Сказка об Аладдине, моему другу А. П

Сказка об Аладдине
1.
Февральский день умыслил смуту смут, -
То дождь, то снег, то ветер беспардонный.
А облака клубятся и ползут
За горизонт упасть в овраг бездонный.
В овраге том сомкнулись времена,
Из чёрных дыр сквозят, крепки, как  стропы.
И пусть моя догадка неверна,
Но там есть извержения, потопы,
Помпеи, Рим, Гоморра, Вавилон,
Легенды, что пропахли нафталином,
И Зевс, и Гера, и Тутанхамон,
И выдумки, и явь – всё воедино
В крепчайший узел вяжет память лет,
И нет у человечества историй
Иных, чем те, в которых правды нет, -
Как расступилось и стенами море
Послушно встало, обнажая дно,
И шёл народ по звёздам и ракушкам…
Как Моисей показывал кино
Юнцам и умирающим старушкам:
Оазисы в пустынном пекле дня
И манну, не попкорн, им предлагая,
Счастливым новым будущим маня, -
Как миражом утраченного рая….
Там Клеопатра мучилась от дум,
Принять цикуты или выпить ртути,
Там Пушкин мчался, сетуя, в Арзрум,
Страдая от бредовой светской мути,
Там Брут втыкал в чужую печень нож,
Там тати, казнокрады и блудницы
Спешили в рай индейский, что похож
На Вавилон, где правде не родиться.

2.
Но полно, хватит, вам понятно? Время
С пространством слито. То, что видит глаз,
Устроено не так, как наше племя
Привычно знает…. Ну же, в этот раз
Прикинусь я невеждой и лентяйкой,
Открою книгу древности седой,
За дервишем, лукавым попрошайкой,
Отправлюсь в бездну, как к себе домой.
Там покопаюсь в старых междометьях,
Словах забытых, встряну между строк,
Услышу крик осла и  посвист плети,
И шлёпанье босых по пыли ног,
Увижу шик восточного базара,
Где можно трогать фрукты и шелка,
Приму чуть-чуть восточного загара,
Намну в подушках чайханы бока,
Куря кальян, послушаю беседы,
Лепёшкой пресной голод утолю,
И меж горбов верблюдицы поеду
К тем, у кого гостить подчас люблю.
Вы думаете, это кто-то тайный?
Нет-нет, вы с детства знаете их всех, -
На выдумки  щедры необычайно,
У многих часто вызывают смех,
Но так тепло и радостно встречают,
Как позабыли в наши дни давно….
Итак, вина налейте или чаю,
Я в старину открою вам окно.

3.
Смотрите, вон за тем дувалом,
Где виден старый карагач,
Я вновь знакомца отгадала,
Он не унылый бородач,
Готовый стряпать небылицы,
Забыв про день и час, когда
Ему пришлось на свет родиться,
Нет, молод мой герой. Всегда
Он весел, несмотря на бедность,
И, перебившись кое-как,
Он не способен на скаредность,
Готов делиться мой простак
Последней коркой, раздобытой
Трудом ли, милостью небес,
Он любит всех душой открытой,
Будь кто с деньгами или без.
Он статен и опрятен видом,
Лицом красив, глазами скор,
Чинить не станет он обиды,
Хотя на выдумки востёр.
Имеет мать из домочадцев,
Да пару коз, да карагач…
Лишь небо знает, может статься,
Кто здесь воистину богач.
Итак, теперь и вы знакомы
С моим приятелем. Один
Он вхож сейчас в мои хоромы,
Зовут красавца - Аладдин.
Я не волшебница Сибилла,
И не смогу ему помочь.
Дай Бог, чтоб мне ума хватило
Закончить повесть в эту ночь.
Я допущу в свои сказанья
Немного вольности затем,
Чтобы узнать повествованье,
Но романтичным, между тем,
Оно явилось перед вами,
Мои читатели-друзья.
Коль вы не в курсе, промеж нами,
Без сказок жить совсем нельзя…

