Глава шестая Судный день

А на утро, в день суда,
Из пещеры крик, ругня –
Это наш Адам проспался
И опять с утра нажрался.

«Да-а, зарекалась свинья,
Что не будет, есть дерьма,
Но вот по двору бежит,
А на пути аж два лежит…»

Улеглась в пещере драчка,
Воцарились мир, покой.
С нетерпеньем ожидаем
Выход пары молодой.

Чинно вышли молодые,
Рука об руку идут,
Лучезарные улыбки
Всем прохожим раздают.

Мы последуем за ними
От пещеры прямо в Суд:
Освещать процесс судебный,
Там события нас ждут.

Первым в Суд вошёл Адам,
А уже за ним – мадам.
Мы от них не отстаём,
Репортаж для вас ведём.

Еву сдал он с потрохами,
Вот тебе и муженёк!
На расправу ранним утром
В Суд жену он приволок.

Лишь порог переступил –
Сразу Богу заявил:
«Невиновен, Боже, я,
А виновница – жена,
С Гадом спуталась она.

Вот улики: юбка-мини,
Из змеиной чешуи,
И ещё – большая фляга,
Полна пенистой воды.

Правда, «щас» она пустая,
Прежде чем сюда прийти,
Я проделал экспертизу
Этой пенистой воды.

И проверка показала:
Та же гадость, что вчера,
И симптомы повторились,
Вон – морда красная с утра.

Так что ты, Господь, прости,
Чёрт-те что могу нести».

Бог рукой махнул:
«Свободен!»
(Мол, в сторонку отойди).
«А ты, Ева, подойди».

Подошла, стоит красотка,
Сильно выпятив живот;
А живот такой огромный,
Не иначе двойню ждёт.

Глянул Боже на простушку:
«С прибавлением тебя!»
Боже даже прослезился:
«Надо ж! Дедом стану Я!»

Ну, а сам чуть не хохочет,
Кулачищем рот зажал,
Подавил-таки смешинку,
И серьёзно ей сказал:

«И зачем же ты, девчушка,
К животу тулишь подушку?
Ну-ка живо убери!
И нормальный вид прими!»

Ева бедная смутилась,
Покраснела от стыда,
Пояс тут же распустила
И… подушку «родила».

Бог воззрился на Адама:
«Эх ты дурья голова!
Что б избегнуть наказанья,
Обмануть решил меня.

Что сказать? Сплошной позор! –
Вот тебе мой приговор.

Сам ты всё усугубляешь,
Да и Еву подставляешь…

А Я хотел тебя простить,
Для острастки пожурить,
Испытательный дать срок
И иди, гуляй сынок.

Ну а ты? Пёс шелудивый!
Всё испортить норовишь,
Всякий раз юлишь, юлишь;
Так, в конце концов, сынуля,
Сам себя перехитришь.

Стал Господь мрачнее тучи,
Вид свирепейший принял:
«А теперь о самом главном,
Для чего Я вас позвал.

Кто из вас запрет нарушил?
Кто плоды все оборвал?
Что молчите? Отвечайте!
Может это ты, Адам?»

Бог приблизился к Адаму –
Тот дар речи потерял:
Челюсть нижняя отвисла,
Заикаться стал Адам.

Бог кричит, слюною брызжет,
На испуг его берёт,
А Адам – ни жив, ни мёртв,
Ткни в него – и дух пойдёт.

Смотрит Ева – плохо дело,
Разошёлся старикан,
Защитить решила мужа
Наша кроткая мадам:

«Тише, тише, Вы папаня,
Ну, зачем же так орать?
От волнения такого
Вас «Кондратий» может взять».

Бог опешил: «Что такое?
Что за речи слышу Я?
Не родился тот «Кондрашка»,
Что бы в гроб вогнать меня!»

А лукавая девица
Видит: «пар» почти сошёл;
Бог уже, вполне, спокоен,
Чтоб начать с ним разговор.

Пала Ева на колени,
Вид смиренный приняла:
«Сделать я хочу признанье:
Виноград сорвала я…

Боже, пред тобою мы не вины,
Не вкушали сих плодов,
Я с них сок лишь надавила
И сбродила на вино.

А вино, какой же плод?
Так, под градусом компот.
Ты сказал: «Всё можно пить»;
Так за что же нас судить?»

«Да-а… Действительно, за что?»
Бог задумался: «За то-о-о-о…»
А пока тянул ОН «О-о-о-о …»
Посетила мысль ЕГО:

«Не девчонка, а чертовка,
Задурила старика;
Ишь, как ловко повернула:
И вина, мол, не вина.

Неужели это пойло
Ей прибавило ума?
Если так, и мне не лишне
Дёрнуть стопочку вина.

Как там Ева говорила:
«Подавить, потом сбродить
И тогда уж только пить.
Эх, только б в этой суматохе
Мне рецепт не позабыть».

Затянулась буква «О»,
Озаренье вновь нашло:

«Ну, а что же дальше будет?
Ишь, бугай какой растёт!
Да и эта, вертихвостка,
Свою власть над ним берёт.

Ну, а коли осмелеют,
Притеснять начнут меня?
Не сегодня-завтра, черти,
С дому выгонят меня.

Нет, пока ещё не поздно,
Ни детей нет, ни плетей,
Выгнать надо их взашей!

Ишь! Стоят и ржут, как кони,
Пальцем тычут у виска,
Мол, совсем свихнулся Боже,
Сдать в дурдом его пора».

И до того обидно стало,
Что дурачат так ЕГО,
И прервалась буква «О»,
Бога словно прорвало:

«Цыц! Жидовское отродье!
Попрошу всех тишины!
И не сметь без спросу вякать,
Не то будет вам гы-гы».

Зубоскалы приуныли:
«Во! Папаня наш даёт,
Не иначе что задумал,
Раз опять на нас орёт».

