Великому Бунину. Просто разбойничали...

  Ростовцев сказал однажды, указывая на  оконный косяк,  где были сделаны им какие-то пометки мелом:      
Что нам векселя! Не русское это дело.
Вот в старину их и в помине не было,
записывал  торговый человек, кто сколько ему должен  где-нибудь в уголке, 
вот вроде этого, простым  мелом на притолке. 
  Пропустил должник срок в первый раз, торговый человек вежливо напоминал ему о том.
Пропустил другой – остерегал: ой, мол, смотри, отдашь обязательно потом;
не забудь – и в третий раз,
а то возьму да и сотру свою пометку тотчас.
Тебе, мол, тогда дюже стыдно будет! И не раз!      
   Таких, как он, конечно, было мало.
По роду своих занятий он был "кулак", но кулаком  себя, понятно,  не считал
да и не  должен был считать и правильно делал:
справедливо  называл он  себя  просто торговым человеком, нужным нам,
будучи не чета не только  прочим  кулакам,
но и вообще очень многим нашим  горожанам.
    Прочие  "торговые  люди"  нашего  города,  и  большие,  и  малые, 
были, повторяю, не Ростовцевы, чаще всего только на словах  были хороши:
немало в своём деле они  просто разбойничали, шалые,
"норовили содрать с живого и мёртвого",  обижали до глубины души –
обмеривали и обвешивали, как последние жулики без души, 
лгали и облыжно клялись без всякого стыда и совести, а слова с виду хороши,
жили грязно и  грубо,  злословили друг  на друга,
чванились  друг  над  другом, 
дышали друг к другу недоброжелательством и завистью походя –
над дураками  и дурочками, калеками и юродивыми, на них и не глядя,
которых   в   городе   шлялось  весьма  порядочно, что скрывались к вечеру, куда-то уходя,
потешались с ужасной бессердечностью и низостью, с наглым откровением,
на  мужиков смотрели  с  величайшим и  ничуть не скрываемым  презрением,
"объегоривали" их с какой-то бесовской  удалью, ловкостью
и весёлостью, которые им в конце жизни становилась в горле костью.
–––––––––   

Иван Бунин. Жизнь Арсеньева.
КНИГА ВТОРАЯ. (Отрывок.)
Ростовцев сказал однажды, указывая на  оконный косяк,  где были сделаны им какие-то пометки мелом:      -- Что нам векселя! Не русское это дело. Вот в старину их и в помине не было, записывал  торговый человек, кто сколько ему должен,  вот вроде этого, простым  мелом на притолке.  Пропустил должник срок  в  первый раз, торговый человек вежливо напоминал ему о том. Пропустил другой -- остерегал: ой, мол, смотри, не забудь и в третий раз, а то возьму да и сотру свою пометку. Тебе, мол, тогда дюже стыдно будет!      Таких,  как  он,  конечно,  было  мало. По  роду  своих занятий  он был "кулак", но кулаком  себя, понятно,  не считал да и не  должен был  считать: справедливо  называл он  себя  просто торговым человеком,  будучи не чета не только  прочим  кулакам,  но  и вообще  очень  многим нашим  горожанам.
  Прочие  "торговые  люди"  нашего  города,  и  большие  и  малые,  были, повторяю, не Ростовцевы, чаще всего только на словах  были хороши: не мало в своем деле они  просто разбойничали, "норовили содрать с живого и мертвого", обмеривали и обвешивали, как последние жулики,  лгали и облыжно клялись  без всякого стыда и  совести, жили грязно  и  грубо,  злословили друг  на друга, чванились  друг  над  другом,  дышали друг  к другу  недоброжелательством  и завистью походя,  над дураками  и  дурочками,  калеками  и  юродивыми, которых   в   городе   шлялось   весьма   порядочно,  потешались  с  ужасной бессердечностью и низостью, на  мужиков смотрели  с  величайшим и  ничуть не скрываемым  презрением,  "объегоривали"  их  с  какой-то  бесовской  удалью, ловкостью  и  веселостью.