4.
Вокруг, да около скитаясь
Восточных стран, восточных чар,
Во сне я как-то оказалась
Проникшей с другом на базар.
Мой Аладдин смотрел на роскошь
Точь в точь, как я её ценю,
Коль под дождём в грозу намокнешь,
То все лохмотья – по рублю.
Однако кушать что-то надо,
Работы нет и денег нет,
И был бы нам двоим в награду
Простой какой-нибудь обед…
Но вот стечение событий,
Вдруг замер смолкнувший базар,
Когда совсем не ждёшь открытий,
Вдруг посылают что-то в дар.
Склонились головы, и руки
Скрестили люди на груди,
Заслышав барабана звуки,
Крик глашатая: «Не гляди!»
Но что приказы нам до крика,
Мы с Аладдином смотрим ввысь,
Где проплывает, лунолика,
Девица, стройная, как рысь,
С бровями чёрными под платом,
С очами словно два угля,
Расшиты тонкие богато
Одежды солнечной поля.
На нас взглянула и зарделась,
Задёрнул евнух милый лик,
А нам и кушать расхотелось
И даже думать в тот же миг.
В толпе мы скрылись незаметно,
Но мой герой затосковал,
Влюбился парень безответно,
Он мне так прямо и сказал.
А дома мать его, старушка,
Взглянув на сына молвит так:
«Султана дочь тебе подружкой
Не станет, парень, ты – бедняк!
Он не отдаст тебе ни руку,
Ни даже палец девы той,
Что рождена тебе на муку,
Смирись, мой милый, и не строй
Напрасно планов и мечтаний!»
Но тут я встряла поперёк
И говорю, мол, от дерзаний
Никто себя не уберёг.
Бывает всякое на свете,
Любовь и та, случалось, зла.
Но от неё родятся дети,
Когда полюбишь хоть козла.
Когда в груди горит огниво,
Зачем советчики кому,
А вдруг случится в мире диво,
Не подотчётное уму?
Мы тем и кончили беседу,
Вернулась я в свою кровать.
Я завтра к ним опять поеду
О счастье мальчика мечтать.

5.
Назавтра мне, увы, наснилось
Совсем унылое «не то», -
Я где-то в море очутилась,
Забыв при этом снять пальто.
Почти тонула, вплавь пытаясь
Осилить бурную волну,
Но, до утра в трудах промаясь,
Так и не канула ко дну.
А за день я устала шибко,
Кося траву под птичий грай.
И аист с мудрою улыбкой
Почтил стояньем мой сарай.
С трубы следил он за работой,
Давно придуманной людьми,
Ему мешающей охоту
Затеять. Были муравьи
Мной тоже очень недовольны,
И уползла в нору змея…
Я наказала их невольно,
Вина в том, право, не моя.
Погода радовала вёдро,
В орехе щёлкал соловей,
И я вполне держалась бодро
На этой пахоте своей.
Давненько я, стило забросив,
Страде весенней отдалась,
Вставая ежедневно в восемь,
За тяпки с лейками бралась.
И так за мною не угнаться
В посадке розовых кустов,
А тут решила расстараться –
И вот уж целый сад готов.
Есть у меня лоза и персик,
Магнолий пара и айва,
Черешня, яблоня и вместе
Всё это полонит трава.
Мне нынче, право, не до сказок,
Хотя мой сад из сказки сам.
И сон глубок мой, скуп и вязок,
Хоть я грущу по чудесам.
Под вечер, падая в подушки,
Где cон - извечный господин,
Я, выпив козьего полкружки,
Спросила, - как там Аладдин?
И смежил он мне клеем веки,
И, закачав меня в волне,
Понёс туда, где в человеке
Всё перепутано вполне. 

6.
И вот стою у врат знакомых,
А рядом, Господи спаси,
Старик в лохмотьях. Он не промах,
Наверно, милости просить,
Но взор его при том ужасен
И нос крючком, и посох крив…
К тому ж, его приход напрасен,
Не потому, что некрасив,
Но он не в тот приют стучится,
Здесь нет ни хлеба, ни деньги.
Старик напрасно нынче тщится.
Мы с ним почти уже враги…
Но Аладдин, на старца глядя,
Открыв для слов приветных рот,
Услышал: «Мальчик, я твой дядя,
Ты что нас держишь у ворот?»
И в дом зашли, а мать, смущаясь,
Никак припомнить не могла
Ни брата мужа, что, прощаясь,
Когда-то Лета унесла,
Ни, уж тем боле, незнакомца.
Но делать нечего, и вот
Хватило места всем под солнцем,
И старый хрен нам речь ведёт,
Мол, надоело мне скитанье,
Решил осесть я где-нибудь,
Да вспомнил братово прощанье,
Сказал он – сына не забудь.
И вот пришёл я к Аладдину,
Который был рождён при мне,
Он станет мне теперь за сына,
Как ясный светоч на окне.
Все плачут, стонут в умиленье,
А я не верю ничему…
Востока рознится мышленье,
В восторгов плавая дыму.
Достал пришлец свою котомку,
А там и хлеб и пахлава…
И в аромате этом тонком
Пошла по кругу голова.

