стр. 20-26 Наши геологи, Нет у революции конца

Н а ш и г е о л о г и .

Отшумели в Полярном метели,
Устремились глаза на Урал.
Поднимаем мы ноги с постели
И вперед к непокорным горам.
Поднимаем мы ноги с постели
И вперед к непокорным горам.

Непреклонные снежные дали
Не дают в глубину нам шагнуть,
Но геолог народ наш упрямый
Не боится к лыжне прибегнуть.
Но геолог народ наш упрямый
Не боится к лыжне прибегнуть.

А когда прекратятся морозы
И прогреется солнцем земля,
Над Полярным кружат вертолеты
И пустеет поселок всегда!
Над Полярным кружат вертолеты
И пустеет поселок всегда!

Запестреет палатками тундра,
Задымят полевые костры.
Каждодневные съемки, маршруты –
Все вершится на благо страны.
Каждодневные съемки, маршруты
Все вершится на благо страны.

Каждый год мы наносим на карту
То ль открытие, то ли просто объем.
И потомки нам скажут спасибо
Что не зря мы на свете живем.

Н е т у р е в о л ю ц и и
          Конца

Ура! Мы сказкой рождены,
Мы дети будущей страны.
Мы в лучшем свете будем жить,
Жить да жить и не тужить.
Повсюду возгласы слышны,
Мы революции сыны.
Мы скоро новый мир построим
И города воздвигнем мы!

Ещё тащили транспаранты,
Кричали матом невпопад.
Ломились в избы, церкви, хаты
Народ губили наугад!
В окопах долго вшей кормили
И тиф косил их как цыплят.
Зато идею проглотили
И сыт становится солдат.

Мозги прочистили и хватит.
В окоп ложись и подыхай.
А хочешь рвись в последний бой
И ты подохнешь, как герой!
И полилася кровь рекой.

В России грянул смертный бой.
За что – не ведая порой –
Родной давил своих ногой.
Брат брата часто убивал
И вслед убитому кричал:
То, дескать, красная собака
На то свой рот не разевал!

А красный белого искал
Хватал, давил и убивал!
За власть Советов он орал
За третий наш интернационал.

Так колошматили пять лет,
А проку не было и нет!
И чем восполнить мудрецов –
Погибших прадедов, отцов?
И ликовал простой народ,
Не ведая, о чем ревет.

Гремела в грохоте земля,
Вздымалась пыль под облака.
И стихло эхо – позади!
Вернулись ратные полки
К себе домой, кому – куда,
Пустой мешок, полсапога.

Пришёл и мой отец к себе.
Худой, лишай на голове.
И чуть не пролил свою кровь,
За подлый замысел верхов.

Никто тогда не понимал.
За что, кто жизнь свою терял
А только позже осознал
Что вроде город ночью брал.

Едва в окоп приковылял..
Как слег на дно и захворал.
Кормили плохо, голод был
И тиф мой папа подхватил.

Немногим больше 20 лет.
Держись, отец, живи, отец.
И выжил он назло чертям.
И я живу, а мысли там!

Минуло месяц или два
Как вновь казарменная тьма.
Вонючий воздух грязный пол,
Привстал солдат, пошел на двор.

Шагов пятнадцать отошел
Отлил в забор и вдруг замер.
Уж слишком холодно было.
Кругом гляди, везде темно.
А тут как будто бы назло
Скрипит-трещит незнамо что.

Шагнул солдат ногой, другой,
Побрёл в казарму на постой.
Зевнул солдат разок, другой.
На нары лег на правый бок,
Еще немного посопел,
Шинель под горло – захрапел.

Во сне приснился дом родной.
Отец, мой дед, почти седой.
И мать с нахлынувшей слезой,
Огромный дом совсем пустой.
Куда девались вся родня,
Мои братья, где их судьба?

Таков тяжелый снился сон,
Заныло сердце, вдруг подъём!
Тревога, братцы, пропадём!
Вопил дневальный без конца
Еще ж не кончилась война
А вы храпите, как свинья!

Потом гремел отборный мат
Сапог летел кому-то в зад
Истошный крик, поднялся гвалд
Запели пули наугад.
Превозмогая шум морской
Солдаты все рванулись в бой.

Никто сапог уж не кидал
А все бежали – он бежал.
Навстречу смерти в стан врагов
Возможно против кулаков.
Уж где нам братье безлошадной
Догнать отборных скакунов.

Команда грянула отбой!
И все вернулись на постой.
И командир немного рад
Что не ухлопали отряд.

Остался жив и мой отец
Исая, Берка грозный сын
С простой фамилией Изрин
В составе взвода не один.

А дед Исай, был парень бравый.
На службе царской состоял
Имел кларнет, кларнет освоил
И в музыкальный взвод попал.

А после службы дом построил
Семью создал, детей взрастил
Их шесть сынов и две сестры
Для проживания в Ляды.

Один из них и мой отец
Хороший, добрый молодец
Призвали в армию на смерть!
Чтоб за Советы умереть!

Отец вернулся на постой
В казарму жалкую свою
Где получал осьмушку хлеба
И в котелок – одну бурду.

В предместьях стало все стихать
И разогнали нашу рать.
Отец, не гневая судьбу,
Попал дослуживать в Москву,

Явившись в горвоенкомат
Его направили в отряд
В охране службу продолжать
А если что, пошлют назад.

В ту пору шел последний год
Тогда Ильич наш занемог
И передал права свои
Садисту, палачу страны.

Генсеком он себя считал
А сам народ уничтожал
Все тридцать лет он был царем
Бесспорно черным королем.

Нашлись подонки и певцы
И подхалимы, подлецы.
Во славу песни сочиняли
И дивиденты получали.

Кругом мудрейший он отец
А мой отец уж не отец.
Народ заставили молчать.
А кто-то против – оболгать.

Не разумом владел народ
А страхом, вдруг обретший гнет.
И все, что я пишу сейчас
Так было точно, без прикрас.

Отцу служить осталось мало
При академии большой,
И на прощанье Фрунзе маршал
Отдал приказ отбыть домой.

В родном селе, среди берез
Заныло сердце вдруг в тоске
Собрал он вещи сел на поезд
И через сутки был в Москве.