Великому Бунину. Усадьба!

 Прекрасна – и  особенно  в  эту зиму – была  Батуринская  усадьба:
каменные столбы въезда во двор,
снежно-сахарный двор,
изрезанный по сугробам полозьями и с одним сугробом для ледянок, как косогор;
тишина, Солнце, 
в остром морозном воздухе  сладкий запах чада из кухонь,
что-то уютное, домашнее в следах, пробитых от поварской к дому, – в печи там часто – огонь,
от людской  к службам, окружающим двор, к конюшне, к варку*, где иногда стоял распряжённый конь. 
   Тишина  и блеск, белизна толстых от снега крыш,
по зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато-чернеющий голыми сучьями сад,
с двух сторон видный за домом из-за заснеженных оград,
наша заветная столетняя  ель, заснеженная вся сама,
поднимающая  свою  острую  черно-зелёную  верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома,
из-за её крутого ската, подобного снежной горной  вершине, 
между двумя  спокойно и  высоко  дымящимися  трубами с рассеивающимся дымом в вышине.
    На пригретых Солнцем фронтонах крылец сидят, приятно жмутся  монашенки-галки в потоках Солнца и мороза – зимней стихии,
обычно  болтливые, но теперь очень тихие; 
приветливо, щурясь от слепящего, веселого света, от ледяной самоцветной игры на снегах,
глядят старинные окна с мелкими квадратами рам на белых от снега  стенах...
–––––
*Варок – крытое помещение для лошадей, имеющее только заднюю стену, а с трех сторон открытое во двор.
–––––––––
Иван Бунин. Жизнь Арсеньева.
КНИГА ВТОРАЯ. (Отрывок.)
XVIII
Прекрасна – и  особенно  в  эту зиму – была  Батуринская  усадьба. Каменные столбы въезда во двор, снежно-сахарный двор, изрезанный по сугробам полозьями, тишина, солнце,  в остром морозном воздухе  сладкий запах чада из кухонь, что-то уютное,  домашнее в следах, пробитых от поварской к  дому, от людской  к  варку,  конюшне  и прочим службам, окружающим двор...  Тишина  и блеск, белизна толстых от снега крыш, по зимнему низкий, утонувший в снегах, красновато чернеющий голыми сучьями сад, с двух сторон видный за домом, наша заветная столетняя  ель, поднимающая  свою  острую  чернозеленую  верхушку в синее яркое небо из-за крыши дома, из-за ее крутого ската, подобного снежной горной  вершине,  между двумя  спокойно и  высоко  дымящимися  трубами... На пригретых солнцем фронтонах крылец  сидят,  приятно жмутся  монашенки-галки, обычно  болтливые, но теперь очень тихие;  приветливо,  щурясь от слепящего, веселого света, от ледяной самоцветной игры на снегах, глядят старинные окна с  мелкими  квадратами рам...