Откушав вместе угощенье,
Затем настой хлебнув из трав,
Мы, полны в сердце всепрощенья,
Сидели, головы задрав
На карагач, минута длилась
В молчанье. Вдруг сказал старик:
«Принцесса тож в тебя влюбилась!»
О, этот нереальный миг!
Все привскочили от испуга,
На Аладдина пала дрожь.
Мы посмотрели друг на друга, –
На колдуна наш гость похож.
А он, нисколько ни в просчёте,
Встал и рукою нас манит, -
За мной идите. И в почёте,
Для Аладдина как магнит,
Увлёк в пустыню нас. Барханы
Песок ссыпали на жаре,
Тревожил их лишь ветер пряный,
Да мы. И вышли вдруг к горе,
Где змей послышалось шипенье…
Ударил посохом старик,
И мы увидели в волненье
Дыру большую в тот же миг.
Земля разверзлась под ногами,
Мы встали, словно в забытьи.
Колдун нас отрезвил словами,
Прогнав сомнения мои:
«Спускайтесь вниз, вот вам верёвка,
Сокровищ там, внизу, не счесть.
У Аладдина есть сноровка,
А мне, убогому, не слезть.
Берите всё, что приглянётся,
Я перстень вам в подмогу дам,
Он золотой, горит на солнце,
С ним не войти в мечеть иль в храм,
Но он вас вынесет наружу,
Лишь стоит перстень потереть.
Он только для того и нужен,
Иначе вам в пещере смерть.
И мы спустились. В преисподней
Горели факелы. Их свет
Был драгоценностям угоден,
Которых в мире больше нет.
Блистали камни и порфиры,
Сияли россыпи монет,
На это всё купить полмира
Возможно было бы иль нет
Я не прикидывала, только
Не прикасалась ни к чему,
Лишь про себя вздохнула горько,
Откуда столько, не пойму.
Какое сказочное царство
Хранит пустыня под собой,
А люди прокляты в мытарствах, -
Кругом лишь голод и разбой.
Тут закричал колдун скрипуче:
«Берите деньги, хватит спать!»
И дальше Аладдина учит
Для дяди что-то отыскать.
«Там где-то лампа есть. Помяты
Немного медные бока,
Но мне достань её, тогда ты
Наверх взойдёшь наверняка!»
Мы лампу древнюю сыскали
На полке вместе с сундуком,
Где самородки счесть едва ли
Смогли бы с золотым песком.
И Аладдин набил карманы,
Блестящих камешков набрав.
От волшебства мы были пьяны,
Вдруг богачами вместе став.
И тут колдун засуетился,
Давай, мол, лампу привяжи
К верёвке, на какой спустился
И мне доверье окажи.
Ему в ответ: «Иди-ка к чёрту,
Тебе там будет в самый раз!»
Колдун – калач, как видно, тёртый.
Вмиг свет от факелов погас
И затворилась щель земная.
Не испугались мы ничуть.
Потёрли перстень, и родная
Земля нас приняла на грудь,
Но колдуна простыли вопли,
И самый след его простыл….
Кончался день сухой и тёплый,
И вечер вкруг плескал чернил.
Я попрощалась с Аладдином,
У них тут – темень, свет - у нас…
Он мне и впрямь сходил за сына,
Жаль расставаться. Тот же час
Проснулась я в своей постели,
Воспрянув из пещеры сна,
А за окном скворцы свистели,
И пахла розами весна.

7.
Порывом ветра парус настроенья
В страну мечтаний снова унесён.
Ещё неясен привкус ощущенья,
Но явь вокруг преобразилась в сон.
Я возвратилась снова к тем истокам,
Где зарождались сказки невпопад
И, где качалось марево Востока
И где вином искрился виноград.
Недели две я слушала прилежно
Дождя и ветра радужный черёд,
Они меня благословляли нежно
Встречать без страха солнечный восход,
Когда не знаешь, что таит пространство,
И как оно сквозь перехлёсты лет
Меня вознаградит за постоянство
С сердечной болью выходить из бед.
Я о себе не часто вспоминала
За все мои почтенные года,
Событий принесли они немало,
И утекли, как вешняя вода.
Но, что с того, всяк занят лишь собою,
А я – изгой без денег, этот свет
Ничуть не изменился под луною:
Коль денег нет, к тебе почтенья нет.
***********
Рос Аладдин шпаной и фантазёром,
Читал по звёздам и бродил один,
Но все его ругали дружным хором,
Им невдомёк, что добрый Аладдин
Был по-другому скроен, это парень
Искал не благ, не денег, не чинов,
Он был поэт в душе, таких же парий
Как сам был другом. Понимал без слов,
Когда кому-то рядом было плохо,
Спешил на помощь и делился всем,
Но богатеи называли лохом
Его, иль, проще, «чокнутым совсем».
Вот потому-то он и мне по сердцу
Пришёлся сразу и давным-давно,
Хватало в нём романтики и перца,
И жалости, и страстности - равно.
Я пропустила толику событий,
Когда забыла стих нелёгкий свой,
Открою перед вами цепь наитий, -
Мой Аладдин, явившися домой,
Скорей всего, забросил лампу сразу,
Мешок с камнями сунул впопыхах
В какой-то угол, не моргнувши глазом,
Лишь только мать его вскричала: «Ах,
Где был сынок ты, я тебя искала
Повсюду с мыслью, что пропал навек.
Тебе, наверно, даже горя мало,
Что здесь тоскует близкий человек!
Ушёл с каким-то чёрным господином,
Похож он был на злого колдуна…
Я думала, что распрощалась с сыном,
Все слёзы я проплакала до дна!»
- Не плачь, довольно, я и жив, и весел,
Смотри, - вот деньги, хоть немного их,
Но без вина и хлеба воздух пресен,
Я думаю, нам хватит на двоих.
Они поели, Аладдин умылся
И, мать отправив на полдневный сон,
К своим камням он вновь оборотился
И стал смотреть, чему владельцем он
Стал так нежданно. Камни были знатны,
В лучах играли, гранями дрожа,
Он всё в мешочек положил обратно
И так решил, что их, не дорожа,
Пошлёт султану в дар, посватать дочку, -
Принцессу царства, - будет в самый раз.
Здесь я, пожалуй, вновь поставлю точку
И как-нибудь продолжу свой рассказ.

