12. Но мы душ человечьих инженеры. Миледи и все, в

       (предыдущий фрагмент "11. Зловещий орден Чёрных капюшонов:
                http://www.stihi.ru/2015/08/10/8809).

В Париже бьют тревогу, не ровён
час, Ла-Рошель восстанет беспримерно!
Уж коль очаг войны не устранён,
король велит усилить непременно
пред Ла-Рошелью весь укрепрайон.
Всё даст, чтоб ларошельцам стало скверно
от мыслей про измену. Не про дом.

И вот тогда… в дерьме – весь план… пардон…
встаёт пред протестантами проблема:
коль всё пойдёт по воле суверена,
создать анклав свой –  мыслимая  ль тема?!

В письме ничем таким не окрылён,
Субиз писал в нём, что Ла Рош-Гюйон
от герцога узнал, от Бекингема,
что принцу Карлу прочат с двух сторон

в невесты аж испанскую инфанту.
Кому теперь потрафить может Фатум –
загадка для ближайших же времён.
Мятежный дух любя сильней знамён,
подполье не считая вороватым,
Субиз   своЁ  б вознёс из всех имён.

Взывая к адресату экспрессивно,
Субиз просил употребить все силы
на то, чтоб провоцировать отказ
Мадрида от союза всякий раз,
когда Карл будет свататься с поклоном.

Пока что Бекингем рад и беконом,
и флотом, и десантом слать привет
соседям-протестантам. Паритет
с Парижем нынче выглядит исконным.
В Мадриде же – от каждой твари вред.

Не брезгуют в Мадриде Альбионом.
Мадрид и Лондон дразнят беспокойным
вновь сводничеством мир. Чёрт с ним, с беконом!
Найдут ли под ногами братья твердь?!

Навек забыть бы вражьих партий бред!
А коль союз испанцев с Альбионом
злосчастно состоится, то уроном
для Ла-Рошели станет среди бед

наложенный на герцога запрет
(католиками ярого Мадрида) –
по ларошельским плакаться молитвам.
Тогда-то и  пропасть  им, самобытным!..

…Принцесса, не дерзка, зато вредна,
глазами повела в задоре на
заветный перстень, вновь давя на совесть.
– …Мой перстень? У меня их до хрена! –

тревожно зыркнул вниз де Молина. –
   Рассчитывал я зря, – он внёс суровость, –
  на вашу в этом неосведомлённость.
  Излишни вопли ночи, сопли дня,

  но раз уж так вы сами захотели…
  Сейчас увижу я, на сколь бледна
  бывает кожа у принцесс на теле.
  Охота в омут сунуться до дна?!
   Да знаете ли вы, кто я на деле?!

– Ваш орден Молчаливых мне знаком,
   но только понаслышке, – гостя быстро
принцесса осадила языком. –
    Ужель сподобил Бог узреть магистра
   таинственного ордена, грехом
   которого стал зов вершить убийства!

– Чего это  смеЁтесь  вы? Ужель
  нет вовсе  страха  в вас, мадемуазель?
– Магистр! Угрожать сейчас нелепо.
  Вы тут один. Кому искать вас слепо?!
И  время  против вас сейчас, и  небо,
и  вы  слабей физически тех мух,
которые составили вам круг.

Испейте-ка куриного бульона
во славу сил Людовика Бурбона,
чтоб заново осмыслить мир вокруг.
Когда ж отступят слабость и недуг,
вы будете, поди, мне благодарны
  как доброй героине вашей драмы.

– Вы – дерзкая натура и хлопот
со мной не оберётесь… кровь и пот…
но в здравости ума вам не откажешь.
Командуйте: «Пей с ложки и –  быка съешь,
когда выздоровление придёт»!

– Когда оно придёт, я буду рада…
Ещё раз покормлю вас перед сном.
– Зачем вы возвратили мне письмо?
На вашем месте я отдал бы брату.
Но, рассуждая и ваш ум ценя,
могу знать  цели   маленькой богини?
Чего-то вы хотите от меня,
чего вам не способны дать другие.

– Вы правы. Мой Арман Ла Рош-Гюйон
застрял в ужасно сложной переделке.
Замешан всюду, виноват кругом.
Измена государству! Но, как белке,
не век ему крутиться:  эшафот
грозит дурашке безутешно – вот,
что, собственно, хотела  рассказать я,
чтобы Армана выторговать жадно.

Армана полюбив, не премину
я быть с ним в жизни праздной и непраздной.
Сейчас он в Ла-Рошели и ему
Париж стал запрещён под страхом казни.

