Стихи как оправданье жизни

Шестая книга стихов, или «озвученных» медитаций. В книге опублико-
вано избранное из написанного недавно а также лучшие стихотворения из
прежних книг, так называемое «Пятикнижие».


ТРАНСКРИПЦИИ
или звукозаписи медитаций

* * *
У моря я лечь хочу камнем,
большим, и бунтующим волнам,
в беспамятстве как бы, веками
внимать, оставаясь безмолвным.

Хочу, чтоб средь общего ритма
слияний и разъединений
души моей грубой молитва
звучала, не зная сомнений.

И где-то гудок теплохода,
далёкий и слышимый еле,
звучал над пространством как ода
про жизнь в человеческом теле.
     1983, 2014

НАС ПРОЧТУТ, ПОЙМУТ
         Валерии Федоренко

Что стихи? – некий щит от тоски и боли.
Там вершины – сопки,
они покаты.
Ты – актер безвестный, живущий в роли...
Жить играючи – значит, не ждать награды!

Там – что главное? Верить, что будет лучше.
Это – принцип, смотрящийся как беспечность,
вдаль ведущий по жизни
надежды лучик,
уходящий отсюда и – в бесконечность...

Нас прочтут, поймут... Не грусти, Валера!
В этом городе,
«осколочно-жёлтом, щемяще-синем»,
где так выпукла ночью
звёздная полусфера,
мы умрём, но уже никуда не сгинем.

Так и будем здесь
незабвенными именами
освещать дороги-пути влюбленным,
будто в посланной с того света молнии,
телеграмме,
словом ласковым, золотым и червлёным!

А когда наутро выпадет снег, не тая,
город, ёжась, примерит свою обнову,
тонкострунная пентатоника из Китая
будет аккомпанировать нашему слову.
         2012

ВСЛУШИВАЯСЬ

Из души выщипывает струнки
чёрный лес, застывший нагишом,
будто в ученическом рисунке,
чёрканный простым карандашом.

Жизни грешной не певец я – пленник.
Сердце безголосое болит.
До минор... три ёлочки – не ельник,
оживляют музыкою вид.

От порога в лес уводят ноги,
каждый кустик и колюч, и наг.
Осень... время подводить итоги,
обходя исхоженный овраг.

Как сова, фальшивившая сипло,
выпучиться, ёжась на заре,
вслушиваясь
в долгий стук с Транссиба,
в длинный текст из точек и тире.


ГНЕЗДО

Скачет белка по забору,
тащит осени дары…
я шагал полжизни в гору,
а теперь иду с горы!

Трезв, как стеклышко, с получки
и не взят тоскою в плен,
лишь засохшие колючки
нацеплялись до колен!

Под уклон – неспешным шагом,
а куда спешить
теперь?
Дом построен. Над оврагом.
И в овраг выходит дверь.

Спит сова в лесном урочье,
клюв – под перьями в зобу…
и пусто гнездо сорочье
возле дома на дубу.


АППАССИОНАТА*
1.
Опутанный благополучьем,
как жужжелица серебром паучьим,
чей остов обездвижен, пуст,
мой голос – оболочки хруст.

Вот музыка! Не человечья!
Танцуй, не глядя на увечья!
Пока способен звук извлечь,
упорно продолжаю речь.

2.
Просыпаюсь рано. В окнах – темень.
Я как жук на старости – бескрыл.
Никаких особенных хотений...
закурил бы. Если бы – курил.

По утрам отсыревают спички.
От меня отдельная – рука
высекает искры по привычке
из полупустого коробка.
-----------------
*аппассионата - «нечеловеческая музыка!» (Ленин В.И.)


* * *
Пусть мир – кино, и все такое,
а жизнь как есть – продажа, купля,
я обхожусь без литгероя.
И без дублера. И без дубля.

* * *

      В толпе людской и средь пустынь
      безлюдных...
                (Лермонтов М.Ю.)

Я к дружеству запойному остыл,
и — не прощаясь — ухожу с попойки
по кладбищу бродить промеж могил,
и — про себя — вопить навроде сойки.

Там крик — некстати, слово — невпопад:
там умершие смотрят с фотографий,
и сладость земляники — вдоль оград —
лишь оттеняет горечь эпитафий!