8.
Мать Аладдина думала о сыне,
Что не сносить бедняге головы,
Ведь в мира неразгаданной картине
Не всем места находятся, увы.
Она решила, что прикончит бредни
Его о дочке царской как-нибудь,
Ведь не вельможи он сынок наследный,
Пора б ему достойный выбрать путь
И мастерству учиться или пенью,
Или в Багдаде водоносом стать…
Но матери не занимать терпенья,
На то она не мачеха, а мать.
Тут я открыла ветхую калитку,
Смотрю, старушка медный раритет
Решила довести до блеска, плитку
Взяла засохшей глины и в момент
Тереть бока старинной лампы стала…
Тут дым из этой банки повалил
И тусклый блеск помятого металла
В руках старухи в тот же миг затмил.
Огромный джинн из дыма воплотился,
Его ступня была в мой целый рост…
Он потянулся, в небо распрямился,
Чихнул, рукой потёр свой сизый нос.
Тут Аладдин из дома показался,
Взглянул на чудо, словно ни при чём,
Потрогал джинна, нервно рассмеялся
И мать подпёр осевшую плечом, -
Старушка чуть со страху не упала,
Услышав голос джинна над собой:
«Сидел я в этой лампе лет немало!»
Был голос Иерихонскою трубой.
Продолжил джинн, мол, раб я лампы медной,
Могу исполнить каждый ваш каприз,
Вы заживёте все теперь безбедно,
Считайте, вам достался первый приз.
На что меня не ввергнешь в удивленье,
Но я и то струхнула сгоряча.
Сказала: «Вот же чёртово творенье!»
Но главное, никто не стал кричать,
Мол, караул, спасите, помогите,
Всё вышло чинно, джинн достал харчей,
И Аладдин к своей невольной свите
Поток цветистых обратил речей:
«Забудь, что раб ты, будь мне верным другом,
Живи, как хочешь, добрый великан.
А мы уже не задрожим с испуга,
Давай-ка выпьем, вот, возьми стакан».
Налил вина страдальцу пол ведёрка,
И джинн, довольный, выпил сей нектар.
Да, у меня случилась оговорка,
Стакан был мал для дядечки с гектар.
Итак, мы за день сдвинулись немного
В своих трудах, мечтаньях и словах.
А мне от них опять пора в дорогу,
Я их оставлю вновь, увы, и ах.
В моём краю реальность ждёт другая,
Мне там от дел насущных не уйти,
Ведь только ночь закончится, мигая
Огнями фонарей, как я в пути.

9.
Прошла неделя, я в своей неволе
Фруктовым садом занята была.
Но так спала, устав за этим что ли, -
Мне сны не снились. Будто из стекла,
Воздушный слой ломал в себе пространство,
Века под прессом, словно бутерброд,
Моё в себя наивное крестьянство
Вмещали. Мой большой известный род
Тем славен был, что вся родня умела
Любым трудом не брезговать. Подчас,
Я сталкивалась с бытом очумело
Таким, что страшно было без прикрас.
Доила и косила, и стреляла,
И тяжести таскала… Как могла,
Двух деток без подмоги воспитала
И их от тягот жизни сберегла.
И мой досуг теперь вполне заслужен,
Хоть молодость ушла за облака.
Но мне признанья медный звон не нужен,
Я обойдусь и так, наверняка.

