы, для женщины становилось очевидным, что злится она не только на тех извергов, которые лишили ее самого дорогого в жизни, но и на себя, на свое бессилие перед сложившимися обстоятельствами. А еще она злилась на суд, который, как ей казалось, никоим образом не захотел ей помочь. Она с удивлением обнаружила, что не чувствует более себя защищенной. Она злилась на судьбу, а вместе с тем и на людей, которые живут каждый своей жизнью, не вникая в проблемы других, которые счастливы. Какое они право имеют на счастье? Но спустя небольшой период времени, она начинала осуждать себя за свои помыслы. Еще ее раздражала собственная слабость: она все еще не решилась вернуться на прежнее место работы. И главной причиной было то, что она боялась увидеть сочувствующие взгляды коллег. Больше всего ей не хотелось, чтобы ее жалели. Последние несколько месяцев она зарабатывала, преподавая английский язык на дому. Нельзя сказать, что заработок был большой, но на этот период ей вполне хватало на жизнь. Заведующая детским садом, в котором работала Ливанова, частенько звонила ей, убеждая вернуться. За много лет работы в одном учреждении женщины успели подружиться. Ливанова делала над собой титанические усилия, чтобы заставить себя поддаться уговорам и вернуться на прежнее место. Временами ей хотелось бросить все и бежать как можно дальше из этого ненавистного города, который вызывал в ней одни негативные эмоции.
    В один из обыкновенных будних дней, Ливанова проводила последнего ученика и села отдохнуть у телевизора. Неожиданно раздался звонок в дверь.
«Кто бы это мог быть?» - подумала Софья. Она бросила взгляд на часы. Стрелки показывали половину десятого. Снова раздался звонок в дверь, но уже более настойчивый, чем в первый раз. Ливанова посмотрела в глазок. За дверью стоял ее бывший супруг, отец Оксаны. Открыв дверь, она какое-то время стояла молча и изумленно смотрела на него.
- Здравствуй, - заговорил он первым.
- Здравствуй… Чем обязана твоему столь неожиданному визиту?
- Да вот, решил проведать.  Можно мне войти?
- Заходи, - все еще недоумевая, ответила Софья.
- Да…, это – тебе. – Валерий достал из-за спины букет из пяти темно-красных роз.
Софья непонимающе посмотрела на Валерия.
- Я и не надеялся застать тебя дома.
   Мужчина уверенным шагом направился на кухню, и начал выгружать продукты из огромной сумки, которую принес с собой.
- Потрудись объяснить, что все это значит?
Женщина была настолько обескуражена, что даже забыла поблагодарить Валерия за цветы.
- Как? Ты что забыла…? У тебя сегодня день рождения!
- У меня? Какое сегодня число? А, ну да, я совсем потерялась в числах.
- Надеюсь, никаких планов на вечер у тебя нет, и мы сможем отметить твой праздник в уютной семейной обстановке.
- А не кажется ли вам, уважаемый, что вы слишком много на себя берете?
- Где можно накрыть на стол? На кухне, или в комнате, - проигнорировал он. – Кстати, может, ты переоденешься? Не будешь же ты встречать день рождения в халате! – с этими словами он выпроводил, не успевшую оправиться от подобного хамства женщину с кухни, и закрыл за нею дверь.
   Минут через двадцать кухонная дверь распахнулась, и мужчина торжественно произнес:
- Ужин готов, мадам. Прошу к столу.
   Софья вошла на кухню, в которой царил полумрак. Горели свечи, и звучала легкая ненавязчивая музыка. Ливанова критически осмотрела со вкусом накрытый стол и изумленно произнесла:
- Ты все это сам приготовил?
- Нет, расстелил скатерть-самобранку.
- Но раньше, ты не мог даже яичницу сделать!
- Захочешь, есть – научишься! – отшутился он. Разреши мне наполнить твой бокал великолепным французским шампанским.
- Позволь узнать, чем вызван твой нынешний интерес к моей персоне? – не унималась Софья.
- Дорогая, интерес к тебе у меня был всегда. Беда в том, что ты никак не давала мне его проявить. Скажи, почему ты избегала встреч со мной? Не отвечала на мои звонки?
- Потому что я не живу прошлым. Я давно вычеркнула тебя из своей жизни.
- Вот поэтому, я ждал подходящего повода, чтобы зайти. – Продолжал он, словно не слыша ее слов. – Теперь, с твоего позволения я хотел бы произнести тост!
   Софья не понимала, что происходит. Валерий, словно тайфун зачем-то снова ворвался в ее жизнь. Она весь вечер наблюдала за ним, отмечая его перемены в лучшую сторону. Окруженная мужским вниманием, которого ей так не хватало в последние годы, приятно удивленная его галантными манерами, услышав множество приятных слов в свой адрес, Софья вновь почувствовала себя женщиной – привлекательной и желанной. Выпитое шампанское расслабляло и одновременно отвлекало от неприятных мыслей, которые измучили ее. Она вдруг поняла, что стоит на мертвой точке, и если сама не сдвинется, то ничего в ее жизни не изменится.
- Могу я задать тебе нескромный вопрос?
- Вопросы не бывают нескромными в отличие от ответов – парировал он.
- Как строятся твои отношения с женой? Ты счастлив?
- Я ждал этой темы. Отвечу коротко: с недавних пор я снова холост.
- Ну что же теперь все стало на свои места.
- В каком смысле?
- Теперь мне понятно, почему ты здесь…
- Ты многого не знаешь.
- В чем же дело? Просвети.
- Мы расстались полгода назад. Я ушел, потому что понял… 
А впрочем, неважно. Потанцуем?
- Зачем ты переводишь тему?