Прочту и выпью. Выпью и прочту...
Мне ль привыкать к хуле и укоризне?!
Дай волю мне, я б в каждую плиту
вбивал стихи как оправданье жизни!

По стыкам рельсов простучит состав.
И по кресту пропрыгает синица.
И смолкнет стук. И птичка, отсвистав,
исчезнет с глаз... А отзвук — сохранится!

Не в том ли суть, что отзвука ищу,
где нет живых, и умершему внемлю?
Где пусто так, что тихо я грущу,
с ладоней — с грустью — стряхивая землю.
09.09.2012


ПОД ШУМ БЕРЁЗЫ
(новая редакция)

Шумит берёза на ветру,
и вздорной мыслью сердце ранит,
что если я сейчас умру,
она шуметь не перестанет.

Не перестанет даль глядеть
невозмутимым синим взором,
не перестанет птица петь
в кустах за сломанным забором.

И сядет солнце за горой,
и вновь взойдёт, и хлынет ливень,
никак не связанный со мной
мир этот слишком объективен!

Лучей вечернее тепло
ловлю лицом и чуть не плачу
под шум берёзы, оттого
что я так мало в мире значу.

Что люди, вроде птиц в кустах,
в плену каких-то личных песен
живут, испытывают страх,
и я им мало интересен.

А я хотел бы жить всегда.
Всепроникающим, незримым,
не оставляющим следа,
но каждому – необходимым.

А я хотел бы в споре двух,
отдельных, не похожих гордо,
быть третьей нотою аккорда,
гармонизирующей звук.
     1985, 2014

* * *
Живу светло, пишу online.
Надеюсь, что – не вкривь и вкось.
Спасибо всем, кем был облаян…
Оно ж от ревности, небось.


КОГДА ЗАЦВЕТАЕТ БУРЬЯН
     Свете Чернышовой

Огонь пробужденья неистов,
и всяк начинающий — рьян.
Ты полон загадочных свистов,
когда зацветает бурьян.

Бог знает, какая холера
с тобой по соседству живёт,
но в рифму счастливая вера,
как щит, прикрывает живот.

Тебе, вовлечённому в битву,
когда покидаешь роддом,
стихи заменяют молитву,
цветущую в сердце твоём.

И ранясь, и сам поражая,
и впредь прикрываясь от ран,
живёшь и не ждёшь урожая,
когда зацветает бурьян.

Как скиф за днепровским порогом,
и правду, кривду свою
рифмуя то с чертом, то с Богом
в далеком приморском краю.

Где прочь, разрубив плоскогорье,
течёт, но не может истечь,
как речка в Японское море,
последняя русская речь.
    декабрь 2011


* * *
Быть с нею
права не имею,
и права – отказаться чтоб,
так от желания немею
с макушки
и до пальцев стоп.

Она – волнующе другая,
а та, которой рядом нет,
как лампочка,
перегорая,
в пустой прихожей гасит свет.

Пространство, время – что для них мы?
О, если долго вглубь смотреть,
то можно вдруг расслышать рифмы
в словах
«любовь и смерть»!


ПОДКОРКА

Подо льдом – журчание ручья...
Вслушиваясь, вникну. Онемею.
Эта музыка пока еще ничья,
я хочу, чтоб сделалась моею.

Есть просвет под куполом из льда,
бытие, не отнятое смертью
где живая, теплая вода
греет воздух под холодной твердью.

Всходят там природе вопреки
робкие побеги первоцветов,
под покровом вымерзшей реки
для влюбленных в эту жизнь поэтов!

Пусть на самом деле мир жесток,
те упрямо верят в жизнь иную,
в слепоту куриную – цветок,
спрятанный в теплицу ледяную.

Застолблю себе участок свой,
может быть и золото намою...
У кого-то ноты – под рукой,
у меня – под коркой ледяною!
    2007, 30 апреля 2013

ПЕРВОЕ АПРЕЛЯ

Валит снег на первое апреля.
Не шутя, настойчиво, всерьёз.
Жизнь прекрасна радостью без хмеля,
мир хорош пунктирами из грёз.

Прилетела чёрная ворона,
отворив калитку на весу...
Каркнула, как в трубку телефона,
птице той, что каркает в лесу.

