И в ораторию небес... - из писем в облака

Здравствуй!
… На этот раз брусничная скала встретила меня сонно. Вечерний закатный туман зачем-то звал меня в самую глубину наскального леса. Он словно подталкивал меня… Словно говорил:
    - Иди, иди… И увидишь…
    - Я из-за тебя уже ягод не вижу, и грибы исчезли совсем… - отмахнулась я от тумана.
    - Иди, иди, - не обращая внимания на моё негодованье, нашёптывал туман.
    Я уже хотела совсем рассердиться и уйти со скалы. Сколько можно! Что ни гриб, то поганка… И уже вышла на широкую тропу спуска, как вдруг услышала треск ветвей… Машинально спряталась за широкий ствол сосны. По валежнику шёл человек. Если бы он был с корзинкой… или рюкзаком… или пакетом, я бы не испугалось. Понятно, грибники и ягодники ходят везде. Но он был без ничего. И  будто лес был его домом… и он шёл к себе домой… Он будто шёл по двору, а не глухому лесу…
     Я подождала, когда его фигура отдалится, и снова направилась к спуску со скалы. Но тут, как назло, на пути попался приподнятый комок мха, а под ним весело козырнул мне ободком бордовой шляпки свежий боровик. А дальше – ещё сразу два молодых подосиновика… Так, увлёкшись, я не заметила, как потеряла дорогу. И ещё белый гриб нашла…
   Поднимаю глаза – а рядом странное лесное строение. На вкопанных столбиках – обрывки материи вместо стен. Что-то вроде плёнки вместо крыши… На пеньках и брёвнах вкруг костра сидели люди. Три мужика в неприметной одежде. В одном из них я узнала того, кто только что проходил мимо.
     Бездомные, отметила про себя. Тупо выживают в лесу… Мужики на костре в котелке варили грибную похлёбку. Тот, которого я только что видела на тропе, достал из бокового кармана штанины бутылку водки и стал разливать в пластиковые стаканчики. При этом, с долей грустной иронии в голосе произнёс:
    - Без бутылки понять всё это сложно… Три года за стихи отсидел… А это сейчас вот выкатилось…
   Вынул блокнот из бокового кармана другой штанины и стал читать чуть хрипловатым, но вполне поставленным голосом:

   Прожженная до основанья жизнь
Подбрасывает, в пень вбивая и колеча…
И тяжесть птицей грузною сжимает плечи,
 И ветер скошенный из недалеча
К траве прибьёт и выплеснет:
  - Ложись!...
Я вскину голову и в ораторию небес,
В литавры лёгких ударяя, крикну:
   - Паша великий! Не руби мой лес! -
И всхлипнет скрипка,
И зайдётся хрипом…

… Потрясённая услышанным, погружаясь в туман, я отступала медленно, пытаясь ничем себя не обнаружить… Где-то рубили сосну… Звуком топора больно отзывались только что услышанные строки стихов бездомного отсидевшего поэта… Солнце окончательно провалилось в маренговый туман. Пошёл дождь. Внезапно стемнело. Неведомыми путями я снова оказалась у знакомого спуска со скалы и поспешила домой…
    На следующий день я снова гуляла в лесу. Снова набрела на то оборванное убежище. Оно было абсолютно безжизненным. Никаких признаков ночного костра. Ничего не напоминало о людях, сидевших на брёвнах… Наверное,  мне всё это привиделось, подумала я. Просто хочется наделять людей чем-то воображаемо высоким и красивым… Даже совсем  опустившихся людей… Но вдруг, потянувшись за молодым подосиновиком, я увидела  листочек блокнота и размытые дождём строчки. Только две из них удалось разобрать:

 Я вскину голову и в ораторию небес,
В литавры лёгких ударяя, крикну…

До свидания!