- Я обещаю ответить на все, интересующие вас вопросы, но только в случае, если вы позволите пригласить вас на танец.
- Приглашай. – Улыбнулась Софья.
   Во время танца Валерий нежно поглаживал спину женщины, а Софья легонько перебирала его волосы и ласкала легкими прикосновениями пальцев его шею. Прижавшись к сильному мужскому телу, она почувствовала себя маленькой девочкой. Его объятия словно убаюкивали ее, а горячее дыхание щекотало кожу, вызывая волну возбуждения. Песня закончилась, но им вовсе не хотелось выпускать друг друга из объятий. Валерий нежно прикоснулся губами к шеи Софьи, которая с трудом сдержала стон, и в свою очередь провела кончиком языка дорожку от ямочки на шее к мочке уха. Заглянув в его глаза, она осталась довольной впечатлением, которое произвела на него эта ласка. Их губы были так близки друг от друга. Они соприкасались носами и оба сдерживали непреодолимое желание почувствовать уже забытый вкус губ друг друга. Наконец, Софья отстранилась и снова села за стол.
- Я выполнила твое условие, теперь, дело за тобой.
- Я не хотел говорить об этом, но раз уж обещал.… После смерти Оксаны я понял, какую ошибку совершил, когда допустил наш развод… Я понял, что поступил тогда, как последний подлец, оставив тебя с маленькой дочкой на руках.
- Странные вы люди – мужчины! Для того, чтобы ты понял, что поступил как бы это выразиться… неподобающе, тебе потребовалось двенадцать лет?!
- Я знаю, что ты никогда не простишь меня, я ни на что не претендую. Просто тогда, я осознал, что живу не так, как хотелось бы… А больше всего я корю себя за то, что только после смерти дочери я почувствовал, насколько она была мне дорога…
От этих слов Софью покоробило, и все ее хорошее настроение вмиг улетучилось.
- У вас не было детей?
- У меня, так же как и у тебя была одна единственная дочь - Оксана. Моя вторая жена была бесплодна.
- Надеюсь, ни это послужило причиной распада семьи?
- Нет, просто я понял, что мой второй брак был ошибкой. Поэтому я ушел.
- Пойду, заварю кофе, а то от этого шампанского голова идет кругом.
- Не спеши. Я хочу выпить за самую прекрасную женщину в моей жизни. За то, что я по молодости и по глупости упустил свое счастье – быть рядом с тобой.
- Прибереги красивые фразы для молодых и глупых!
- А я и не знал, что ты умеешь острить. Зря ты так. Я к тебе со всей душой…
- Бог с тобой, давай выпьем.
- На брудершафт! Может быть, выпьешь что-нибудь покрепче? К примеру, коньяк?
- Нет, я по-прежнему предпочитаю шампанское.
- Так нечестно. Должно быть одинаково горько, – проговорил он севшим голосом, и налил себе коньяк.
   Валерий медленно наклонил голову и приблизился на опасное расстояние. Их губы соприкоснулись лишь на секунду, но этого было достаточно, чтобы оба ощутили импульсы возбуждения, исходившие друг от друга. Валерий заглянул в глаза Софьи: в них читалось желание.
- Это безумие какое-то! Мне кажется, мы сошли с ума! – произнесла она, поняв, что ее рассекретили.
Валерий накрыл ее рот страстным поцелуем.
- Что Бог не делает – все к лучшему – ответил он ей. Затем он наклонил голову и поцеловал ее в ложбинку между грудей. Софья трогала губами мочку его уха, не забывая щекотать ушную раковину кончиком языка. Их страстное желание перекликалось в особой, понятной только им мелодии. Подхватив женщину на руки, он понес ее в спальню. В комнате было совсем темно, и лишь из-за тяжелых занавесок пробивался маленький лучик света. Уложив Софью на постель, Валерий спросил:
- Может быть, включим ночник?
- Мне кажется, без него будет романтичнее. Но если хочешь – можем включить.
- Я думаю, ты права. Иди ко мне, киска.
Он обнял Софью и нежно поцеловал в губы. Их языки соприкоснулись, и он с удовольствием погрузился в чудную мякоть ее рта. Он оторвался от нее лишь для того, чтобы снять с себя рубашку.
- Наверное, нам не следует заходить слишком далеко – прошептала она.
- Милая, я не сделаю чего-то, что ты не захочешь, но с удовольствием выполню любой твой каприз.
- Весь парадокс состоит в том, что я безумно тебя хочу! Но мне не хотелось бы, чтобы мы впоследствии жалели об этом.
- Кисуль, разве можно жалеть об этом?
- Ты прав.
   Через несколько минут их одежда была хаотично разбросана по полу. Он уложил ее на спину и стал покрывать  нежными, теплыми поцелуями ее руки, живот, внутреннюю поверхность бедер, коленные сгибы, и скоро на теле Софьи не осталось ни одного миллиметра, где не касались бы его желанные губы. Она извивалась всем телом от его ласк, тихонько постанывала, чем еще больше разжигала в нем вожделение.
   Засыпая в его крепких объятиях, она вдруг ощутила, как внутри ее произошла перемена. Она поняла, что момент, когда можно что-то поменять в жизни настал, и от этого на душе стало легче и светлей. Погружаясь в сон, она пообещала себе, что отныне все будет по-другому.
   Около одиннадцати часов Валерий открыл глаза и не сразу понял, где находится. Когда в памяти начали возникать события вчерашнего вечера, он потянулся в пастели и заулыбался, но когда увидел, что в квартире находится один, его счастливая улыбка почему-то пропала. Рядом с постелью, на тумбочке он обнаружил записку:
«Спасибо за все! Благодаря тебе, я многое поняла. Буду поздно: с сегодняшнего дня выхожу на работу. Завтрак в холодильнике. Софья».