То ли шутка, то ли в самом деле
весточка мне, Господи, твоя?
Только жутко до мурашек в теле
длится эхо инобытия.

Озираюсь медленно, тоскую:
хочешь верь в иную благодать,
хочешь смерть загадывай, какую
ты себе способен загадать!
   1 апреля 2010, 2014

СВЕРХЗВУК

Как часто звуки важнее смысла, чтоб песня пелась,
где всё в округе, значенья, числа – смывает мелос,
и волны в море на гребне самом, вскипев, белеют,
и овны в поле проходят стадом и нежно блеют.

О чём трезвонит, присев на ветку, беспечный зяблик?
О том, как тонет бумажный в клетку листок-кораблик,
как школьник следом бежит вдоль речки, спасти стараясь,
а позже, дедом, у тёплой печки встречает старость.

Запала нота, частичка света – эффект обыден:
звук самолёта отстал от следа, который виден.
Из-за предела уже не слухом – сознаньем высшим
волну без тела, кто пел сверхзвуком, сейчас мы слышим.

Фет Афанасий, Рубцов и Бродский, и кто там дальше? –
труд не напрасен; пусть фразы броски, но нет в них
фальши,
нет ни намёка, что жизнь – жестока; лишь полной мерой –
печальный опыт, который добыт трудом и верой.
          2011, 2013

* * *

Когда теряю веру вовсе,
а жизнь бессмысленно пуста,
я слышу, как вбиваю гвозди
сквозь плоть казнимого Христа.

Так явственны, реальны звуки,
что отступает морок дня,
и кажутся пустыми муки,
тоской казнящие меня.

Страх малодушия былого,
боль наносимых мне обид,
стыдом излечивает слово
Того, с кем сердце говорит.
       15.07.12

АФФТАР ЖЖОТ

* * *

Жизнь началась с поджопника в роддоме:
неблагодарный, не хотел дышать я…
Цепь принужденья множили с годами
желавшие добра мне люди братья.

Отец тиран, верзила одноклассник,
учителка мегера, дембель чурка
с тем, что я есть, жестоко не согласных...
все помогали вынянчить придурка!

И вот он я. Придурок, но не полный:
ему земного ничего не нужно,
он здесь – утёс, в который бьются волны,
в движенье вовлечённый лишь наружно.

Внутри него – движенья никакого,
там всё всегда в божественном порядке,
аккумулятор музыки и слова –
на подзарядке.
             2013

В УРАГАНЕ

В «Урагане» – рвань косая. Входишь – обана! –
клянчит money, узнавая, местная шпана.
Был моложе – бил по роже, а теперь не бью:
шансов нету на победу в уличном бою!

Пью за родину – в народе! Пролетариат
зенки узит – то ли грузит, то ли выпить рад.
Мне, иуде, рады люди? – слава рифмачу!
«Всем – по стопке! Эй, у стойки, наливай – плачу!»

Деньги, money… дьявол с нами, это – храм его,
всяк в нём предан, всяк в нём продан, все до одного.

Пьют: нимфетка, пидор потный, шлюха, наркоман,
бывший мент как безработный, Жора – хулиган.
школьник Толик – алкоголик и кореец Пак…
Проставляюсь, будто гомик… а иначе – как?

Как буржую небольшую пошлину – за вход,
а за выход больших выгод требует народ.
Каждый хочет, аж клокочет, требует, как есть
каждой душке – по чекушке, и стихи прочесть!
             25.12.10
пос. Восток, ночной кафе-бар «Ураган»

РАЗРЫВ

Как битый козырем король
в твоём отбое,
забывший нежности пароль
молчу от боли.

Сдаётся мне, что я дурак...
И в самом деле:
торчит чужой победный флаг
в твоей постели!

А я, как мальчик, пойман, взят
на честном слове:
и отвожу в смущенье взгляд,
и хмурю брови.

О как он юн, соперник мой! —
ну ты и сука...
тебе не слезть уже живой
с такого сука!

Ну что сказать? — скажу «пока!»,
скажу негромко:
играли мы не «в дурака»,
разрыв — как ломка!

Прощай!.. не буду обнимать —
умру, играя...
Любовь пройдёт, япона мать,
у самурая!
     90-е, 2014

КУКУ – Ю!

