Про кота

       Кот, гад, мешает мне утром блаженствовать в постели: все пальцы перекусает, все щёки лапой своей излапает, все ресницы обмотает пуховой шерстью, всё, понимаешь, нежное тело своей семикилограммовой почти тушей истопчет! И при этом ещё орёт, майданщик чёртов, – про голодомор, разумеется, про что же ещё! Грамоте бы разумел, уже накатал бы на нас и жалобу, не иначе…
       Всё! Меняю его фамилие на хохляцкое! Теперь он не Пилюлька, а Пилюлько, змей траншейный! Вынудит меня поступить с ним, как с таким же достоевским чайником! Который досвистелся и теперь живёт в огороде у моей хозяйственной сестрицы – работает кашпо, причём, помалкивает! А ты – адресуюсь я к наглому вымогателю – будешь кошпо! Нечего! Что это? Откуда я знаю! Но в Танюхином кулацком хозяйстве, всяко, сгодится!
       Я вылезаю, свирепая, из-под простыни и тащусь к холодильнику, гонимая котом и долгом. Интересно, кормил его Тошка или нет? Записки классического типа: «Не слушай кота, он завтракал!!!» – не наблюдается. А зря. Теперь придётся верить змею на слово и кормить-таки… Хорошо, что давеча по продразвёрстке изъяла у Маюськиной кошки пару пачек «Вискаса», а то у нас обычный летний финансовый кризис. Не говоря уж о лени…
       Но в магазин тащиться всё равно придётся. Во-первых, эти две пачки Пилюльку не излечат, эти две пачки ему на один зубок! А зубов у него, как у дурака махорки! Во-вторых, он жрёт с таким аппетитом, что я тоже бы уже кого-нибудь съела. Например, кота…
       Задумываюсь: а чем мы кормили мою детскую кошку Журку? Любимую мной до безпамятства? Никаких вискасов поганых тогда и в помине же не было? Ела то же, что и мы, а мы не жировали, между прочим. Зато и Журка была первой красавицей в округе: чёрная, грациозная, как пантера; изящная, с гладкой блестящей шёрсткой – окрестные ухажёры с ума сходили!
       …Она меня тоже любила. Провожала в школу до поворота, а потом ждала, когда я вернусь; висела драгоценным боа на моей цыплячьей шее, пока я уроки делала; бесилась с нами, когда мы с братом затевали шуточные побоища подушками… А когда я заболела и попала в больницу, – исчезла из дому, хотя никто её, конечно, не обижал. Просто она была  м о я  кошка, и знала это. Когда через месяц где-то я вернулась домой, мама в подъезде осторожно начала: «Людочка… Знаешь, мы не говорили тебе, чтобы не расстраивать… Но Журка…» И тут из подвала со счастливым мявом выскочила моя красавица и кинулась мне в объятия… Вот такая она была…
       …А этому только жрать подавай!
       Хотя… Он же спас меня, когда погиб его предшественник, Герасим, – такой же белый огромный котяра и даже родственник Пилюльке, какой-то там брат. Потому Пилюлька и Пилюлька! Лечебный!
 
       …Иди ко мне, мой зайчик!.. Наговорила тут на тебя…