Пятнадцатая глава.

   В это утро Ливанова после долгого перерыва снова шла на работу. Подходя к ставшему за многие годы родным зданию детского сада, она почувствовала легкое волнение. Оно усиливалось по мере того, как женщина приближалась к входу. Одновременно с этим, она ощущала чувство радости от предвкушения чего-то светлого, близкого, знакомого. Идя по длинному коридору, она увидела заведующую:
- Здравствуйте! – поприветствовала Софья
- Здравствуйте, - отозвалась та, видимо не узнав Ливанову. – Вы что-то хотели?
- Неужели так изменилась? – улыбнулась Ливанова.
- Софья, ты? Вот уж не думала, что ты придешь! Какая приятная неожиданность!
Женщины обнялись.
- Пойдем ко мне, чаю попьем.
   За чаепитием, они беседовали на отвлеченные темы. Софья была благодарна приятельнице за то, что та не касается болезненной темы. А та, заметив, что Ливановой не терпится повидать воспитанников, сжалилась над ней:
- На самом деле, я знала, что ты придешь. Специально для тебя место берегла. В твоей группе сейчас работает Федосова, но мы переведем ее к малышкам, тем более что она еще не успела привыкнуть к детям, думаю, с этим проблем не возникнет. Ну, пойдем же, вижу, что ты хочешь поскорее  к детям!
- Совершенно верно! Безумно по ним соскучилась.
    Они тихонько вошли в группу, чтобы не отвлекать детей от занятий. Был урок рисования. Дети, увлеченные творческим процессом, старательно выводили каракули красками на альбомных листах. Софья смотрела на них с нежностью. На сердце у нее вдруг сделалось так тепло, что, казалось, она забыла о своих проблемах. Приятельница искоса посматривала за реакцией Ливановой, довольно улыбаясь. Внезапно, кто-то из детей поднял глаза от рисунка и увидел Софью. В тот же миг малыш вскочил со своего места и с криками: «Софья Андреевна вернулась!» ринулся к ней. Остальные дети отреагировали мгновенно. И вот уже со всех сторон послышались радостные крики:
- Софья Андреевна! Софья Андреевна!
   Многие дети повыскакивали со своих мест и с разных сторон облепили Софью, обнимая ее своими маленькими ручонками. Каждый норовил пробраться поближе, ухватиться за любимую воспитательницу.
- Здравствуйте мои дорогие! Какие вы большие стали! – восклицала она, умиротворенная и счастливая. Бросив украдкой взгляд на их нынешнюю воспитательницу, Софья поняла, что той не совсем приятно, что дети так отреагировали на нее.
- Пойдемте, зайчики, вы познакомите меня со своей воспитательницей. Как ее зовут?
- Лидия Васильевна! – наперебой закричали ребята.
- Ой, как же вы громко кричите! А давайте поиграем  в молчанку!
В помещении возникла тишина.
- Софья Андреевна, почему вы так долго не приходили? Вы больше не уйдете от нас? – послышался тоненький голосочек самой тихой девочки в группе.
- Куда же я от вас теперь денусь! – улыбнулась Софья.
- Ура! – закричали ребята.
  В коридоре раздались чьи-то голоса: плакал ребенок, и одновременно с плачем слышались громкие увещевания взрослого. Дверь распахнулась, и на пороге показались два силуэта: женщина и маленькая зареванная девочка, которая судорожно вцепилась в руку своей недовольной мамы и никак не хотела ее отпускать.
   Притихшие дети с нескрываемым любопытством наблюдали интересную сцену.
- Здравствуйте! – громко поздоровалась женщина, дернув девочку за руку – Поздоровайся! – грозным тоном сказала она дочери.
- Это наша новенькая, - вступилась заведующая. – Ты чего испугалась? Пойдем к ребятам! – обратилась она к девочке.
Ребенок испуганно посмотрел на незнакомку, и зарыдал, спрятав лицо, судорожно обнимая ручонками мать.
- Перестань сейчас же! Я кому сказала?!  – закричала мама. – Прямо не знаю, что с ней делать! – обратилась она к воспитателям.
- Не нужно кричать, - тихо сказала подошедшая Ливанова. - Как тебя зовут, солнышко? – обратилась она к девочке.
- Катя, – ответила за нее мама.
- С мамой я познакомлюсь позже, - сказала Софья. – Сейчас я хотела бы познакомиться с ней.
   Девочка настороженно посмотрела на воспитательницу.
- Мы с ребятами сейчас будем играть в очень интересную игру, хочешь поиграть с нами?
Ответа не последовало.
- Ты только взгляни, сколько у нас тут разных игрушек! Ты во что любишь играть?
Катя перестала рыдать, обвела глазами помещение, и тихо ответила:
- Я люблю играть в куклу.
- А у тебя дома есть любимая кукла?
- Есть. Я ее с собой принесла… - ответила девочка, виновато покосившись на мать.
- Познакомишь меня с ней?
   Девочка залезла в сумку, которая висела у нее на плече и вытащила от туда маленького пупсика.
- Вот. – Сказала она, протягивая Ливановой куклу.
- Какая хорошенькая! Как ее зовут?
- Оксана.
   На мгновение Ливанова потеряла самообладание, но тут же усилием воли, постаралась скрыть свое состояние.
- Очень приятно, Оксаночка. А меня зовут Софья Андреевна. Смотри, Катя, ребятам тоже хочется познакомиться с Оксаной, правда, ребята?
- Правда! И с Катей!!
- Пойдем знакомиться?
- Пойдем, - улыбнулась Катя.
   Ливанова наклонилась и поцеловала девочку в кудрявую белую макушку.
- Вы волшебница! – восхищенно прошептала мать.
Со всех сторон девочку обступили дети. Каждый нес ей свою игрушку.
   Ливанова  показала женщине жестом, что она уже может уйти.
   К концу рабочего дня Софья чувствовала себя усталой, но довольной. Выходя из здания, она заметила знакомый силуэт около ворот. Это был Валерий. Увидев ее, он нетерпеливым шагом пошел к ней навстречу.
- Наконец-то! Сорок минут тебя тут жду. Не слишком уж ты заработалась для первого-то дня? – он потянулся к ней с намерением поцеловать, но она отпрянула.
- Не надо, Валер, устала. Да и мало ли кто увидит.
- Что с тобой, дорогая? – обеспокоился он.
- Что со мной? Тот же самый вопрос я хотела задать и тебе…
- Я не понял, что ты хочешь этим сказать?
- Я не намерена ничего объяснять. Мы же взрослые люди… - сказала она, отводя взгляд.
- Если я правильно тебя понимаю, ты хочешь сказать, что ничего в наших отношениях не изменится? – не поверил Валерий.
- О каких отношениях ты говоришь? Давай, не будем все усложнять, - отвечала она спокойным тоном.
- А я надеялся, что мы сможем попытаться начать все сначала…
- К чему это все? Ты же знаешь, разбитую вазу не склеить…
- Но мне показалось, что вчерашней ночью ты думала иначе.
- Ты всегда был слишком высокого мнения о себе. Ты даже предпочел скрыть от меня правду о том, что это не ты понял, что вы разные люди, что ваши с женой отношения были ошибкой. Ведь это она от тебя ушла, ведь так? – спросила она, заглянув в его глаза.
- Поражаюсь женской логике, – фыркнул он.
- Потому что это правда. – Не унималась Софья, нанося безжалостные удары по его самолюбию. - И мы оба это знаем. Только ты слишком горд, чтобы признаться в том,  что тебя бросили, как когда-то бросил меня сам. Разница только в том, что ты оставил меня с малолетней дочерью на руках. – Помолчав немного, она спросила: -  Что же ты молчишь?
- А что мне ответить? Остается только надеяться, что когда-нибудь ты передумаешь, – заявил он, но увидев реакцию Софьи, осекся. – По-крайней мере, мы могли бы остаться друзьями.
- Прощай. – Коротко бросила она ему, и быстрой походкой направилась в сторону дома.


Шестнадцатая глава.