Конец борьбе – я брошен чисто,
«Ипон!», как говорят в дзюдо.
Ты вышла замуж за парашютиста,
как птица, яйца положив в гнездо.

А я кукую... Мне определяться,
а я не знаю, положить куда
всю жизнь мне так мешающие яйца,
нет на примете у меня гнезда!

Меня любовь не делает счастливей,
а ты, напротив, счастлива, любя.
Куриной слепоты, кувшинок, лилий
цветут цветы в болоте для тебя.

А для меня ни леса нет, ни поля.
Я этой жизнью будто не живу:
меня по жизни гонит злая воля
сплошных куку и новых дежавю.
     17 мая 2008

ВОРОНЬИ СВАДЬБЫ

Вороны стаями взлетают с кладбища в снегах глубоких
С мест, где оттаяли любви ристалища на солнцепёках.
На лес прореженный, на зелень ельника лёг неба вырез,
не синий – бежевый… глянь, холм отшельника из снега вылез!

Летит встревожено по редколесному пространству птица.
Жизнь подытожена, жмуру безвестному спокойно спится.
И ели лапами упали грубыми на крышку гроба.
Над ним с лопатами, ломами гнутыми – три землекопа.

И снега крошево, и глины месиво, и все поддаты.
«Всего хорошего!» — играют весело ломы, лопаты.
                2013

НЕ ЖДУ В ОТВЕТ

В ЧАС СОВЫ

Теплый дождь, переходящий в снег,
очень скользкой делает дорогу.
Горький плач, переходящий в смех,
не доходит с жалобами к Богу.

Наливаю красного вина
в час совы, прислушиваясь к смеху...
Только ночь и полная луна
наблюдают души наши сверху.

Город вроде, а такая глушь...
Как наркотик, нюхаю герань я,
вспоминая позывные душ,
что бредут во тьме без покаянья.

Горький плач, переходящий в смех.
Теплый дождь, переходящий в снег...

* * *

Не жду в ответ с любовью взгляда,
в лицо тебе бросая взгляд:
мне даже Родина не рада,
когда я ей бываю рад!

Прости, хорошая, за то что
тебе я так не подхожу,
мне самому бывает тошно,
когда я в зеркало гляжу.

Как в домино: нет хода – Рыба! –
ты всё сама должна решить!..
В лицо не плюнешь – и спасибо!
Не отвернёшься – будем жить!

* * *

Жить? от тебя во всем зависеть?
как в детстве давнем ревновать?
то в пляс пускаться в полный присед,
то плачем звать к себе в кровать?

Плачь, громче плачь!.. Молчу и медлю.
Мне мыслить дар напрасный дан,
как в яме с оркестровой медью
бу-бу башкою в барабан.

И впрямь заучено с пеленок:
мир этот холоден и пуст.
Ты беззащитен, как ребенок,
зависящий от чьих-то чувств.

В том мире, чуждом и жестоком,
где всякая невнятна речь,
лишь только звуком, криком-током
дано сочувствие привлечь.
     09.04.2012

* * *

А утром снег припорошил
в курортной зоне тихий дворик...
Тот снег — ещё в минувший вторник —
Росгидромет наворожил.

Как это странно, что — зима!
Не ждал, не верил. Жил вслепую.
И мысли гнал... Пришла сама —
как снег на голову седую!

Сказать не успеваю «стоп!»,
миг ослепления внезапен.
Тяну билет, входя в озноб:
да, или нет? Опять экзамен!

Опять я школьник. Ученик.
Опять слова делю на слоги...
И до утра горит ночник
моей тревоги.
    23.02.2012

* * *

Затрепещу, что засветилась,
красивая такая...
Эх,
что это, коль не Божья милость,
когда отказываться грех?!

* * *

По лужам вымерзшим скользя,
путь выбираю осторожно:
мне и любить тебя нельзя,
и отказаться – невозможно.

Смиряюсь, полагаясь лишь
на то, что чувствую украдкой...
Как ты доверчиво глядишь,
неловкости смущаясь краткой!

Держусь за взгляд, держусь за миг,
хоть отказаться было проще б,
но… здесь не ходят напрямик,
а продвигаются на ощупь.
        2014

* * *

Детей имеют жёны. Бабы.
А музы – не имеют их.
Умножь как женщина хотя бы
мерцание стихов моих!

