Дневник 100. Батлер. Саша Быков

Сашу Быкова (Батлер) я почти сразу ощутил ВСЕГО как человека, перебирающего руками грани речного камушка, зорко и любовно рассматривающего только ему видимое. Его поэтические руки частенько перебирают пальцами жерновки, камушки, цветы, шишки, кусочки коры, стебли трав… Тактильные ощущения есть один из мощных источников его вдохновения. «Я трогаю руками это мир. Холодной гранью, линией живой так нестерпимо памятен и мил, он весь как будто вновь изваян мной» - такие строки Алексея Прасолова догнали сейчас меня в нащупывании особинок поэта Саши Быкова.

Моё первое ощущение после прочитанных стихотворений абсолютно совпало с лицезрением их купания с Женей Пышкиным на моём любимом Опуске, местечке у реки Вель с высоченным берегом и живописнейшими пейзажами. Тогда я сразу, придя домой, написал:
«Белая высокая рептилия  брела по реке. Она была так простодушна  в нащупывающем какие-то первосмыслы движении и озирании. Рептилия волокла свое отражение на каменистом дне. 
В солнышко завернутые камни и камушки. Зеленые водоросли, ласкающие золотые песочные проплешины. Рассыпающиеся веером эскадрильи мальков.
Рептилия близоруко щурилась и двигалась по реке с улыбкой существа, делающего первые шаги по земле после тяжелой болезни.
Ее движению не хватало наклона, противостоящего течению реки. Потому казалось, что она вот-вот упадет. Она была боязно прямо открыта потоку, течению, основе основ. Слабые, но широкие плечи безоружно и неловко выступали над водой, им не хватало мощи устремленности вперед, мужского напряжения, мышечного завива.
И когда существо село в воду и стало что-то искать в воде, оно покачнулось и едва устояло на ногах.
В руках белого гиганта сверкнул большой камень. Гигант многодумно наклонился над ним и долго рассматривал его, закрыв булыжник черными рассыпавшимися волосами.
Первый неловкий бросок, и сверкающие брызги живописали на лице широкую детскую улыбку. Неторопливые, осторожные приседания извлекали со дна новые и новые камни, и они обрушивались раз за разом в воду, вызывая в рептилии радостные причмокивания, сопение, фырканья.
Пресытившись каменной забавой, белая гора наклонилась вперед и опустила длинные передние конечности в поток. Тело сразу стало послушней. Над водой возвышалась только голова с густой шевелюрой. Голова приближалась к берегу, а за ней извивался белый подвижный остов.
У выхода на берег рептилия замерла на мгновение, а потом резко выбросила конечности и шарахнула гигантским туловом у моих ног.
 - Ну тебя, наболесь, Саня! Напугал, дурак, – упрекнул я разыгравшегося товарища и аккуратно снял с себя десятого клеща, веселого, просвеченного солнцем и совсем не страшного».
А Саша написал вслед велосипедной прогулке стихотворение:

Продолжение

Без кручины гладкая река
Движется в отмеренном ей русле,
Отражая ельник, облака,
Острую осоку, мотылька…
И тебя она в число их впустит.
Иду в реке,
Влеку отражение
Над каменистым дном.

В одном из июней, в одном
Из дней.

С погрешностью
В тысячи лет.

Мне зазорно, что не знаю
Названия растения с мелкими желтыми цветами.
Но отрадно неведение.

Велосипеды, машины,
Люди в яркой одежде
Явились в быт леса
Неопределенно.

Дорожка
В упругом покрывале хвои
Готова исчезнуть,
Когда лес сомкнется за всеми,
Словно море
За Моисеем.

И река будет продолжать движение,
Безымянные цветочки — желтеть,
Мошки — толочь воздух,
Пропитанный духом смолы,
Запахом ила,
Цветением, дыханием.

Продолжением.

Саше моя «рецензия» не понравилась, он убрал её. Я четко понимаю – почему.
А мне именно эта живая, чуть домысленная воображением зарисовка нравится.
Ещё раньше, когда Саша оставил мне диск со своими фотографиями московских люков, решеток, окон, я только утвердился в образе «поэтического волшебника», любовно держащего весь мир в руках, перебирающего его как чётки, по-новому зрящего его и талантливо необыкновенно описывающего. Прикосновения рук к подоконнику может вызвать в нем удивительные строки.
…А фотографии московских люков – талантливы, как талантливы многие другие его снимки. Саша – художник. График, как мне кажется, прежде всего. Во всяком случае, читая его, я «вижу в его руках» карандаш, угольки, мелок… Мне сейчас припоминается какой-то японский график. Кажется, это Тадасигэ Оно.
Созерцательность, присущая человеку Востока, близка и Александру Быкову.

***

Там, на полной Луне

Там, на полной Луне, на зависшей Луне
что как череп кругла,
голуба и хрустальна,

Там, на вытертой бархатом
легкой Луне,
чей обветрен узорчатый
пламенный
мрамор,

Есть как будто бы место душе,
там, в зрачке,
где растет вниз колоннами
здание лунного храма,

там, на ней
вдруг ты видишь от точки до точки —
почерк
птицы летящей
в колосящейся
тишине

***

не выцветает

И этот
вечер будет вечен,
настоящий и мифический,
словно
золото инков.

И в сборнике нелепых афоризмов -
рассвет фонем.

Высыпь жемчуга на прилавок,
раздай безвозмездно,
сирень, левкой.

Все проходит, но в груди
не выцветает
заря.

Я люблю в его стихах небо. Вижу его стоящим у окна в маминой квартире на Дзержинского нашего Вельска. Квадрат окна многое открывает его чуткому художественному взгляду. Вспыхнувшая на фоне заходящего солнца птица, росчерк самолета, силуэт ветки тополя, причудливая форма облака – всё это и другое подаётся им исключительно талантливо, неповторимо. Земля с его «зернами» поэзии и небо – такова вертикаль его поэзии. От тактильных ощущений – до лицезрения горних высот.

летняя ночь…
чудится, что это и есть амнезия.
казалось бы, без оснований,
но тогда о чем эти звезды?!

тогда о чем эти звезды,
рассыпчатый мятлик,
темная мята,
клевер, полынь, тысячелистник,
резная резеда, резеда, резеда?

сиреневые созвездия
движутся и не проходят,
растопыренные пясти,
изумленные объективы,
клюква магических кракенов,
астральная аксиоматика.

летняя ночь
на цветущей пустыне земли

А еще он очень любит, подложив под пышную шевелюру голову руку, вольно развалившись на диване, пофилософствовать. Он многое знает, много прочитал, у него свой взгляд на многие вещи. И, если дать себе труд послушать его, его это заводит, и тогда он очень хорош в размышлениях о книге, событии, языке…

в зеркале юной весны -
отражение осени,
темные кольчуги листьев,
грубые ветки коры,

встань со мной рядом, лоб приложи к стеклу,
смотри, как молчат кусты,

что вдохновит меня сочинить
неубедительно прозвучащий,
зато иронический панегирик
нашей пространной, как ты понимаешь,
философии.

не говори мне о дружбе,
не надо,
это как тяжба, словно игра,
шутка не в том, -
я так и не понял, кем
прервано опоздание
на этот
ушедший поезд.

Человеку вдумчивому, созерцательному я очень советую сходить на страничку Батлера (Александра Быкова).