   Стрелки часов показывали ровно десять утра, когда пронзительно заиграл какую-то незатейливую мелодию сотовый телефон Павла.
   Парень схватил подушку и закрыл ею ухо. Телефон продолжал звонить. Разъяренный Павел схватил трубку и бросил ее на кресло. На минуту телефон замолчал. Затем снова раздался сигнал. Павел рывком скинул одеяло, вскочил на ноги и в один прыжок оказался возле кресла, на котором лежал мобильный.
- Ну, кому там неймется? - гаркнул он в трубку.
- Да ладно, не ори.
   На другом конце провода оказался Максим.
- Ты чего, обалдел? На часы-то смотрел? Какого спрашивается, в такую рань названиваешь? Не спится, что ли? - разразился яростной тирадой Павел.
- Ты закончил? Теперь слушай сюда: сейчас ты приходишь в себя, быстренько поднимаешься и направляешься ко мне. Сегодня едем на пикничок!
- Какой еще пикничок? Я в четыре уснул! Вчера всю ночь в "Охоте" тусовались.
- Все по клубам лазаешь?
- Придурок ты! У нас вчера стрелка там была с люберецкими, так мы их так отмутузили, что мало не показалось. До сих пор правая рука болит. А потом, вчера еще наши ребята подъезжали - вот мы с ними до утра и зависли...
- Ладно, хорош грузить. Давай-ка собирайся, в двенадцать, чтоб был у меня. С девчонками я договорился.
- Да-а? А кто едет? - заинтересовался Паша.
- Толстый, План, ты, я, девчонка Плана и две ее подруги: Светка и Катька - Арбат помнишь?
- А, ну да, что-то вспоминаю... Ты чего, думаешь, мы их раскрутим?
- А я не думаю, я знаю! Кончай болтать. Я еду закупать горючее. Жду тебя в двенадцать!
- О кей, буду.

    Около двух часов дня молодежь уже расположилась на солнечной поляне, неподалеку от черного озера. В метрах ста от поляны простиралась темная полоса леса. День выдался знойным. В воздухе кружилась мошкара. Повсюду стоял гам от резвившихся у озера детей. Изрядно подвыпившая компания, разомлевшая на солнце, похоже, не замечала никаких неудобств.
- Пацаны! - послышался голос Максима. - Эй, мужики, заткнитесь! Я хочу сказать тост за наших дам.
- Главное, пацаны, чтобы обращение "дам" соответствовало действительности, вставил Паша, под общий смех.
- Хорош пошлить. Пьем на брудершафт! - заявил долговязый парень с прыщавым лицом, которого все звали План.
   Компания поддержала идею друга.
- Толстый, - обратился Максим к высокому плотному, с огромными плечами парню, - а тебе придется целоваться с бутылкой!
   Все, кроме Толстого рассмеялись.
- Ребят, мы со Светиком ненадолго отлучимся – как бы невзначай сообщил Павлик, обнимая за талию худенькую темноволосую девушку.
- О-о! Дело принимает серьезные обороты. Давай, Пашен, не подведи! – откликнулся       План, язвительно усмехнувшись.
- Повеселитесь на славу! – подхватил Максим.

    Стрелки на часах показывали без десяти двенадцать. Воздух наполнился приятной прохладой. Ребята и девушки были сильно пьяны.
- Толстый! А где Пахан? – спросил Максим.
- Мне так хреново! Не знаю где он. Кажется, он собирался купаться.
- Слышишь, Толстый, может, вмажемся?
- Не-э, это без меня.
- Ну, как хочешь. Пойду, найду Пашена.
    С трудом, волоча ногами, Максим направился в сторону озера. Окинув взглядом берег, и не найдя Павла, Максим извергал ругательства в его адрес. «Ну, куда этого черта понесло? В натуре, что ли купаться вздумал?» - бормотал он себе под нос. Зацепившись за кочку, он чуть было не упал, вовремя ухватившись за толстый ствол дерева. Увидев, у своих ног чей-то силуэт, Максим вздрогнул от неожиданности и попятился, ругаясь. Парень, сидевший прислонившись спиной к дереву, поднял голову и что-то пробормотал.
- Пашен, ты что ли? Оглох, что ли? Я тебя обыскался! Ну-ка вставай – Максим наклонился к другу, пытаясь поставить его на ноги.
- Чего надо? – бормотал ничего не понимающий спросонья Павел.
- Ну, резче! – прикрикнул Максим.
- Чего ты?
- Пошли, вмажемся.
- У тебя есть? – оживился Павлик, - ты гонишь!
- Дурак, что ли? Есть немного. Пацанам только не говори, обидятся.
- Слушай, мы же пили!
- Ну и что?
- Ничего не будет? Я слышал, что нельзя совмещать…
- Слушай, а ты всегда такой правильный?
- Да, как-то стремновато…
- Забей!
    Максим достал из кармана небольшой сверток, два новых шприца и зажигалку.
- Посвети, невидно ни черта! – сказал он Павлу.
    Максим несколько раз сжал руку в кулак, затем похлопал себя по руке, и, нащупав вену, быстро ввел в нее шприц.
- Тебе помочь? – обратился он к Павлу.
- Я сам. Посвети зажигалкой.
    Максим отключился практически мгновенно. По телу нахлынула волна тепла, и почти тут же он ощутил прилив энергии. Ему стало очень приятно на душе от ощущения собственного величия. Казалось, в этом мире нет ничего, что было бы неподвластно. Перед глазами проносились приятные картинки сексуального содержания. Но в какой-то момент, он с сожалением осознал,; что приятные ощущения как-то разом отступили. Его бросило в жар, к горлу подступил комок, и он почувствовал тошноту.
   Прошло около получаса. Молодые люди лежали на траве и молчали, поглощенные собственными ощущениями.
- Пойдем, искупнемся – предложил Павел.
- Ты чего? Вода ледяная.
- Да ну тебя, я пойду, окунусь.
   Павел, пошатываясь в разные стороны, поплелся к озеру. В темноте серебристая гладь воды словно приковывала его взгляд. Воздух, наполненный ночной прохладой казался ему настолько свежим, что голова шла кругом. Повсюду назойливо жужжали комары. Изредка слышался затейливый говор лягушек. Павел разделся, и с разбегу резко влетел в спокойную, как будто дремлющую воду. В тот же момент его с ног до головы словно обдало льдом. Он ощутил резкий спазм в теле: дыхание перехватило, все мышцы свело болезненной судорогой. Он хотел выбраться на берег, но тело не слушалось. В один миг оно стало мягким, как вата. От страха приближающейся гибели сознание Павла помутилось, и вместо того, чтобы плыть к берегу, он все больше заплывал в глубь. Как будто кто-то неведомый руководил в этот момент его действиями. Парню стало не по себе. Он уже не чувствовал скользкого илистого дна под ногами, а ощущал лишь дикий холод, пронизывающий насквозь его тело. Павел попытался позвать на помощь, но с ужасом осознал, что не может вымолвить ни слова, лишь беззвучно открывая рот. Собравшись с силами, он снова сделал попытку закричать, но кроме нечленораздельных звуков так и не смог ничего произнести.
   На берегу в это время производило что-то невероятное, похожее на дикую вакханалию: пьяные голоса нарушали ночной покой отвратительным ораньем пошлых песен, в кустах кого-то мутило, а в палатке раздавались многозначительные стоны – это Максим, все еще находившийся в наркотическом опьянении, развлекался с Пашиной подружкой.

