Великому Бунину. Женщина-девочка

   В саду опять играла музыка,
сыпал прохладной  пылью  высокий,  раскидистый  фонтан, как и когда-то, 
и  с какой-то  женственной роскошью  пахло  цветами 
в  бодром  и студёном  воздухе  багряного осеннего заката,
   но народу было мало,
отчего мне ещё стыднее было ходить отдельно от прочих,  как иногда бывало,
на виду у всех, в этом избранном "кружке дворян-гимназистов", этакий заговорщический сбор,
и поддерживать с  ними какой-то  особый дворянский разговор,   
    как вдруг меня словно  ударило что-то:   ах!  –
по аллее, навстречу нам, быстро шла мелкими шажками,  с  тросточкой в  руках, 
маленькая  женщина-девочка,  очень  ладно сложенная
и  очень изящно и просто одетая, словно куколка ухоженная.
   Когда она быстро подошла к нам и, приветливо играя агатовыми глазами, вся как бы налегке,
свободно и  крепко пожала нам руки своей маленькой  ручкой в узкой чёрной  перчатке,
быстро  заговорила и засмеялась, раза два мельком, но любопытно взглянув на меня, словно это было что-то неясное  –
я впервые в жизни так живо и чувственно ощутил всё то особенное и ужасное,
что есть в женских смеющихся губах,  в  детском звуке  женского голоса, 
в округлости  женских  плеч, в тонкости  женской  талии, в цвете её волоса,
в том непередаваемом, что есть даже в женской щиколке, и так стало давить в висках – снова и снова,
что не мог вымолвить ни слова.
–––––––––

Иван Бунин. Жизнь Арсеньева.
КНИГА ВТОРАЯ. (Отрывок.)
XI
В саду опять играла музыка, сыпал прохладной  пылью  высокий,  раскидистый  фонтан  и  с какой-то  женственной роскошью  пахло  цветами  в  бодром  и студеном  воздухе  багряного осеннего заката, но народу было мало, отчего мне еще стыднее было ходить  отдельно от прочих,  на  виду  у всех, в  этом  избранном "кружке  дворян-гимназистов" и поддерживать с  ними какой-то  особый дворянский разговор, -- как вдруг меня словно  ударило что-то:  по аллее, навстречу  нам, быстро шла  мелкими шажками,  с  тросточкой в  руках,  маленькая  женщина-девочка,  очень  ладно сложенная и  очень изящно и просто одетая. Когда она быстро подошла к нам и, приветливо играя агатовыми глазами, свободно и  крепко пожала нам руки своей маленькой  ручкой в узкой черной  перчатке, быстро  заговорила и засмеялась, раза два мельком, но любопытно взглянув на меня, я  впервые в жизни так живо и чувственно ощутил все то особенное и ужасное, что есть в женских смеющихся губах,  в  детском звуке  женского голоса,  в округлости  женских  плечей, в тонкости  женской  талии, в  том  непередаваемом,  что  есть даже в  женской щиколке, что не мог вымолвить ни слова.