Баллада о холодной крови и тёплом сердце

Где солнцем южным отогрет,
Одетый в апельсинов цвет,
Архипелаг лежит огромный
Как горсть рассыпанных монет -
Там несколько десятков лет
Ребенок жил один приемный...

Кусты в ночи' сокрыли грех,
Что в них свершился без помех:
Завернут в пару полотенец
И простыню' с пятком прорех,
С заплаткою одной на всех,
Остался брошенный младенец.

На плач с утра соседи вкруг,
Собравши кумушек-подруг,
Как чайки шумно послетались.
Шумнул смышленый чей-то внук
Из дома синэ* пару слуг,
Тех, что на рынок собирались.

Вот так у ключницы рябой,
Привыкшей коротать одной
Свой вдовий век нелегкий,
Девчушка, послана судьбой,
Дочуркой стала в день шестой,
От зябкой осени далекий.

Дахилью дочку нарекла:
Голубоглаза та, смугла,
А косы цвета карамели.
Записка ж, что при ней была,
Не выкинута и цела.
Прочесть крестьяне не сумели.

Минутками летят года,
Уходит вёсен череда
С опадом цвета апельсинов,
И с ней на островок, сюда,
Вползает змейкою беда,
Над девочкой крыла раскинув.

Дахиль бледнеет ото дня,
Всё чаще жмется у огня,
Озноб и дрожь сгоняя жаром.
Браслетов низками звеня,
«Ах, матушка, согрей меня»
Тянула дева руки к старой.

Пошел в округе разговор,
Что пришлая приносит хворь
Как будто бы одним касаньем.
Хирела мать, и дед кривой
Не мог уж выбраться на двор -
Дахиль пугало угасанье.

Зажавши письмецо в горсти'
И спотыкаясь по пути,
Бежала к госпоже учёной.
«О синэ, я молю, прочти,
Сама я в буквах не ахти», -
Просила дева удрученно.

«Дитя берёте на свой страх,
Ведь ламия у вас в руках,
Она попьет тепла чужого.
Прошу, не жгите на кострах
И не топите на волнах,
Коли не ждали вы такого.

Холоднокровная на часть,
Ей без людей одно — пропа'сть,
Замерзнет в муках и забвенье».
«Что это может означать?..»
«Тебя в три шеи надо гнать!»
И прогнала в одно мгновенье.

Не бросившись к вратам с мольбой
«Пусти назад, пусти домой!»,
Дахиль тишком, тайком всплакнула.
Одной остаться ей впервой -
Хоть волком одиноким вой,
Раз жизнь так круто повернула.

Умчалась первым кораблём
И на чужбинах тем же днём
До края жизни прописалась.
Познав охотничий приём,
Старалась оставлять живьём
Тех, чьим теплом теперь питалась.

Свой век одной решив тянуть,
Из года в год бросалась в путь,
Куда свободный ветер дует.
И, обнажив иную суть,
Покрылись пальцы, руки, грудь
Изящной сеточкой чешуек.

Сверкали косы янтарём,
Глаза — прозрачным хрусталём
У хищницы у белокожей.
Любой поклонник был нулём -
Едой ей был, не мужичьём,
Не моряком и не вельможей.

Попавшихся в ее силки
Дахиль ловила мастерски,
Почти как мотыльков в сиропе.
Касание — и простаки
Уж не увидят коготки
В беспамятном бреду-ознобе.

В ночи шаги ее легки;
От рук от стылых мрут цветки -
Совсем не малый показатель.
В какой наряд ни облеки,
Поступки ламии ярки,
И шел след в след за ней искатель.

Замерзшим удалось не всем
Избегнуть хворей и проблем,
Преставились иные вовсе.
Охотник, вольный от дилемм
И не замеченный никем,
Искал повинную в вопросе.

А та во скромности жила,
С сиренами порой плыла,
По глубине морской тоскуя.
Но, гибнущая без тепла,
Не забывала про дела
И жизнь не бросила другую.

И душной ночи на исходе,
Когда на низком небосводе
Рассвета блёстки расцветают,
Дахиль попалась на охоте
Девица, миленькая вроде,
Пожалуй, о таких мечтают.

Бездвижье, оторопь, рука
Коснулась лишь воротничка -
Вдруг кто-то шумный по проулку.
«Сестрица! Знал наверняка,
Что этот прыщ из кабака
Вёл речь с тобой не про прогулку!»

Поспешно жертву отпустив
(Попасться - без альтернатив),
Дахиль шагнуть хотела в тени.
Не осознав, не ощутив,
Не разобрав ее мотив,
Девица села на ступени,

И рьяный говорливый брат,
Который в срыве виноват,
Охотницу тотча'с заметил.
«Какой, однако, тут расклад!
Я брёл в темени наугад,
А мою Латти кто-то встретил».