Оба пали на колени,
Кто-то смраду напустил,
Замахал Господь ладошкой
И к окошку заспешил:

«Всё ж боится, паразит,
Раз от окрика такого
От него вовсю разит».

Отдышался Бог немного,
Неприступный вид принял
И с бесстрастием Фемиды
Приговор им зачитал:

«За попытку очерненья
Строя Божьего в Раю,
За сверженье МЕНЯ с трона,
Сам слыхал, ей-ей не вру;

Производство алкоголя,
Незаконного в Раю,
А сверх всего – прелюбодейство!
И подумать – где? В Раю!
Нет, такого безобразья
Ни за что не потерплю!

Изменить родному мужу –
Это, дочка, тяжкий грех,
Несмываемым позором
Будет он тебе на век.

Что ж? В совокупности всё тянет
На смертельный приговор…
Чем рубить головки будем?
Меч возьмём али топор?»

Тут Господь чуть-чуть помедлил,
Наслажденье испытал
От эффекта своей речи,
А затем ещё сказал:

«Но, учтя раскаянье ваше,
Милосерден буду Я:
Смерть изгнаньем заменяю…
И смотрите у меня!

Два часа даю на сборы,
А потом собак спущу;
Коль замешкаетесь в Рае,
На второе псам скормлю».

Тут Адама чёрт и дёрнул
Эрудицией блеснуть:
«Два часа? Не маловато?
Десять дней, слыхал, дают,

Чтоб невинно осуждённый,
Мог прошение подать
К пересмотру приговора
И себя мог оправдать».

Тут уж Боже не сдержался
И по полной «оторвался»:

И руками, и ногами
Боже душу отводил,
Если б Ева не вмешалась,
То Адама б ОН убил.

И каких там два часа…
Ноги в руки – и айда!
Убегали без оглядки,
Лишь вдали мелькали пятки.

Под собою ног не чуя,
За женой бежал Адам.
Вдруг погоню он почуял
И подумал: «Всё – пропал!»

Из последних сил рванулся,
Ещё шаг – и он в Аду,
Но тут некто мёртвой хваткой
Удержал его в Раю.

Взвыл Адам от дикой боли,
Руку к жопе приложил
И сквозь слёзы жалко-жалко,
Как собака заскулил.

Обернулся, видит – пёсик
Взглядом преданным глядит,
А из пасти клок штанишек,
Окровавленный торчит.

Ростом пёсик был с телёнка,
Стражем он служил в Раю,
Попрощаться решил с другом,
Вот и цапнул на бегу.

А Адам? Попенять решил собачке,
Зубки ей заговорить,
Усыпив её вниманье,
За ограду проскочить:

«И зачем же милый пёсик
На ХОЗЯИНА рычать?
Ну, давай, дружище, лапу…
Аль не хочешь признавать?

Ты чего воротишь морду?»
Тут Адам слегка икнул,
Пёсик носик свой наморщил
И три раза чиханул.

«Э-эх! А ещё друг человека,
Так за жопу укусить…»
За калитку Адам юркнул
И оттуда стал грозить:

«Моя б воля, пёс поганый,
Приказал тебя б убить,
А потом, кобель блохастый,
Мыло из тебя сварить!»

Пёсик тявкнул дружелюбно,
Помахал ему хвостом
И, с сознаньем – долг исполнен,
Побежал в свой райский дом.

А Адам наш обессилел.
Столько за день пережить,
Да к тому ж, жилья лишиться,
Где теперь он будет жить?

До ближайшего лесочка
Полчаса было пути,
А Адаму-забулдыжке
Дай Бог к ночи доползти.

Первый шаг – он самый главный,
Важно с той ноги пойти.
Ну давай, дружок, решайся,
И Адам уже в пути.

То качнёт его на право,
То вдруг влево поведёт,
То Адам дугу опишет,
То зигзагами пойдёт.

Разбежится по равнине,
Ещё шаг – и воспарит,
Но внезапно он споткнётся
И уже в пыли лежит.

Покачается и встанет,
Отряхнётся, словно пёс,
А потом, вдруг, волком взвоет.
Взвоет? Нет! Песню запоёт!

Песнь его о наболевшем,
О страданиях в Раю,
Если есть желанье слушать,
Часть её я приведу:

«… Рай нам создал за колючим забором,
Все начинанья мои подавлял,
Вечно смотрел на меня ТЫ с укором
И при супруге меня унижал.

Вечно смотрел на меня ТЫ с укором
И при супруге меня унижал.

Месяц провёл в жесточайшей неволе,
И наконец, я свободу обрёл;
Вырвался с Евой из райской неволи
И по Жидовской пустыне побрёл.

Вырвался с Евой из райской неволи
И по Жидовской пустыне побрёл.

Солнце горячее палит нещадно,
Негде ногою босою ступить.
Адское пекло, и мучает жажда,
И нет вина, чтобы глотку смочить.

Адское пекло, и мучает жажда,
И нет вина, чтобы глотку смочить.

Верю, настанет прекрасное время,
С Евой мы счастье своё обретём,
И позабудем прискорбное время,
И на чужбине свой Рай обретём.

И позабудем прискорбное время,
И на чужбине свой Рай обретём.

Боже, за что ТЫ нас с Евой караешь?
В чём провинились, понять не могу,
Но я ТЕБЕ всё заранье прощаю,
Всё потому, что ТЕБЯ я люблю.

Но я ТЕБЕ всё заранье прощаю,
Всё потому, что ТЕБЯ я люблю…»

На этом слове завершим мы райскую главу
И перейдём к обычному земному бытию.

(Конец шестой главы).

"Жизнь на грешной земле" - глава седьмая.
http://www.stihi.ru/2015/08/15/7724