Людовику и матери про нас
донос, поди, в таком был пошлом виде,
что сослана была сюда в Прованс
я в монастырь. Меня возненавидел

родной мой брат за то, что я проста.
Луи смекнул, что  вряд  ли б обуздал
стремление моё сбежать к Арману.
А монастырь отнюдь не пропуск в даль.

Сбежать отсюда мне не по карману.
Тупик отяготил на сердце рану.
– Но вашему высочеству помалу
тут не  смягчИть  своей проблемой крыс…
– Вы тоже как-то связаны, маркиз,
с особым положеньем Ла-Рошели.
Но если в ней Арман  д’ Эгмон – мой приз,
то   вЫ-то  отчего так помрачнели?!

– Наш орден сотни лет ведёт борьбу
за святость, чистоту всей Божьей веры.
Людей видали многих мы в гробу,
но мы – душ человечьих инженеры.

Врагом заклятым будет Ватикан
для нас, пока его не одолеем.
Полил я кровью на кровати ткань.
Глядишь, из-за папистов околею.

Но я – лишь незначительный этап
в истории сражения за веру.
А Ла-Рошель – наш самый крупный штаб
во Франции, где папскую всю скверну

мы вычистим. А как – известно  МНЕ!
Устроить Божье царство на земле
сам для себя стремится   Ватикан лишь,
решив, что преуспеет. Божья кара ж

настигнет узурпаторов, когда
наш Орден и вся праведная паства
орудьем станут Божьего суда.
Жить не по Божьи правилам опасно!
Рассказываю это вам, чтоб ясно
вам было, что скакать туда-сюда
 
кому-то – это против Божьих правил.
Коль граф ваш – воск, то я б его не плавил…
Вдруг  сАм  он сдаст позиции за так?
– Не вешайте на графа всех собак!
– Он  сам,  зайдя в любые дебри лает.
– Ла Рош-Гюйон – граф гордый, не слабак.

Опасностями он пренебрегает
иль рядом балансирует на грани.
Маркиз, во власти вашей сделать так,
чтоб граф без отступных и покаяний

не стал бы фигурантом вообще
судебных разбирательств и горшей
  потом ему не стало бы, чем ныне.
Пусть все его подельщики чумные

мечтают до конца нести свой крест,
но графу не грозит пусть впредь арест.
– Меня вы удивили. Что-то есть
в вас этакое, что даёт мне право
пред Богом помогать вам вне Устава.

– Яд ли в корзине, шило ли в мешке –
всё в ход пускайте! Есть сквитаться с кем!
Пусть будет полутайная расправа.
– Я силой обладаю тайной, но
в корзине не  сижу,  латая дно.

Коль д’Эгмон способен мыслить здраво,
открою графу я тайник в пути.
Спасителен, что слева ход, что справа.
Надеюсь, что Арман ваш – не раззява.

– С волками волком стать, как ни крути.
Врагов у графа много, но красава
он, даже ставши волком во плоти.
– Врагов  отвадим,  ад их поглоти!..

А вам… больной иль здравый я не страшен?
Во тьме  умею  затыкать я рты…
– Не побоюсь ночной я темноты!
Всё сделаю, чтоб вылечить вас раньше,
в сиделках оставаясь не от блажи!..

Пусть даже спиногрыз вы, пусть Нарцисс!
Пусть даже это всё вас найду в вас дважды!
Я вас спасу – спасенье лишь найдись
без тех, что были тут, без дур надысь!

Вы ослабели не до дурноты?
Надеюсь, вы взглянули (не однажды)
без  мысли,  что спасу, вам честь отдавши?!
– Давно я выше этакой продажи.
Я с истиной земной давно на «ты».

Без глаз моих все  слепы,  как кроты!
– Маркиз, я верю,  убедИлась  даже:
вы благородны!             – Но без променажа
кое-куда мне через день – кранты.

– Надеюсь, от Прованса до Ла-Манша
теперь у нас во всём навек лады?
– Наивность импонирует мне ваша,
пусть я и вижу,  как  вы молоды.
– Я по годам – наивная милаша,
 
но внешне дамам  роковым  сродни.
– Согласен я, пока мы тут одни,
вас в  том  я убеждать, красой заряжен,
чтоб становились вы ещё бы краше.

– Зачем, маркиз, моя вам красота?
– Не то чтобы я  гУбы  раскатал,
но, всё-таки, на вас имею виды –
те некие, что чести не в обиду.

Хоть вы и католичка, но словам
моим внимали, истину  ценя в них.
Вы будете полезными вновь нам,
как только обретёте должный навык…
                .             .             .
       (продолжение в http://www.stihi.ru/2015/08/15/6357)