Няшки

Баллада

В скрипучем шкафу, средь груд свитеров,
Испещренных оленями,
Свернувшись клубком, мама-кошка
Ласкала своих сыновей,
Духом могучих и страстных, и дочь опалоокую,
Грациозную прелестницу Нэко.

Мурчанье лилось: припадая к груди материнской,
Обеты давали потомки
Богатырских кошачьих колен, Мурсикиды,
И Нэко вторила им,
Хвостиком нежным укрывшись, ушки топорща.
Первым тогда
Замурлыкал отчаянный Барс, юноша гневный.

«Слушай же, мать, обещание верного сына, —
Котенок мурлыкал. —
И разнеси средь чутких ушей заостренных
Всех гордых кошачьих племен.
Клянусь пред тобой, сестрою и братом, и этим
Шкафом, что отчизной нам стал,
Блюсти все заветы предков-котов, наставления матерей-кошек.

Паладином мурчанья, рыцарем гневных усов предназначил мне
Стать Кот-Громовержец.
Нынешней ночью во сне мне явился сам Кот-Отец,
Одноглазый метатель перунов.
«Когти точи, отпрыск Мурсика грозный, — он мне сказал, —
Ибо стезя твоя — брань.
Будешь ты биться за счастье и славу котов громкомявных».

И вот я клянусь вам, обитатели отчего шкафа!
С грозою в очах,
В яростном блеске когтей, брошусь я на врагов
Всех кошачьих племен.
И кровью крыс, и собак, и людей, что зломыслят на кошек,
Пушистый мой линоторакс
Будет забрызган обильно, и трупами путь мой усеян.

Клыки мои жаждут отведать плоти врагов!
Я ринусь в сраженье,
Мяукая пэан боевой, что завещан мне славой отцов:
Мяу-мур-мяу!
И мяу-мур-мяу повторно! И мрря-мя-мя-мя! И мур-мя!»
Так говорил безоглядно
Барс, котенок бесстрашный, и клятву скрепил он мурчаньем.

Тут и второй кошкин сын, Пуффыстик дородный,
Следом за братом мяукнул
Слово свое, вдохновленный божественным роком.
«Видел и я нынче ночью
Мордочку гордую, сытую бессмертного Вакхмя,
Покровителя кошек хозяйских.
Он завещал мне стезею идти приращенья кошачьих достатков.

И потому я клянусь: в каждом амбаре, коровнике, мельнице,
Что мне на пути попадутся,
Вывести злых паразитов, мышей ненасытных, бессчетное племя.
Станут ломиться тогда закрома
От сыров, творогов и сметаны, сладкого мяса и рыбок трескучих.
Не будет тогда под луной
Котенка голодного, тощего, что мяучет в призывной тоске.

Мордочки будут лосниться у всех: у котов, и у кошек,
И уж не будут нам предлагать
Насытиться скверными, из сои, жил и копыт, тошнотворными смесями.
Будут кланы кошачьи
Спать сколько влезет, в достатке, в день лишь на час просыпаясь,
Чтобы наведаться к миске.
И сон их спокойным мурчаньем тихие долы наполнит».

Так сын второй промяукал, Пуффыст мягкохвостый, и с полным довольством
Внимали ему мать, и брат, и сестра.
Тут уж все взоры свои ночепронзающие, с зеленым фосфорным блеском,
Обитатели шкафа к ней обратили,
К маленькой Нэко, дщери прекрасной, последнему дитятку матери-кошки.
И также она,
На божественный голос ссылаясь, клятву мурлыкнула звонко.

«Слушайте, братья и мать, мурк мой, исполненный страсти.
Со мной нынче ночью
Баст говорила, богиня прекрасная, всех возлюбившая кошек.
Тою стезею пойду я,
Что богиня мне завещала в мурчаньи полночном.
Мне говорила она,
Чтоб я стала ученей всех кошек, и потому — всех мудрей.

Путь мой лежит в обиталище сов остроклювых, перьями мягкими скрытых.
Но не затем, чтобы гнезда
Их разорять и душить их птенцов, а чтоб мудрость сих птиц яснооких
Я бы сумела постичь.
Ибо мудрее совы — лишь один только Кот цепеходящий Ученый,
Но до него не добраться нам, смертным.
И только бессмертным богам сообщает он знанье, налево-направо бродя.

Ставши же самою мудрой из кошек, (и самой красивой, бесспорно),
Вернусь я к кошачьим селеньям,
И расскажу им, как жизнь обустроить по правде. Как по закону
Жить, не терзая сердец
Безудержным мявом отчаянья, когда змеиная несправедливость
Ползет по полам и шкафам.
Не будет тогда уж в кошачьих пределах бесправья!

Никто не посмеет кошку тащить за усы, или дернуть за хвост,
Не получив наказанья.
Строгие будут для тех установлены меры, кто посмеет законы нарушить.
Лишится тот молочка, и не сможет уж больше
За курами носиться в пыли по двору, в восторге, с мяуканьем диким.
И не играть ему с бантиком,
Что, по веленью богов, к нитке проворной привязан.

Будет тогда всем кошачьим коленам счастье, покой и достаток!»
Так говорили они, божеством одержимые.
И внимала им кошка, матерь шершавоязыкая,
Вылизывая ласково шерстку.
«Спите же, детки мои, милые сердцу котятки,
Барсик, Пуффыстик и Няшка!
Исполните клятвы свои, когда время придет. Спите, и сил набирайтесь!»

Мяунец