Оставь не прах на этом свете,
защитников на Высший суд,
стихи, что будут нам как дети
и перед Богом нас спасут.

Чем жили и чего хотели.
Все, что не высказано вслух...
Не часть меня в белковом теле,
а чистый, абсолютный дух!

Важны не мелкие детали,
а суть, что мировому злу
любовью противостояли,
крылом – к крылу.
    13.04.2012
    Страстная пятница

* * *

Живу в сомнении жестоком:
а нужен ли тебе поэт?
Но в дверь стучу условным стуком
и с нетерпением жду ответ.

Ты не способна к лицемерью,
чувств не умеешь ты скрывать:
я слышу за железной дверью,
как выдохнет тебя кровать,
как лёгок шелест ножек б`осых...

- Ты?! - изумленно скрипнет шкаф,
и взвизгнет ключ в замке, как пёсик,
за своего меня признав!

РОЗОВО И ТЕЛЕСНО

Почки раскрыться готовы,
но не раскрылись...
Зато
в розовом склон у подковы
садгородского плато!

Там, на уступе скалистом,
дикий зацвёл абрикос,
в чистом пространстве, безлистном,
в стыках дубов и берёз.

Стала на сад ты похожа.
Странной петляю тропой...
Странно стихи эти,
кожа
розовым дышат... Тобой!

Завтра слезами умоюсь.
Перекрещусь, отпущу.
Всюду висящая морось
будет цепляться к плащу.

Буду, тобою забытый,
с места срываться, бежать,
будто старик от обиды
мелко губами дрожать...

Завтра. Сегодня – фиеста!..
Губы касаются вскользь,
чувствуя щёку
телесно,
точно в пушке абрикос.

ИППОН!

Расплакалась, ну... беспричинно!
На полуслове скомкав речь,
торчу, как гвоздь, седой мужчина:
ни вбить по шляпку, ни извлечь!

Я потрясен. В какой-то мере
еще возможен был бы торг,
но — сбит подсечкой... Я — в партере:

аплодисменты и восторг!
      2013

ПРИГОВОР

Я ухожу... Тугой затвор замка
ключ досылает, как патрон в
патронник...
И холодно спине от сквозняка:
я чувствую спиной, что я – покойник!

Все кончено. Бессмысленно кричать:
мгновенье после под лопаткой слева
распишутся и шлёпнут мне печать...
Без сожаленья. Без любви и гнева.
      20.05.2012

ЧИТАТЬ ЖЕНЕ

Читать жене такое – стыд:
проваливаюсь в многоточья...
а верилось, что Бог простит,
судить отдав ей полномочья!

Прости мне, Господи: дурак!..
Держу отныне хвост селёдкой:
коль грешен, лью лекарство врак,
а нет – по морде сковородкой!

Удар, ещё! – под ржавый киль:
не все поэмы судоходны!
И боцман валится, как куль,
на приготовленные сходни.

И ощущаю я – о, чёрт! –
как режет слух стальная фуга,
во тьму швыряя через борт...
В ночь, без спасательного круга!

* * *

Действия – жадны и грубы,
мы не умеем любить.
Есть в существительном «губы»
корень глагола «губить»...

Следствия следуют быстро –
не поспевают суды...
Мы совершаем убийства
и заметаем следы.
   Июль, 10, 2013

* * *

Любовь таким как ты нужна...
любовь — как солнце для растений:
ты так чувствительно нежна,
что вянешь от малейшей тени!

Как голос чувств твоих высок,
как небо звёздное бескрайне!
Я ощущаю твой восторг,
передающийся мне втайне.

Ты одинока и нежна,
блистательна и незамужна...
О, ты такою мне нужна,
и быть другой тебе не нужно!

КОЛЬЦО

В кафе меж супа и салатов,
меж стульев выпуклых, как Ъ-ер,
нас, как завзятых дуэлянтов,
дубовый делит стол-барьер.

Меж точек зренья — нет просвета:
картинно выгибая бровь,
ты называешь бл...дством это!
А я считаю, что — любовь.

И, отложив со вздохом ложку,
отставив в сторону еду,
на легкую твою ладошку
свою — тяжёлую! — кладу.

Инстинкт из детства — мять и трогать,
искать ответа, будто в google,
сжимая кисть, где каждый ноготь
и ярко крашен, и округл.