   Из материалов:
«Обнаружен труп мужчины. Место нахождения – Черное озеро. На вид – 20-25 лет. Особых примет не наблюдается. В момент купания мужчина находился в алкогольном опьянении, а также под действием наркотиков (кокаиновая интоксикация)».
Заключение судебно-медицинской экспертизы:
Смерть наступила в результате передозировки наркотического вещества, которая послужила возникновению острой сердечной недостаточности.
   Позднее труп был опознан: умершим оказался Брякин П.С.,1979 года рождения.            


Семнадцатая глава.

   Крепкий сон Максима прервал назойливый телефонный звонок.
- Да, - прохрипел он в трубку.
- Здорово, Макс – послышался голос Плана.
- Привет. А который час?
- Ты уже в курсе, что Пашен утонул?
- Иди проспись, ты, наверное, бредишь после вчерашнего!
- В натуре говорю.
- Ты серьезно? Когда это произошло?
- Ты что, пикник не помнишь?
- На пикнике? Не помню… Это что, глупая шутка?
- Слушай, ты вправду не въезжаешь? Зачем мне тебя разыгрывать?
- А как это случилось? Мы что уехали, а он остался?
- Я не врублюсь, у тебя, что амнезия? Ты с его телкой, со Светкой все кадрился, а потом вы укатили на хату. Мы сначала подумали, что он с вами. Утром проснулись, поорали, никто не отозвался. Машины твоей не было. Мы прошлись по берегу – никого. Ну и уехали. А потом, Катька Светке позвонила – та и сказала, что Пашена с вами не было.
- Откуда же ты знаешь, что он утонул?
- Вот придурок! Мать его позвонила. Ей из ментуры сообщили.
- А те, откуда узнали?
- Труп нашли в озере, и одежду его, а в ней документы были…
- Я не пойму, а вы то что, одежду не видели, когда нас искали?
- Слушай, Макс, ну чего ты как имбецил, все ж с бодуна были: башка трещит, сушняк долбит – просто труба!
- Так и скажи, что не искали.
- Я смотрю, ты умный очень! Какого ж ты умотал с его девчонкой? Друг, называется, лучший!
- Да ладно, План не заводись, и так тошно. Хуже всего, что я почти ничего не помню.
- Мне самому до сих пор не верится…
- Да уж… Кстати, если кто будет спрашивать, мы не с ним были. У нас своя вылазка.
- А чего ты шифруешься?
- Да ничего. Нам морока с ментами на хрен не нужна! Я с одним делом еле отмазался… Кстати, мать его знает, что он с нами был?
- Пока нет.
- И не узнает. Я ей скажу, что мы были у Толстого на даче, а ты ребяток предупреди, чтоб  ничего лишнего не болталили.
- Ладно, черт с тобой, предупрежу. А то, и правда, в отделение затаскают.
- Вот и умница. Хороший мальчик. С меня бутылка. Ладно, пойду приму таблетку, голова раскалывается. Пока.
- Пока.
   В трубке послышались короткие гудки. Несмотря на изнуряющую головную боль, Максим встал с кровати. Остатки сна улетучились. В угрюмой задумчивости он измерял комнату  большими шагами. В голове никак не укладывалось то, что Паши уже нет в живых. Его мозг отказывался верить в суровую правду. Как это могло произойти? Он начал восстанавливать в памяти канву событий того злополучного дня. Он вдруг вспомнил, как  предложил Павлу уколоться. Вспомнил, что тот отказывался… Но ведь они и раньше баловались, только использовали более легкие вещества. Он вспомнил также, что Павел собрался искупаться и звал его с собой. Почему он не отговорил его от этой нелепой затеи? Выстраивая в голове логическую цепочку, он все больше чувствовал себя виновным в смерти друга. Конечно, он мог уберечь его, не допустить его нелепой гибели, но в тот момент он был поглощен  новизной собственных ощущений.
«С этим, определено, надо завязывать!» - думал он, зарекаясь, что больше никогда не будет колоться. Как таковой зависимости он еще не чувствовал, но понимал, что еще немного и он уже не сможет самостоятельно отказаться от острых ощущений.
Мысль о том, что вина в смерти друга лежит на нем, не покидала его вот уже несколько дней. Она лежала на сердце тяжким грузом. Он много раз прокручивал эту ситуацию в памяти и каждый раз придумывал все новые способы, чтобы не допустить гибели Павла. И каждый раз, он убеждал себя в том, что это нелепая случайность, которой можно было избежать. Радовало лишь одно: никто и не мог себе представить, что творится у него в душе. Все посчитали смерть Павла несчастным случаем, но он то знал, что, если бы он не предложил ему уколоться, то, скорее всего, ничего подобного не произошло. От этой мысли он начинал ненавидеть себя и в сердцах поклялся себе, что никогда никому не расскажет о своих переживаниях.

Восемнадцатая глава.