10.
Что ж, я томить читателей не стану,
Попала я на пир вчера в Багдад.
Сидела рядом дева с гибким станом
И тонкой ручкой ела виноград.
У Аладдина вид был – не опишешь,
Счастливей парня в мире не сыскать.
Играли музыканты, в царской нише
Сидел султан и Аладдина мать.
Они мне потихоньку рассказали,
Что всю неделю матушка столбом
Стояла с подношеньем в тронном зале, -
На блюде драгоценности горбом:
Каменья, злато, - джинн вовсю старался,
Одел, обул, возвёл дворец и сад.
Владыка с женихом не просчитался,
Поморщился, но был богатству рад.
А джинну наказали очень строго,
Чтоб прятался от любопытных глаз,
Ведь к счастью очень шаткая дорога,
Обманет, коль оступишься хоть раз.
Завистники следят бессонным оком,
Министр был зол, его любимый сын
Принцессы домогался, но без проку,
И в стороне сидел сейчас один.
А свадьба разгулялась не на шутку,
Какие яства, вина и шуты!
Мне оторваться ль было на минутку
От дев-танцовщиц дивной наготы!
Они крутили бёдрами, блистая
Слегка прикрытых чресел крутизной,
И райских птичек заливалась стая
Под пение зурны, вечерний зной
Фонтанов струи рассекали плавно,
Журчание вплетая в общий гам,
Кричал павлин и раскрывал забавно
Свой пышный хвост… Я отдыхала там.
Как говорят у нас, текло помимо
По бороде, а не попало в рот…
И Аладдин с Будур неутомимо
Глаза в глаза глядели без забот…
Я прогулялась по дворцу напротив,
Что возведён был джинном для четы
Из золотых кирпичиков, как соты,
Сиял медово гимном красоты.
Всё было в нём изящно и роскошно, -
Посуда, ткани… джинн не подкачал.
Павлины «пели» на дворе истошно,
Мозаикой был убран тронный зал,
Резьба повсюду, из слоновой кости
Рабы держали ручки опахал,
Дивились безделушкам, книгам гости,
Всё повторялось в серебре зеркал.
Из спален попадали вы в бассейны,
Журчали там фонтаны из вина,
Всё было необычно и затейно,
И я была совсем удивлена,
Когда в одной из комнат мне попался
Ручной медведь, сидящий рядом джинн,
Он мне сказал, мол, сильно умотался,
Не смог достать лишь парочку картин,
Поскольку до эпохи Возрожденья
Он не успел сегодня долететь,
Зато скотину взял для настроенья
В моей Сибири, - сказочный медведь!
Он и танцует, и ревёт отменно,
На балалайке может сей же час
Сыграть умело самого Шопена
Иль виртуозно - штраусовский вальс…
Ну, что тут скажешь, милые ребята,
И я, наверно, им теперь под стать.
Ведь я была придумщицей когда-то,
А, впрочем, и сегодня не отнять.
На что уж я и к блеску равнодушна,
И к суете восточной не тянусь,
Но восхищалась я не двоедушно
И рассказать об этом не боюсь.
Я радовалась за любовь чужую,
Мне столько счастья было б не снести.
Когда чуть что, не чаясь, затоскую,
Я буду знать, где сердцу погостить.

11.
Ни впроголодь живу, ни босо,
Кошу траву, как граф Толстой,
Соседи не встречают косо,
Пускает время на постой.
Мы вместе с ним гуляем в прошлом,
Презрев пространства полый шар,
А после всех стихом горошим,
Отмыв от вечности нагар.
Мой дух покой себе не ищет,
Где можно тихо почивать,
Он постоянно жаждет пищи
Для дум. И только я в кровать
Свой грешный разум опрокину,
Как дух несёт меня отсель
На трав зелёную перину
Лететь за тридевять земель.
Однако мне в краю заветном
Гулять давненько не пришлось
В своём обличье неприметном,
Да просто время не сошлось.
Авось, сегодня всё срастётся
И мне привидится Багдад,
И Аладдин на дне колодца
Времён мне снова будет рад…

***

Колодец вечности…. Гляжу в него изрядно
Годов, часов моих и прожитых минут.
Иному заглянуть и вовсе вниз накладно,
Боится он, бедняк, в смущенье – ну сочтут
Чрезмерно любопытным, вдруг негоже,
Не тот он ракурс явит пошлого лица…
Мы все себя порой пытаемся ничтоже
Пунктиром выставить и то не до конца.

