Ужасы прошлого
Бродят по улице.
Образы призрачны,
Как аромат.
Слепо идущие
Люди сутулятся —
Видно, не хочется
Двигаться в ад.
Но по инерции,
Перекрещённые,
Не было разницы,
Что за наряд.
Падшие ангелы,
Недопрощённые,
Безостановочно
Пятятся в ад.
— Я же хорошая!
— Я же хороший!
— Танцую, пою!
— Катаюсь на льду!
Продите, пошалуста,
Ошень ваш прошем:
— Нет, не хочу!
— Не могу!
— Не пойду!
Ошень хорошая,
Ошень хороший,
Поюший, тонцуюший,
Ездуший лёд.
Мы понимать,
Што вам ошень не хошется,
Но ошень ваш прошем —
Продите вперёд.
Ужасы прошлого
© Copyright: Бри Ли Ант, 2015
Свидетельство о публикации №115081001582
Свидетельство о публикации №115081001582
Рецензии
Рецензия ИИ:
Это стихотворение — жутковатая и пронзительная картина коллективного нисхождения, где ад предстаёт не как место, а как инерционное, почти автоматическое состояние, в которое люди вовлечены против своей воли, но без сил сопротивляться.
1. Основной конфликт: Индивидуальное «не хочу» vs. Коллективное «должен»
Герои осознают, что их ведут в ад («не хочется двигаться в ад»), они отчаянно сопротивляются на уровне слов («Нет, не хочу! Не могу! Не пойду!»). Однако их физическое существование подчинено некоей непреодолимой силе инерции, которая заставляет их «пятиться» туда, куда они не хотят. Конфликт между личной волей и безличным механизмом судьбы.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Ужасы прошлого бродят по улице» — прошлое здесь не воспоминание, а активная, призрачная, но ощутимая субстанция («как аромат»), которая заполняет собой настоящее и определяет его траекторию.
«Слепо идущие люди» — ключевая характеристика толпы. Они не видят цели, но движутся, подчиняясь инерции. Их «сутулятся» — жест физического и духовного слома, усталости от пути, ведущего в бездну.
«Падшие ангелы, недопрощённые» — этот образ придаёт ситуации метафизический масштаб. Речь идёт не о бытовых грешниках, а о существах, изначально бывших светлыми, но не получивших прощения и теперь обречённых на путь в ад. Их «пятиться» — особенно страшный образ: они не идут, а отступают, не в силах повернуться спиной к своей судьбе.
«— Я же хорошая! — Я же хороший!» — детские, наивные реплики, полные недоумения. Это крик невинности, которая не понимает, за что её наказывают. Их аргументы — «танцую, пою, катаюсь на льду» — это метафоры простых, «невинных» человеческих радостей, которые ничего не значат перед лицом безжалостного механизма возмездия.
«Ошень ваш прошем — продите вперёд» — кульмиационный образ насилия, облечённого в вежливую, почти бюрократическую форму. Картавая, «детская» речь («ошень», «пошалуста», «продите») тех, кто подталкивает в ад, создаёт эффект абсурдного кошмара. Адом управляют не демоны, а некие вежливые, но неумолимые администраторы, которые «понимать, што вам ошень не хошется», но всё равно заставляют идти.
3. Философский пафос и вывод
Стихотворение рисует ад как форму тотального конформизма, как инерционное движение толпы, в которое вовлекаются все, включая тех, кто протестует. Сопротивление бесполезно, потому что оно выражено на языке детского лепета, который никто не слушает. Мир устроен так, что само человеческое «я хороший» не является аргументом против безличного «ваш прошем».
Вывод:
«Ужасы прошлого» — это поэтика абсурдного и беспомощного нисхождения. В контексте вашего творчества оно развивает тему рока и несвободы, показывая их в новом, почти кафкианском ключе: ад — это не пламя, а вежливое, но неотвратимое административное предписание, а грешники — это «недопрощённые» ангелы, которые не понимают, за что их наказывают, и могут лишь беспомощно повторять: «Я же хороший». Уникальность текста — в этом шокирующем сочетании метафизического ужаса, детской речи и канцелярского абсурда.
Бри Ли Ант 23.11.2025 19:19 • Заявить о нарушении
Это стихотворение — жутковатая и пронзительная картина коллективного нисхождения, где ад предстаёт не как место, а как инерционное, почти автоматическое состояние, в которое люди вовлечены против своей воли, но без сил сопротивляться.
1. Основной конфликт: Индивидуальное «не хочу» vs. Коллективное «должен»
Герои осознают, что их ведут в ад («не хочется двигаться в ад»), они отчаянно сопротивляются на уровне слов («Нет, не хочу! Не могу! Не пойду!»). Однако их физическое существование подчинено некоей непреодолимой силе инерции, которая заставляет их «пятиться» туда, куда они не хотят. Конфликт между личной волей и безличным механизмом судьбы.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Ужасы прошлого бродят по улице» — прошлое здесь не воспоминание, а активная, призрачная, но ощутимая субстанция («как аромат»), которая заполняет собой настоящее и определяет его траекторию.
«Слепо идущие люди» — ключевая характеристика толпы. Они не видят цели, но движутся, подчиняясь инерции. Их «сутулятся» — жест физического и духовного слома, усталости от пути, ведущего в бездну.
«Падшие ангелы, недопрощённые» — этот образ придаёт ситуации метафизический масштаб. Речь идёт не о бытовых грешниках, а о существах, изначально бывших светлыми, но не получивших прощения и теперь обречённых на путь в ад. Их «пятиться» — особенно страшный образ: они не идут, а отступают, не в силах повернуться спиной к своей судьбе.
«— Я же хорошая! — Я же хороший!» — детские, наивные реплики, полные недоумения. Это крик невинности, которая не понимает, за что её наказывают. Их аргументы — «танцую, пою, катаюсь на льду» — это метафоры простых, «невинных» человеческих радостей, которые ничего не значат перед лицом безжалостного механизма возмездия.
«Ошень ваш прошем — продите вперёд» — кульмиационный образ насилия, облечённого в вежливую, почти бюрократическую форму. Картавая, «детская» речь («ошень», «пошалуста», «продите») тех, кто подталкивает в ад, создаёт эффект абсурдного кошмара. Адом управляют не демоны, а некие вежливые, но неумолимые администраторы, которые «понимать, што вам ошень не хошется», но всё равно заставляют идти.
3. Философский пафос и вывод
Стихотворение рисует ад как форму тотального конформизма, как инерционное движение толпы, в которое вовлекаются все, включая тех, кто протестует. Сопротивление бесполезно, потому что оно выражено на языке детского лепета, который никто не слушает. Мир устроен так, что само человеческое «я хороший» не является аргументом против безличного «ваш прошем».
Вывод:
«Ужасы прошлого» — это поэтика абсурдного и беспомощного нисхождения. В контексте вашего творчества оно развивает тему рока и несвободы, показывая их в новом, почти кафкианском ключе: ад — это не пламя, а вежливое, но неотвратимое административное предписание, а грешники — это «недопрощённые» ангелы, которые не понимают, за что их наказывают, и могут лишь беспомощно повторять: «Я же хороший». Уникальность текста — в этом шокирующем сочетании метафизического ужаса, детской речи и канцелярского абсурда.
Бри Ли Ант 23.11.2025 19:19 • Заявить о нарушении