   День выдался пасмурным, хмурым. Небо сплошь покрылось огромными тучами, изредка накрапывал мелкий дождь.
   Максим вышел из подъезда и направился к машине.
«Черт, забыл ключи» - пронеслось у него в голове. Пришлось вернуться домой. День обещал быть тяжелым: сегодня хоронили Павла. Мысли у Максима путались, он был не сосредоточенным. Парень выжал педаль газа, и машина с ревом рванула с места. Он ехал быстрее обычного, несмотря на  промокшую от дождя дорогу. На кольце он попал в пробку: «только бы они дождались» - думал он. Подъезжая к церкви Сергия Радонежского, он увидел знакомые машины: «успел» - облегченно вздохнул Максим. В церковь зайти он не решился: остался ждать снаружи. Время шло медленно. Скучающим взглядом он смотрел по сторонам, пытаясь скоротать томительное ожидание. Внимание его привлекла старушка, одиноко стоявшая возле церковных ворот. Он пошарил в карманах, в поисках мелочи, и одолеваемый неведомым ранее чувством жалости, направился к ней. Подойдя совсем близко, он отшатнулся, увидев пустые глазницы: сомнения не было – старуха была слепая. Он вложил ей в руку монеты и хотел, было уйти, но та поймала его за палец и дрожащим старческим голосом проговорила:
- Берегись, беда над тобою висит! Смерть на тебе.
- Да вы что, с ума сошли! Я вам деньги даю, а вы мне гадости говорите! – Возмутился Максим.
- Покаяться тебе надо, сынок. Проклятие матери имеет крепкую силу.
С этими словами она отпустила его палец и пошла прочь. Кузнецов застыл в оцепенении. Он захотел остановить ее и выяснить, откуда она знает про смерть, про проклятие? Ведь то, что она говорила, не может быть старческим бредом. А может, имеет место какое-то нелепое, чудовищное совпадение? Он направился за ней, но догнать не успел: кто-то окликнул его. Это была мама Павла. Процессия была в сборе, нужно было отправляться. Кузнецов сел за руль, его била нервная дрожь. Он старался ехать как можно аккуратнее. Наконец, они добрались до кладбища. Послышался гром, за которым последовал сильный ливень. Максим вышел из машины. Ему, как близкому другу, поручили нести крышку от гроба. Бросив быстрый взгляд на покойного, он оторопел: у него появилось ощущение, что это не Павел. Человек, лежавший в гробу, был в жутком состоянии. Смерть исказила его черты до неузнаваемости. Максим не был чересчур впечатлительным, но сейчас, увиденное повергло его в ужас. Он представил себя на месте Павла. Ему стало не по себе от собственных мыслей.
- Максим, не спи, у нас мало времени, - донесся чей-то женский голос.
   Процессия направилась вглубь кладбища.
- Давайте побыстрее! Покойный уже весь намок, да и мы все насквозь…, - послышался все тот же голос.
- Все не слава Богу! –  уставшим голосом воскликнула мать Павла.
Максим ускорил шаг. Неожиданно он почувствовал, что его правая нога все больше утопает в скользкой слякоти. Он попытался удержать равновесие, но с ужасом осознал, что ноги его разъезжаются, и он вот-вот упадет в грязь. Все происходило, как в замедленной съемке. Парень постарался вывернуться так, чтобы крышка гроба пострадала менее всего, и при падении она накрыла его сверху.
- О Господи! Да что же это такое! – зарыдала мать умершего.
- Ой, как нехорошо! – раздался шепот с задних рядов. – Будет еще гроб!
- Сплюнь! Господи, помилуй!
- Максим, все в порядке с тобой? – спросил отец Павла.
- В порядке, вот только крышка немного испачкалась.
- Она не сломалась, посмотри, трещин нет?
- Нет, цела.
- Ну, слава Богу!
   Наконец, они добрались до места, - там, утомленные могильщики уже закончили свою работу. Дождь лил все сильнее. Прощаться с покойным пришлось быстро. Когда очередь дошла до Кузнецова, он, поборов в себе чувство страха и одновременно брезгливости по отношению к покойнику, быстро поцеловал его в венчик и отошел в сторону. В этот миг раздался дикий вопль, похожий на вой. Кричала мать Павла. Обезумев от горя, она бросилась на тело сына и залилась слезами. Ее подхватили под руки, пытаясь оттащить от гроба
- Па-а-шенька! На кого ты меня по-о-о-ки-нул! – пронзительно кричала она, так, что присутствующим становилось жутко.
- Ну, что, будем погружать? – робко спросил один из могильщиков.
- Давайте, ребята – глухо ответил отец. Подойдя к жене, он крепко обнял ее и зашептал что-то на ухо, но та похоже не слышала его, сотрясаясь всем телом от рыданий.
   Дождь потихоньку успокаивался. Все стояли молча, лишь изредка всхлипывала убитая горем мать, которая нашла временное утешение в крепких объятиях мужа. Гулким эхом отзывался монотонный стук молотка, вгоняющего в мягкую крышку гроба острые гвозди.
- Ну, все, опускаем, - тихонько сказал один из могильщиков.
- Не-ет! – завизжала мать покойного. – Не отдам!
Голос женщины прозвучал настолько неожиданно и пронзительно, что Максим невольно вздрогнул и поморщился.
- Павлушенька! Сыночек мой милый! Никому тебя не отдам!
Женщина стремительно бросилась к яме. Муж, мгновенно отреагировав, подхватил ее под локоть: еще одно мгновение и она упала бы вниз.
- Кто-нибудь, дайте успокоительного! – воззвал к помощи муж.
- Пустите меня! – не унималась мать.
«Ну, вот все и закончилось» - подумал Максим, вздохнув с заметным облегчением.


Девятнадцатая глава.

   Максим припарковал машину к обочине. В эту ночь он почти не сомкнул глаз и поэтому чувствовал себя отвратительно. С самого утра его донимала слабость и головная боль. Вылезая из машины, он ощутил, как перед глазами замелькали черные круги. Он сделал серию глубоких вдохов, закрыл автомобиль и направился к подъезду. Нажав с детства знакомую выжженную кнопку тринадцатого этажа, он вдруг вспомнил, как давно он не был в гостях у Брякиных. С тех пор как умер Павел, он ни разу не заходил и даже не звонил. Но сегодня был особый случай: сорок дней, как умер его друг. И хотя, у Кузнецова не было настроения снова созерцать скорбящих родственников покойного, он боролся с собой, мысленно осуждая свое поведение. Больше всего в этот момент он боялся, что на него снова нахлынут тревожные воспоминания и чувство вины, которое он пытался загнать вглубь себя, так как освободиться от него ему не представлялось возможным. Подойдя к двери, он ожидал, что ему откроет мать умершего, но с удивлением отметил, что ошибся: дверь открыла незнакомая женщина. Примерно с полминуты они стояли молча, и оглядывали друг друга, затем она, словно спохватившись, поздоровалась и пригласила Максима войти.
   В гостиной собралось много народу. Половину из присутствующих Максим не видел даже на похоронах. Сидящие за столом постоянно наполняли свои бокалы, похоже, забыв о цели своего прихода. Максим в очередной раз выразил свои соболезнования близким родственникам друга и собрался уйти.
- Максим, ты уже уезжаешь? – поинтересовался Сергей Валентинович – отец Павла.
- Да, пожалуй, поеду. Голова что-то с утра раскалывается.
- Так ты выпей, и все пройдет!
- Спасибо, не могу, я за рулем.
- Понятно…Слушай, Максимка, будь другом, подкинь ребят до метро, а то они хватили лишнего…
- Конечно, дядя Сережа. Вы скажите им, чтобы они собирались, а я пойду пока машину разогрею.
- Спасибо, сынок.
   Кузнецов попрощался с гостями и направился к выходу. Оказавшись на лестничной клетке, он почувствовал заметное облегчение. Ему показалось, будто с его плеч свалился неимоверно тяжелый груз, который он носил вот уже больше месяца. Он вошел в кабину лифта. Двери с шумом захлопнулись. Максим почувствовал, как внутри него снова зарождается чувство необъяснимой тревоги. Кабина показалась ему какой-то зловещей, хотя у него никогда не было фобии замкнутого пространства. Он нетерпеливо нажал на кнопку «1». Лифт ехал лишь несколько секунд, затем послышался треск. Кузнецов не успел понять, что происходит, когда кабина с огромной скоростью полетела вниз. «Это конец» -  лишь пронеслось в голове у парня. В считанные секунды он почувствовал животный страх перед смертью…На лестничной клетке раздался сильный грохот. Несколько людей повыскакивало из своих квартир. На лицах людей читался лишь один вопрос: «что же, в конце концов, происходит?»