Угрозы не найдя в Дахиль,
Он обстановку оживил,
С улыбкой ламию звал в гости.
Без крова смерив сотни миль,
Под крылышком у простофиль
Как ни пригреться ей без злости?

Откуда злость? Один расчёт,
Положено знать наперёд
Расклады хищникам толковым.
В руках и в мыслях мёртвый лёд -
Обоим простакам черёд
Остынуть дома, под засовом.

...Жасмином пах горячий чай,
Горчинкой острою встречал
Имбирь-огонь на плоской миске.
И сдобы запах невзначай
Будил в душе тоску-печаль:
Ан нет, не твой дом, хоть и близко.

И сыплет байками Ихсан,
Устроив целый балаган,
Смешит сестрицу до икоты,
А гостья свой хоронит план -
Не может их поймать в капкан,
Пора бы уж... но неохота.

По половице скрипнул стул,
Тихонько ветерок вздохнул
Снаружи, где-то в теплых листьях...
А может, то не ветер дул?
Рассвет в окошко проскользнул,
Играясь в косах рыже-лисьих.

Сестра да брат тишком, молчком
Прикрыли спящую платком,
Холодную, что мёрзлый камень.
Во сне танцуя босиком
И ступни грея под песком,
Дахили чудилось, что мамин.*

Очнувшись, знала: не уйдёт.
Подранен хищник, стаял лёд
И будто что-то подломилось;
Стрела кольнула на излёт
Иль груз к земле плечо гнетёт -
Как ни скажи, всё не сравнилось.

Сдалась не сразу, не в момент,
Мешал солидный аргумент:
Вдруг навредит непоправимо?
Вплетала Латти зелень лент
И не ждала, что ей взамен
Рассказ придет необъяснимый.

Не долго размышлять взялись,
Как будто б на кону не жизнь -
Иль добрякам ничто не страшно?
Надежды ламии сбылись -
Ее пустили к сердцу вблизь,
Уверенные: не напрасно.

Красотку вскоре весь квартал,
А то и город узнавал,
Да провожали тайно взглядом.
Но слух тихонечко блуждал,
Народ с оглядкою шептал,
Мол, нечисть среди нас и рядом.

Ночной порой, когда со дна
Вскарабкалась на свод луна
И ламия ласкала волны,
Пронзилась свистом тишина,
Под пулей выгнулась спина -
И зашуршал прибой снотворно.

Охотник к берегу — но нет,
От нечисти простыл и след,
В момент проглочена пучиной.
Закинув шнеппер-арбалет,
Искал хоть парочку примет,
Что тварь-де однозначно сгинет.

Десяток жертв уж с давних пор
Ей вынесены в приговор,
А сколько убиенных будет?
С камней искатель взял багор,
Пошарил, но колючий взор
Приметил: вон, макушкой крутит.

И завертелось - понесла
В потоке жизнь, да без весла,
В погоне долгой их обоих.
Полгода ламия влекла
Его чрез весь архипелаг,
Пытаясь прыть свою удвоить...

Дотошно вел искатель счет:
Тут дюжину жертв наберет,
Здесь — не спасли, один убитый.
Себя-то нечисть бережет,
Соображает, стерва, влёт -
Угнаться бы за сеньоритой.

Второй раз встретились в саду,
Где апельсины на свету
Роняли снегом цвет искристый,
И вновь манили сироту
На миг отринуть суету
Среди тиши глухой тенистой.

«Стоять! Скажу начистоту.
Ты, к моему, поверь, стыду,
Быстрей теперь, куда ловчее.
А я тебя тут, к слову, жду.
Ты можешь, говорят, вражду
Забыть на время ради чести?»

«И не боишься так, спиной,
Ты красоваться предо мной?
Вдруг обо мне наврали люди?»
Застывши статуей прямой,
Дахиль не увлеклась игрой:
«Спиною безопасней будет».

Летели с веток лепестки,
Касаясь носа и щеки,
На коже белой оседая.
«Ну говори, да мне не лги».
И вырвались слова легки:
«Готова сдаться, обещаю.

А ты же кое-что взамен
Без оговорок и измен
Клянись отдать с письмом Исхану.
И я тогда хоть в гроб, хоть в плен,
Хоть кровь холодную из вен
До капельки тебе достану.

Ты мало знал о беглеце...
Но порешишь, что ждет в конце:
Неволя, смерть иль поединки?»
Темнели буквы в письмеце,
А на повернутом лице
Блестели слезы иль дождинки?

...Минутками промчались дни;
Шевелит ветер-озорник
Янтарь у скал, у моря пленниц.
С запиской краткой для родни
«Я ей опасна, извини»
Остался ждать отца младенец.