Послесновие

Время сильно растянулось. День получился каким-то длинным и вязким, словно туман. Все утро думал о сне, который снился прошлой ночью.
В доме был пышный банкет, как никогда, много гостей. Один лишь я не принимал участия в торжестве по неизвестному поводу. А потом изрядно захмелевшая компания разом принялась меня провожать. Сначала на поезд. На него опоздали. Какой-то чудак предложил заказать такси, здорово повеселив толпу. В конце концов, пришлось ехать обычным рейсовым автобусом. Сидения были чертовски жесткими. И публика не внушала доверия, некоторые ее представители да же не скрывали очевидной агрессии. А на дворе стоял ясный, необыкновенно пестрый день, и эта его непривычная глазу пестрота не могла не радовать. Наверно, было начало осени. Только тронулись в путь, и сон оборвался. Даже не успел толком понять, куда меня провожали. Наверное, еще не время открывать все карты. Все утро пытался понять, вспомнить место назначения. Все, что приходило на ум – какой-то мифический город детства, где я много лет уже не был. Или вообще никогда не был. А может, это просто образ.
Она говорит, что у нее куча проблем. Со здоровьем. С близкими. Да много с чем еще. Наивно, как-то по детски пытается слегка оттолкнуть меня, не срывая своей недозрелой защитной реакции. Глупо. Только слабаки прут на все готовое, видя готовый приз, перевязанный ленточкой. Надеюсь, в ранг слабаков она не зачислит меня никогда. Да, я так до сих пор и не понял, кем же я ей прихожусь сегодня. Она не спешит раскрывать все карты. Наверное, у нее на то имеются веские причины. Но не это главное. Все равно с самоопределением мы будем разбираться еще долго, если не всю оставшуюся жизнь.
За последние два года она мне снилась много раз и никогда не была одинаковой. То строгой и высокомерной, то жгуче-кокетливой, подстриженной под каре, то совершенно простой и понятной, в обычном льняном платье с розовыми щеками. И никогда ее образ не нес ни страха, ни неуверенности, а во взгляде никогда не было двойственности. Думаю, такова она и на самом деле. Дремучая жажда жить и бороться видна в каждом ее движении, вот только за спиною впряжена слишком тяжелая повозка. Да и дорога – сплошные рытвины да ямы. Как ни странно, у меня нет ни капли жалости на этот счет. Ведь жалость – это страх. Страх открыть глаза на неприглядные вещи, автором которых ты являешься. Страх признать свое участие в этих вещах. Страх в ответственности.  Кто-то другой, возможно, прикрыл бы все это высокомерностью, надменной улыбкой да парой-тройкой громких слов. Не она. И не я. И вот она тянет свою непомерную ношу, а я налегке плетусь рядом по обочине, попивая еще водичку. Как-то неуютно себя чувствовать в подобной роли.
Опять в памяти всплывает сон. Возрождается мягкой пастельной картиной, распластанной на такой же тёплой ранней осени. Новые фрагменты оживают то тут, то там, и невдомек, сколько их было и сколько будет еще. Будто кто-то намекает – вон они, растерянные детали – собери их, они не заслуживают быть незамеченными. Вот уж одиннадцать месяцев минуло, а я всё продолжаю собирать эти осколки, эти обрывки пейзажей, кадры панорам. То они проносятся мимо с удесятеренной частотой, то плавно замирают, словно я листаю старую, испорченную память. Зачем это? Откуда? Для чего?
Когда-то люди придумали письменность, чтобы скрывать и искажать истинный смысл слов. Прежде они освоили речь, чтобы скрывать и искажать истинную суть мыслей. Глубже нет ничего, мысль есть первоисточник. Обмен мыслями не подразумевает искажения сути. Только нам обмен мыслями не доступен или доступен в капельном режиме. Намного удобней было бы общаться мыслями – и быстрее, и качественнее. Только вот не всем хватает для этого совершенства. И я один из них.
А картин все больше с каждым днем. Связь с тем сном о мифическом городе детства не утрачена, но будто окунулась в пелену времени. А в этих картинах время какое-то особенное – само по себе возникает из небытия, раздваивается, расползается, растекается ртутными отростками, заполняя собой прежний вакуум, былую смуту. И вот она уже не говорит, что у нее куча проблем. Она уже ничего не говорит, почивая безмятежно в тупиковом временном отростке. Это был быстрый урок о предназначении и о дистанциях. Для времени эта дистанция - ничто, для пространства – несколько жизней, для неё, как оказалось, бесконечность. Душа быстрее времени.
А мысль может закрутить пространство в такую спираль, выгнуть его в такой гиперболоид, что самый пытливый ум не сможет разобрать всей картины происходящего. Наверно, такое уже когда-то было. Раз живут все эти этюды, порожденные давним сном и развивающиеся сами по себе. Они приходят из прошлого, если полагать время одномерным. Они приходят из близости, из соседнего мира, если время многомерно. Если время не бежит в одном направлении, как нам вдалбливали со школьной скамьи, по линии с одной стрелочкой. Тогда оно, наверное, заполняет всё вокруг – и только приспособься – и любая картина оживает, становится реальной. Умом этого не понять, как и не представить в воображении. Только духовно-нематериальная составляющая тебя может туда проникнуть – обрести любую информацию, мгновенно найти необходимые знания, опыт, воспользоваться этим бесконечным хранилищем всего, что происходит во Вселенной.
Теперь я не ограничиваюсь снами. Точнее, они перестали ограничивать меня своей исключительной особенностью. На смену чуть заполненному вакууму приходит новая среда – там больше того, что я зову образом. В этой среде понимание дается проще, а вероятность ошибки меньше. Там рождается то, что давно хотелось материализовать, воплотить. Не хватало только возможностей. Этот образ заполняет всё – и время, и пространство, даже простую прореху в стене или место после упавшей на землю капли. Образ всюду – это связующая среда для общения душ, это вместилище памяти, чаяний и устремлений. Там мысль мгновенна, горизонты безграничны и нет предела совершенству. Ожившими ручейками огромной памяти текут новые картины, забытые сюжеты, жизни… тысячи, миллионы лет, вечность…
Во такое послесновие, словно нос подводной лодки, оно вынырнуло прошлой зимой, открыв вместо непроглядной океанской тьмы бесконечные просторы волн, свет солнца и бег кучевых облаков. И даль горизонта, за которой есть суша, есть земля, есть потоки рек и многокилометровая глубь лесов. Бесконечный мир и непрекращающаяся жизнь, совсем не похожая на нашу нынешнюю – скупую и ограниченную, замкнутую тесную кладовую. И только образ – невесомый и невидимый – может открыть эту связь, проложить этот путь. Дабы двигаться от простого к сложному, дабы созидать вместо прозябать; пополнять вечную вселенскую память квантами своего опыта, который однажды не поленился и разрушил привычный тесный круг страха, суеверия и слабости. Ведь память-то эта бесконечна, бери, сколько сможешь.
Знай только: как и для чего.