12
Итак, я снова здесь. Благословен Багдад,
И муэдзин кричит, и вторит глотке эхо…
Сейчас найду друзей, и будет каждый рад,
И встретят гостью здесь с вином и добрым смехом…
Но, что за чудеса, у ханского дворца
Стенания и плач, стоит, понурясь, стража,
Иду искать внутри властителя-отца
Прелестницы Будур, и примечаю – сажей
Как будто тень легла на царство и окрест,
Так, словно свет померк, и потускнело злато,
И помертвело всё в пределах этих мест,
Сиявших лишь вчера столь щедро и богато…
Султан сидел, вперясь в узорный потолок,
В глазах его больших, искрясь, стояли слёзы.
И видно было мне, что старец изнемог,
Окаменев в подушках, не меняя позы.
«Величество», - зову и трогаю его, -
«Очнитесь, я прошу, скажите, что случилось!?»
Он будто не слыхал призыва моего,
Султанская его совсем ослабла милость.
Но кое-как его я в чувство привела,
Мы выпили вина и, закусив шербетом,
Владыка мне сказал, мол, зря сюда пришла,
Он сам не знает, как сейчас найти ответы.
Всё было хорошо, и правили вдвоём
Султан и Аладдин, причём, второй старался
Быть сыном для того, кого зовут царём,
Но и народ жалел, и встретить не боялся
Ни нищего, ему давая всяких благ,
Ни сироту, его устраивая бытность,
И смело защищал страну, и всякий враг
Был им изобличён, как ни готовил скрытность.
Охотились вдвоём они и зверь любой
Был загнан зятем государя и повержен…
Народ за ним бежал и радостной гурьбой
Кричал ему хвалу… Теперь же безутешен
Султан с тех самых пор, как вдруг исчезла дочь,
Исчез её дворец, убранство, двор и слуги…
И даже Аладдин не знает, как помочь,
Сидит в зиндане он в опале и испуге.
«Не ведаем, казнить нам сына своего
Удавкой, топором, иль сбросить с минарета…
Пока мы не решим, ты навести его,
Да передай, что он того не минет света».
И я пошла в тюрьму. Восточная тюрьма
Страшнее самой страшной преисподней.
Чей гений породил сей выворот ума,
Мы не найдём, увы, в Корана старом своде.
На земляном полу, где царствие мокриц,
Где скорпион спешит во след за сколопендрой,
Мой добрый Аладдин лежал, забывшись, ниц,
В набедренной повязке, пленник бледный.
Я парня подняла приветливой рукой,
Терзать не став его вопросами, сказала, -
«Ты что-то скис, дружок, мой мальчик дорогой,
Поверь же мне сейчас, совсем не всё пропало.
Ты помнишь, мы вдвоём в плену у колдуна
В такой же вот дыре нечаянно томились?
Наверно, это он нашёл тебя. Сполна
Решил он отыграть, вот только нынче сбились
Назад его часы, мы справимся с тобой,
Скажи мне, где кольцо? Да вот оно - на пальце!
Потри его скорей, и снова мы домой
Отправимся к тебе, мы - вечные скитальцы!»
Всё вышло в тот же миг. Мы выбрались наверх,
Нашли одежду Аладдина в старой сакле…
И вот уже его я слышу прежний смех,
А мать его бранит привычно.  Лишь иссякли
Богатства, всё раздал соседям Аладдин,
И камешки свои, и звонкие монеты…
Мать пилит, мол, опять не пощадил седин,
Как хватится султан тебя, да спросит, где ты…
И вдруг мой взгляд нашёл в углу дырявый холст,
Мне помнится, что джинн им как-то похвалялся,
Он, дескать, хоть дыряв, но вишь, совсем не прост,
От дедушки с отцом ему давно достался.
Побитый молью холст был выцветшим ковром,
Покрытым сплошь восточной крупной вязью,
Я, не владею сим древнейшим языком,
Но вдруг прочла на нём меж дырами и грязью,
Что это не тряпьё, забытое в углу
По давешней гульбе добрейшим верным джинном,
Но это самолёт. И, видимо, хулу
Мать Аладдина нам не к месту удружила.
Уселись мы вдвоём на этот странный плот,
Скомандовав ему лететь туда, где ныне
Его хозяин-джинн в иных руках живёт,
Оставив мать одну в тиши грустить о сыне…