Двадцатая глава.

- Скорее! Скорую!
   Максим был без сознания. Он лежал неподвижно. На лице его застыло выражение испуга. Изо рта бежала алая струйка крови.
- У него внутреннее кровотечение! И возможно, несколько переломов, - послышался чей-то голос.
   Для Максима потерялось ощущение времени. Он не чувствовал более ни боли, ни дискомфорта, и даже страх куда-то отступил. Перед глазами возник длинный темный тоннель. Максим двигался по нему настолько стремительно, что в какой-то момент ему показалось, что уже никто не сможет его удержать, вернуть назад, - да и не хотел он возвращаться обратно. Ему было так легко… Где-то вдалеке возникла маленькая светящаяся точечка. Она напоминала светлячка. По мере продвижения вперед точка увеличивалась в размерах. В считанные секунды она заполнила все пространство, и свет, казалось, поглотил Максима целиком. Ему стало невыносимо жарко. Перед глазами с невиданной скоростью проносились картинки. Вот он совсем маленький сидит на коленях у мамы, которая читает ему интересную сказку. Вот он бежит навстречу отцу, спотыкается и падает со всего маху; вот он стоит у доски и краснеет от того, что не может ответить на вопрос учителя, потому что не выучил урок, а ребята смеются… Вот он первый раз несмело целует долговязую веснушчатую девчонку, которая была старше на целых два года… Внезапно все оборвалось и возникли другие картинки, которые более не вызывали трепета, а скорее казались ужасными: он видит Павла, склонившегося над Оксаной, которая лежит без сознания. Одежда на ее теле порвана в клочья. Красивые локоны длинных волос разметались по полу и смешались с грязью. Он берет сигарету и прижигает ее о тело девушки. Оксана откликается слабым стоном. Он снова повторяет свой жуткий ритуал: девушка приходит в себя, начинает плакать, просить о помощи. Максиму становится жаль ее. Он окликает Павла. Тот оборачивается и смотрит на Максима пустыми глазницами и шевелит губами, повторяя единственную фразу: «Это ты виноват! Ты виноват!»
   Внезапно все исчезло и до сознания Кузнецова стали долетать отрывки чьих-то фраз:
- Сообщите все сведения, которые вам известны.
- Кузнецов Максим. Возраст, по-моему, двадцать один год. Множественные травмы: черепно-мозговая и несколько переломов.
- Бедный парень, возможно, он больше никогда не встанет: у него явно в нескольких местах сломан позвоночник!
- Уточните домашний адрес, чтобы можно было связаться с родственниками…
«Я жив…» - пронеслось в его голове. Одновременно с этим он почувствовал невыносимую боль. Казалось, на теле не осталось ни одного места, которое бы не болело.
- Он пришел в себя, - воскликнула молоденькая медсестра.




Двадцать первая глава.
   
   Темная безлунная ночь окутала город. Только что прошел сильный дождь: повсюду появились огромные лужи. Пахло сыростью. Максим надел темно-серый костюм, уложил волосы и направился к выходу.
«Опаздывать нельзя, - вспомнил он, - не дождется».
- Ма, я ушел – крикнул он на ходу, захлопывая входную дверь.
   Он разглядел Пашу еще издалека. «Странно, как-то, - подумал Кузнецов. – И чего это мы оба вырядились в костюмы. Ладно я, но ведь Пашен не предпочитает подобный стиль… А костюм этот я где-то видел… Стоп! … Мы же его хоронили в нем! Кто это там с ним идет? Леха? Боже мой!»
Максим сделал несколько шагов назад. Ребята увидели его и направились к нему. Максиму стало не по себе: он судорожно сглотнул, развернулся в обратном направлении и сделал попытку убежать, но ноги не послушались. Тогда он  резко рванулся вперед всем телом, поскользнулся и упал лицом в лужу. Сзади послышался смех, который постепенно перешел в дикий хохот, длившийся нескончаемо долго, а потом понемногу начал затихать и вскоре воцарилась тишина.
- Максим! – послышался женский голос, звучавший неподалеку.
«Кто это? – пронеслось у него в голове – Тут никого нет!» Он огляделся вокруг.
- Я тут – прозвучал все тот же голос у самого уха парня.
Кузнецов увидел чей-то темный силуэт рядом с собой. Как не пытался он рассмотреть кто это, все было тщетно.
- Кто ты? – недоумевал Максим.
- Вставай! – настойчиво потребовала незнакомка, проигнорировав вопрос.
Максим достал из кармана зажигалку, чтобы лучше рассмотреть девушку, но тут же выпустил ее из рук. Перед ним стояла Оксана, бледнолицая и абсолютно нагая. Лицо Максима исказила гримаса ужаса. Девушка улыбнулась ему и протянула свою руку…
   На какой-то миг Максим пришел в сознание. Леденящий ужас от только что увиденного кошмара сковал все его тело. Холодный липкий пот покрывал его с головы до ног. Кузнецов попытался пошевелиться: но не смог. Стремительная резкая боль пронзила все его существо так сильно, что он вскрикнул. Целый водоворот мыслей закрутился в его воспаленном мозгу. Глаза медленно заскользили по грязно-зеленым стенам больничной палаты. С немалой долей удивления он обнаружил, что находится здесь не один. В углу палаты, в коричневом кресле из кожзаменителя, сжавшись в клубок, спала его мать. Такой маленькой, жалкой и несчастной он видел ее впервые. Ему ужасно не хотелось тревожить ее неспокойный, поверхностный сон, но в горле его саднило от нестерпимой жажды. Он сделал глотательное движение, которое спровоцировало приступ сухого кашля, отозвавшегося болью в разных частях тела. Женщина, спящая в углу, открыла глаза. На ее болезненно-бледном лице отразилось облегчение, когда она увидела сына, пришедшим в себя.
- Мам, дай попить, - попросил Максим.
   Растроганная мать заплакала. Она уже так давно не слышала это нежное теплое слово «мама».
- Как ты себя чувствуешь, Максимушка? – спросила она, срывающимся голосом, поднося к губам сына поильник.
«Она так постарела – подумал он, - на лице столько глубоких морщин! У нее слишком много забот. Во многом виноват я…»
- Мам, у меня к тебе огромная просьба. Обещай, что выполнишь!
- Постараюсь. – С нежностью в голосе ответила мать.
- Не знаю как начать… Короче, я   хотел бы увидеть ту женщину…Ну, ту, которая является матерью умершей девчонки. Если это, конечно, возможно…
- Ты с ума сошел? Я поняла, ты бредишь! Сейчас позову медсестру.
- Останься. Я в здравом уме.
- Но это же безумие!
- Я знаю, но я должен попросить у нее прощенье…
-  О чем ты говоришь, как может простить тебя мать, у которой вы отняли единственное дитя!
   После продолжительной паузы, Максим произнес:
- Она мне снится.
- Кто?
- Та девушка.
- Ох, натворили вы делов! – запричитала женщина.
- Тебе стыдно за меня, да?
- Да, стыдно, стыдно! Как мне смотреть в глаза людям? Кто мой сын – насильник, изувер?! Я до сих пор не могу привыкнуть к этой мысли! Отец в предынфарктном состоянии! Тебе ведь на все наплевать, ты ни разу не поинтересовался, как мы живем, как мы себя чувствуем. Живешь своей жизнью. А если бы отец не достал тогда денег, ты бы сейчас сидел, как и Вадим! Может, тогда бы извлек для себя хоть какой-то урок!
   Она еще долго и много говорила. Максим слушал и молчал, но в какой-то момент, казалось, он потерял терпение и закричал не своим голосом:
- Уходи! Не хочу больше никого видеть!!! Оставьте меня в покое! – не в силах больше сдерживаться парень зарыдал.
   Женщина изумленно посмотрела на сына и виновато проговорила:
- Сынок, прости меня! Не знаю, что на меня нашло. Тебе сейчас нельзя волноваться…
- Прости…Прости меня, если сможешь… Только, уйди, пожалуйста! - сдавленно и тихо проговорил сын.
   В этот момент он отдал бы все, чтобы у него была возможность уйти, скрыться от пытливых глаз матери. Ему было невероятно стыдно за то, что он – мужчина проявляет столь непозволительную слабость. Мать почему-то не уходила. Видя смятение сына, она попыталась его успокоить. Присев на краешек кровати, она прошептала:
- Хорошо, мальчик мой, я попытаюсь сделать все, что в моих силах. Я поговорю с этой женщиной…
- Спасибо, мама! Я люблю тебя! – по щекам парня струились слезы. Ему больше не было стыдно. Ему казалось, что никогда раньше они не были настолько близки с матерью, как сейчас, и от этого ощущения на душе становилось легче и спокойнее. Он протянул руку, чтобы обнять мать, растроганную необычным поведением сына, и беспрестанно хлюпающую носом. Мать с жалостью посмотрела на сына, закованного в гипс, взяла его за единственную здоровую руку, и нежно с осторожностью, чтобы не причинить ему боли, прижалась к его груди.


