Поколение волхвов

I

Не наше право – жизнь,
Не нам решать, за кого.
Зачем, сестра, скажи,
Ты убиваешь его?
Зачем простая власть
Грызёт истории стяг,
Зачем слепую пасть
Нам однозубый варяг
Показывает, зёв свой
Загоняя на трон,
И вьётся змейный вой
Хвостом вкруг свеч и колонн.
Звереют огоньки,
На пантеоне темно,
Синеет полруки,
Бросая в камень зерно,
И дерево растёт
Из свеч-колонн в небеса,
И плод его умрёт
У Ньютона в волосах.
Варяг в него, туда
Вонзит свой пламенный зуб,
И станет, как Адам,
Но только светел и глуп.
Но что это во лжи,
Во ржи, в крови, в уголке?
И что, сестра, скажи,
О, что ты держишь в руке?


II

Вот кнут и я.
Открытия забытия
Не замечаем
Громкий ветра визг,
Во хлев из хлеба бьёт кровавый брызг
Варения из соли и печали
События.
Со-бытия меня, кнута, всего,
Что я тебе принёс на поклоненье.
Испей беззубым ртом моё варенье,
Достань бревно из глаза моего,
Им замахнись, ударь нас, чтобы оземь,
Как зуб, ужасный кнут, чтоб в пол-лица
Кровоподтёком контуры Отца
Чертила одураченная озимь…
О зимы, каждый раз бревно-зрачок…
И падают слепые средь даров…
Мы – просто поколение волхвов.
Вот кнут и я, вот я и… твой цветок.


III

Набеги снега вкрай от вертикали
За шиворот ворот мне затекали.
Пел сыч, порхал вробей и галки лгали,
Шакал лакал из лужи. Попугаи
Твердили строки гимна невозбранно,
И всё это растаяло. Как странно…
Страны почти лихая отсранённость,
Осатанелость – бывшая влюблённость,
Глухая леность всех. Вселенной лонность,
Чужих шагов негнущаяся конность.
Мадонность неба пред вратами ГУМа
И святость мига после наобума.
Из-под пальто растаявшие книги
Стекают в море от Каира к Риге,
Несут к тебе завёрнутые в миги
Не тонущих – стотонных слов вериги:
Почти прочти, пусть снова от вздыханья
Застынет мир, как вечное посланье.


IV

Здесь чудеса. Здесь Леший забродил.
И чудь – в леса, где «Ил», упавший в ил,
Где угр и финн собрались у графина.
Я так любил когда-то угрофинна!
Бензина в ил из «Ила» натекло.
К нему подносят синее стекло,
К нему все души тли обращены,
И музы Канта, и лицо луны.
Танцуй со мной когда-то, угрофинн,
Разбей ногой и осуши графин,
Пускай зальёт бензин и ил, и тлен
И никаких не будет перемен!
Порой ночной в графин лесов и вод
Плывёт, плывёт угрюмый самолёт…


V

Я человека видел раньше
Со странным прозвищем, что тоньше,
Чем прошлогодний запах льдинки,
Что горше полевой травинки,
Но я его не вижу больше –
Быть может, нынче встал он дальше.
Не может, но восстало солнце
Против царя или из мёртвых,
Чтоб осветило, и увидел
Я человека в лучшем виде:
В его глазах сверкали орды
И морды сильных македонцев.
Он ковырял в носу и плакал.
О Боже, этот мальчик вырос!
Он ковырял бы и смеялся,
Когда б был мальчик. Притворялся
В носу вакциной хитрый вирус,
Поток тут хлынул цвета мака
Из носа лавой напожарил
И Солнце залил.


VI

Теперь ты скроешься куда,
Мятежный дух тоски и мрака?
Какая страшная беда,
Какая милая собака
Придёт и ляжет у пруда.
К чему так грустен блеск его?
К чему собаке так он нужен?
К чему тебе любовь всего,
Что ты сегодня ешь на ужин?
К дождю? К деньгам? Сё всё – вода.
Всегда, коль плавать нет уменья,
Когда ты в дождь и у пруда,
Терзает жажда наводненья…
Словарь, собака – здесь и в нём.
Везде она! Я перестану!
Но как же я, скажи, пристану
Пред алтарём со словарём?
Как в прошлый раз – как банный лист.
Деревьев банных жду, как знака,
В ушах звенит эпохи свист,
И на него идёт собака.
Промчится всё – беда, удача,
Но всё останется – вода.
Как многочислен след собачий
У одинокого пруда.


VII

Шёл по покосу, косно и ясно
Росы дымились, падали липы
Старой аллеи в бледные руки.
Дробные стуки
В сумерках длились,
Было ужасно.
Вы бы могли бы?
Шёпот фонарный,
Ропот фонарный,
Рокот фонарный.
Там, под усадьбой,
Там, там, в усадьбе,
Там, над усадьбой!
Тихая свадьба,
Трели ударных,
Мне бы летать бы.
Мелей базарных,
Дней лучезарных
Гулкая свадьба –
Мне бы летать бы!
Шёл мимо дома,
Шёл мимо леса.
Так бы не мимо,
Если б лететь бы.
Чем-то знакомо
Кончилась пьеса.
Я нашёл зимы.
Куда бы деть бы.


VIII

Бог молодой в раздумье сидит на камне.
Деньги нашёл.
Кудри взлетают птицей в небесный шёлк,
Камень шумит извивами лавы давней.
Деньги – зачем?
Кто-то давал огни и света народам,
Кто-то взимал дары, забирал свободы,
Только никто, как я, не застыл в свече.
Мухи летают кругом, и рыщут звёзды,
Звёзды летают вьюгой и ищут неба,
Это ли снег ложится в ладони юга,
Там, где ночлега нет для таких, как боги?
Он забирает камень, красиво, поздно
Камень берёт с земли и кладёт за ворот,
Деньги бросает прочь – то налоги вьюги.
Где дорога?


XIX

Через небо комета от взора бежит, мгновенная.
У стакана отклеилась грань.
Блаженна амнезия твоя, Вселенная.
С тобой говорю, встань.
И если пустыни мира зашлись в агонии,
И смерч завивает змеи в пучок тугой,
И строем стоят Океаны вокруг Японии –
То я говорю с тобой.
Ты – бабочка, космос, раз снова летишь к костру.
Не надо про Солнце, возьми и возьми своё.
Твой сын никогда не видел мою сестру,
Этот город будет её.
Играя, она разбивала на сотни вер
Гранёный стакан. Ты склеишь когда-нибудь,
Но мы кроме волчьего пуза не видели сфер
И выпили млечный путь.


X

Себя, пожалуй, лет пяти
Она впервые помнить стала.
Глаза, просящие уйти,
Смотрели из большого зала.
А удлинившись, словно тень,
Едва скользнув из-под надзора,
Она стояла каждый день
Украдкой в стороне от взора.
Горели свечи, хор пылал,
Залихорадилось недужно:
Она любила этот зал
Так, как любить его не нужно.
Тогда бояться и бежать,
И больше никогда. Ни слова,
Но снова видеть те глаза
На роже сотого – любого.
Она встаёт на табурет
Обводит полки мутным взглядом –
И вдруг увиденный портрет,
И падает верёвка рядом.
С иконы смотрит Гавриил,
Блистая светлыми крылами.
Господь за что-то нас любил,
А мы качали головами.