13.
Пока в Багдаде пели, танцевали,
Мололи чушь, от счастья чуть дыша,
Колдун заснул хоть ночь одну едва ли,
Его копила злобная душа
Отмщенья яд. Он на кофейной гуще
Сумел увидеть, что из кладовой
Мы выбрались и стали Крёза пуще
Богаты с лампой медной. Он домой
Тогда пришёл растерянным изрядно,
Похоронив нас вместе с мыслью той,
Что сгинем мы. Одно ему накладно –
Вернулся он с котомкою пустой.
Что ж видит он в пророческих разводах
На дне кофейной чашки в этот раз?
Что Аладдин наш, не прошло и года,
Женился сам и нас от скуки спас.
Тут ярость колдуну затмила очи,
Он выдрал клок волос из бороды,
И стал кричать, несчастья нам пророчить,
Но для себя не мыслил он беды.
Собрался в путь несносный старикашка,
Взяв в руки посох, а на горб – суму,
Вздохнул перед дорогой зло и тяжко,
Дав волю козням и простор уму.
И двинулся в Багдад, имея лампы,
Гремящие в большой его суме,
Он был хитёр и ненавидел штампы,
Политикан отъявленный. В уме
Перебирал он план жестокой мести,
Оглядывал его со всех сторон,
Решил он к Аладдиновой невесте
Поближе подобраться. Только сон
Соединить бы мог урода-старца
И деву молодую, но у нас
Такое сплошь и рядом может статься,
Ведь деньги правят в мире без прикрас.
Наш век хитёр, он стал иезуитским
По воле рока, честный человек
Теперь не в моде, проще вкровь разбиться,
Чем переделать скорбный этот век.
Старухи покупают малолеток,
А старики дуреют от красот
Пустых и бестолковых юных девок.
И те и те не знают ни забот,
Ни веры в Бога, ни душевных тягот,
Лишь звон монет живёт у них в груди,
И пусть грехи на них, как тучи, лягут,
Они считают – могут победить
Судьбу и рок, и выскочить сухими
Непогрешимо из любой воды,
Такие урождаются глухими,
Слепыми и презревшими труды.
Потомственные воры и воровки
Чужих сердец на удочку греха,
Они имеют подлую сноровку
Обмана индульгенцией махать
Хоть перед чёртом, забывая видно,
Что Сам Всевышний ведает конец
Бесславных дней их, и Ему обидно,
Что на природу вздел такой «венец».
А в старину ещё в ходу бывали
Другие нормы, есть пример один,
На нашем фоне станет ни едва ли
Белее снега юный Аладдин.
Любовь ему весь мир заполонила,
В груди зажегшись факелом, она
И есть та сокрушительная сила,
Что людям ради вечности дана…   
***
Но ближе к делу, шёл колдун, ярился,
Устав пустыни разгребать песок,
И вот уж он в Багдад теперь явился,
Приблизив час расплаты. Этот срок
Он назначал не раз в своих мечтаньях,
То так, то эдак морща страшный лик,
Преодолев с натугой расстоянья,
В которые иголкою проник,
Как в ткань судьбы. Завистливое сердце
Его не знало ни минуты сна,
И вот стоит он пред заветной дверцей,
За ней – Будур, она сейчас одна,
Окружена покоем, тишиною,
Её отец и муж в пылу погонь
Ещё вчера умчались. Над горою
Едва рассвет забрезжил, добрый конь
Уж бил копытом и, седлом увенчан,
Унёс молодожёна в тот же миг.
Охота хоть не заменяет женщин,
Но дорога тому, кто любит крик
Последний дичи, выслеженной ловко.
Не знаю я в том ценности иной,
Как на конях изнашивать подковки,
Да рисковать своею головой.
Но, так и быть, простим им эту малость.
Султан и Аладдин в своём лесу
Добыли всё, по чём в тот день стрелялось:
И кабанов добыли и косуль.
Домой вернувшись с трубами и гиком,
Они застали там разор и стон, -
Пропал дворец в сиянии великом,
Тот, что из злата  джинном возведён…
Колдун, поутру постучав в ворота,
Вскричал, что ищет лампы на обмен,
Будур ещё поспать была охота,
Да скучный день грозил меж праздных стен,
А ей с торговцем из страны заморской
В диковинку калякать и она
Схватила лампу старую и в горстке
Монеток мелких, и бежит одна
Открыть несчастью дверь, не зная страха.
Колдун лишь только лампу увидал,
Как словно бы воскрес, восстал из праха,
И тут же джинна вызвал. Сей скандал
Произошёл едва ли ни мгновенно,
Исчезли старец, дева и дворец…
Султан и мой герой попеременно
Пустое место из конца в конец
Изъездили, ощупали, не зная,
Как здесь и что без них произошло…
Печальная история такая,
Как будто было счастье, да ушло.
Султан в тот миг немного помешался,
Давай на Аладдина сыпать гнев,
Потом и вовсе с зятем распрощался
И бросил паренька в тюремный зев…
Будур кричала, билась, словно птица,
Попав в силки зловредного «купца»,
Да было б легче, право, удавиться,
Чем любоваться этого лица
Морщинистою кожей и глазами,
Как два укола ядовитых стрел.
Особенно ей жутко вечерами,
Когда колдун беззубый пил и ел.
Он, ухмыляясь, словно бы дразнился
Пред ней своею старостью седой,
Ронял еду, над слугами глумился,
Плескал в них жиром, грязною водой,
Толкал ногами, хохоча безумно,
Облизывая пальцы, скалил рот,
Рыгал над блюдом съеденным он шумно
И смахивал со лба несвежий пот.
Будур в печали, бедная, и в страхе
Не знала, как ей быть, и клала нож
В постель свою, когда в ночной рубахе
Ложилась спать. На иблиса похож
Был магрибинец древний, наслаждался
Испугом юной девы он не раз,
Когда за нею в коридорах крался,
Как тень, и жидкой бородёнкой тряс…
Он предлагал ей то парчу с атласом,
То бриллианты с золотом за ночь,
Грозился казнью дискантом и басом,
Но каждый раз был выгнан девой прочь.
Смешно сказать – убожество такое
Коснётся плоти, жизнью налитой…
Колдун себя звериным тешил воем
Мечась гиеной в комнате пустой.
Так дни катились в страхах и тревоге
Для нашей пэри. Но она теперь
Немало расхрабрилась, видя в Боге
Подмогу от несчастий и потерь.