Двадцать вторая  глава.

   Максим почувствовал чей-то пристальный взгляд на себе и открыл глаза. Увидев перед собой долгожданную гостью, он неожиданно для себя испытал смущение. Молчание длилось непозволительно долго. Кузнецов понимал, что ему необходимо начать разговор, так как Ливанова не проявляла инициативу, но язык, словно приклеившись к небу, отказывался слушаться. Под пристальным, немигающим взглядом ее глаз, Максим ощутил, как краска неловкости заливает его лицо.
- Спасибо, что согласились прийти… - выдавил, наконец, из себя парень.
- В этом заслуга твоей матери, - бесстрастным голосом ответила женщина.
- Вы не представляете, как много мне нужно вам сказать!
- А кто тебе сказал, что я хочу тебя слушать? – перебила Софья Андреевна. – Да, и что это вдруг на «Вы»? Ты, помнится, раньше по-другому меня называл!
- Я… Мне очень жаль…
- А мне очень жаль, что ты не сдох! – прозвучал ее голос, переполняемый ненавистью. – Хотя, может, и к лучшему, что выжил: слишком легкая смерть!
- Я могу себе представить, что вы чувствуете ко мне…
- Не-ет. Этого представить ты не сможешь никогда. А знаешь, почему?
Максим молчал.
- Потому что у тебя нет детей. Надеюсь, и не будет. Таким выродкам противопоказано их иметь! Зачем плодить себе подобных?
- Может быть, вы все-таки захотите выслушать меня? – снова попытался объясниться Максим. – Если бы время можно было повернуть вспять, все было бы иначе…
- О чем ты? Ты полон иллюзий.
- Я понимаю, что мне нет прощения. То зло, которое мы причинили вашей дочери…
Ливанова сделала отгораживающий жест рукой, давая понять, что она не хочет больше говорить на эту тему, но Максим продолжал:
- …Мы причинили зло и вам, и это не искупится красивыми банальными фразами. И все-таки, я раскаиваюсь в содеянном. Поверьте, я достаточно поплатился: потерял друзей, уважение близких…
- Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу ваши раскаяния…
- Простите меня… - по щекам парня потекли быстрые струи слез.
- Бог тебе судья! – проговорила Ливанова тихим голосом, отвернулась и направилась к двери.
- Конечно, я не смог бы полностью искупить свою вину, возможно, даже ценой своей жизни…
Ливанова остановилась. Обернувшись, она пристально посмотрела в его глаза.
- В вашем взгляде читается лишь одно желание: вы хотите моей смерти. В свою очередь, я могу подсказать вам один верный способ… Как вы, наверное, успели заметить, я подключен к аппарату… - парень испытывающее посмотрел на женщину и продолжил – Если повернуть вон тот рычажок…
- Грех на душу я брать не буду! – отрезала Ливанова.
- Это не грех.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Ливанова не выдержала и произнесла:
- Да, ты абсолютно прав, я действительно хотела бы видеть тебя мертвым… Но неужели тебе не хочется жить? Сколько тебе лет? Двадцать, двадцать один, двадцать два?
- Какое это имеет значение. У меня травма позвоночника, разрывы внутренних органов. Я слышал разговор, из которого понял, что вряд ли когда либо встану… Ну, что, вы довольны? Так торжествуйте! Что же вы молчите, вы не рады? Разве не такой участи вы желали нам – тем, кто лишил вас дочери?
Ливанова стояла с ничего не выражающим лицом и молчала.
- Неужели вам меня жалко? – недоумевал Максим. – Я не хочу быть калекой!! Умоляю вас, помогите мне…!
   Софья Андреевна отрешенно смотрела в окно. Казалось, она больше не слушает Максима. Погруженная в свои мысли, она стояла неподвижно, каменное выражение лица смягчилось, некогда сухие глаза увлажнились от слез. Она не знала, сколько времени провела в палате. Медленно развернувшись, бросив последний взгляд на больничную койку, скользнув глазами по неподвижно лежащему Максиму, она направилась к двери. Идя по длинному больничному холлу, она полностью отдалась стремительному потоку невеселых мыслей. Пройдя несколько шагов, она остановилась и обернулась назад:
- Все кончено – произнесла она упавшим голосом и направилась к выходу.