14.
Наверное, читатель, вы летали
И падали во сне и наяву.
Я удивлю кого из вас едва ли,
Когда скажу, что и во сне живу.
Да-да, во снах могу себе представить
Я что угодно, всюду побывать,
Виденья запечатывает память
Такими, как  подсунула кровать.
Они объёмны, в меру достоверны,
Я слышу речь и музыку, и свет,
Сияет он то ярко, то неверно,
Но в снах моих нет ощущенья бед.
Бывает, что тревога чуть коснётся,
Как дуновенье ветра, но, тот час
Она то чёрной птицей обернётся,
То прозвучит как чей-то строгий глас,
То расстелиться пожелает гладью
Воды, текущей в вечных берегах,
То разбежится разномастной ратью
Собак и кошек, сгинув впопыхах.
Но всякий раз мой сон предупреждает,
С чем я столкнусь, возможно, наяву.
Моя надежда вновь не оставляет
Меня и с ней я, грешница, живу.
И что реальней – бодрствованье, сон ли, -
И там и здесь - земля и  небеса,
Судьба проблем подбрасывает комли
И там и здесь, зовёт на голоса
Из прошлого и в будущее тянет,
Не обещая лёгкого пути,
И разноцветной радугою манит,
Что после бури будет мне светить…
Но я опять на отступленье сбилась,
А надо повесть нашу продолжать.
Ковёр дырявый мчал, иль мне приснилось,
Или несла нас вдаль моя кровать,
Теперь неважно, главное, летели
Мы с Аладдином, только облака
Вокруг пластались, где-то птицы пели,
Да ветры обдували нам бока.
Земля казалась нам такой прекрасной,
Как гением написанный эскиз,
Хоть наше предприятие опасно
Довольно было, мы смотрели вниз.
И вот уже коварного Магриба
Мы видим земли там и, наконец,
Вцепясь друг в друга, стали ждать ушиба,
Чтоб не разбиться сдуру о дворец.
На удивленье приземлились мягко,
Ковёр дырявый тут не подкачал,
Мы лишь зашибли с Аладдином пятки
О камень, что под окнами торчал.
Нам повезло, мы прибыли к полудню,
Колдун сиесту чётко соблюдал.
Он спал, служанка теребила лютню,
Весь двор дремал под шелест опахал…
Будур, увидев нас, от счастья млела,
То плакать принималась, то, смеясь,
На Аладдина радостно глядела
И колдуна «попотчевать» рвалась.
Но мы тихонько к ложу колдунову,
Едва дыша, все трое пробрались…
И вот уж лампа нам досталась снова,
И с джином вновь пути пересеклись.
Он, как ребёнок, радовался встрече,
Колдун его из лампы не пускал
И, говоря, «тебе здесь делать неча»
С медведем вместе в лампу затолкал.
Медведь от тесноты страдал немало
И балалайку где-то потерял,
Короче, им нас шибко не хватало…
Но вот колдун проснулся и привстал.
На нас он смотрит в ярости и страхе,
Молчим и мы, но тут медведь взревел…
Мы не виновны в колдуновом крахе,
Мы скажем просто: отошёл… от дел.
Прощай, Магриб. Нам было не до шуток,
Но всё теперь осталось позади…

Султан и Аладдин набили уток,
И я, как верный старый паладин
На пир осталась. Джинн с медведем пели,
Обнявшись, из «Хованщины» с «Садко»,
И факелы на золоте горели,
И гибким экзотическим ростком
Будур вокруг отца и Аладдина
Вилась, от счастья рдея, чуть дыша,
А я на эту дивную картину
Смотрела и совела, хороша.
Среди друзей и перебрать не страшно,
Тем более, возможно, это сон.
По лестнице я поднялась на башню,
Где ветер исторгал великий стон,
Где звёзды плыли августовской ночи…
Прошло полгода по земным часам.
Что завтра мне кукушка напророчит,
И будет окончанье чудесам, -
Не знаю я. Но сны мои реальны,
Как жизнь, что атом с атомом сплела
И, как бы ни была она печальна,
Она добра и зла, и… весела.
Она – за гранью и она – на грани,
За ней угнаться можно, но зачем?
Я, будто побывав в Левиафане,
Опять ищу на голову проблем,
Когда пытаюсь вылезти на волю
Из чрева ночи, словно этот мрак
Когда-то мне накликал злую долю
И из него не выбраться никак.
Спешить не стану, хоть осталось мало
Вина в стакане, жизни и любви…
По крайней мере, здесь я не скучала,
Переживая новости в крови.
Мой Аладдин с его волшебной лампой
Мне осветил немного этот путь,
Где всё – рутина, суетность и штампы.
Теперь бы только лампу не задуть!
Вне этой башни из слоновой кости
Всё только сон, сомнения и страх…
Крещендо ночи, разгулялись гости,
А мне пора домой, увы и ах.

Февраль-август 2015 г.