В одних наручниках оферты*,
в зеркальном отраженье ламп
мы оба выглядим как жертвы,
поэт и дама стиля вамп.

А в сказке — между гномов, карлиц,
чей взгляд от зависти поблёк, —
к тебе на безымянный палец
присел, сверкая, мотылёк.

Там, миром сказочным владея,
забыв по сути — о земном,
живёшь как сказочная фея,
со мною — старым колдуном!

Когда-нибудь, когда умру я,
в корундах бабочка-кольцо,
то тлея синим, то бликуя,
у гроба озарит лицо.

И ты простишь, что не был мужем,
что был весьма не юн на вид,
бродя со мной в своем минувшем,
без сожалений и обид.
__________
*оф'ерта — коммерческое предложение, от offer
(англ.)

* * *

Приди на могилу, когда умру,
быть может, тогда про меня поймёшь,
каким романтиком был в миру,
где правит алчность, где всюду – ложь.

Где я как птица летал поверх,
но не в укор кому-то и не в пример,
когда в эфире среди помех
ловил мелодии чистых сфер.

В том мире, где человек бескрыл,
и я любовью любил земной...
В том мире счастлив с тобой я был,
а ты несчастна была со мной.
     18.01.2014

ПЯТИКНИЖИЕ
(избранное из 5-ти книг)

* * *

Слагать стихи, всё побеждая духом,
и о себе блаженно позабыть…
Мой идеал – быть зрением и слухом,
а телом, по возможности,
не быть!

Случись беда, стекло наружу тресни,
я окажусь во власти миража.
Там жизнь как есть. Она не лучше песни.
Она конкретней, как удар ножа.

Как быть мне там, где нет последней
строчки,
берущей в плен незрелые умы,
где запятые – сплошь, а после точки
«я» неизменно переходит в «мы»?
    октябрь 2007

ТРУБА
    Бахыту Кенжееву

А над Родиной – дым,
заводов и ТЭЦ,
и вся разумная жизнь –
у трубы,
где согревается
гражданских свобод борец,
наслаждаясь процессом самой борьбы!

Наши уши не выросли выше лба,
но и мы расслышали некий глас,
что, мол, дело наше –
совсем труба,
что под трубный плач похоронят нас!

Все, кто смог, зареклись от тюрьмы-сумы.
Даже птицы наши под Южный Крест
улетели с плачем... остались мы –
крепостные сплошь остывающих мест*.

И лишь я, как некий горнист-трубач,
как верблюд горбатый, готов к борьбе –
всё пытаюсь сыграть под всеобщий плач
старый гимн на своей заводской трубе.
______
* «Крепостной остывающих мест» – книга стихов (2005–
2008) Б. Кенжеева, вышедшая во Владивостоке в октябре
2008 в дни проведения поэтического фестиваля «Берега».

* * *

Устал, озяб... не торопи,
дай мне оттаять понемногу.
Глянь, листья, будто воробьи,
слетают стайкой на дорогу.

А лес, пустой осенний лес,
так чуток к шороху и плачу,
что слово, обретая вес,
больнее бьёт... но боль я спрячу.
Смолчу. Пусть птицы говорят.
Так пуст неисправимо грешник,
что сквозь него проходит взгляд
колючий, как лесной орешник.

Прости, похожа ты на куст
с колючими его плодами,
когда слова опали с уст
и зябко воздуху меж нами.
    29.12.2010
31-я годовщина бракосочетания
06.01.2011 – сочельник

* * *
Метёт позёмка вдоль столбов фонарных.
Лицо своё упрятав в воротник,
среди людей хронически непарных
я жить привык.

Мы все, увы, единственные в мире,
под этим небом, этой пустотой,
и дважды два, возможно, не четыре
в системе той.

Но мы с тобой по правилам играем
в беспамятстве и снов, и дел дневных,
и ад квартирный называем раем
для нас двоих.
        06.01.10

* * *

Пусть не в плюс, но и не в минус. Пусть плохой, но – муж…
Повинюсь. И пододвинусь, и щекой прижмусь.
Не простишь, но станешь мягче. Жизнь сложнее схем.
Скажешь лишь, что я – обманщик. Но не зло совсем.

Я прочту, хорош ли, плох ли, стих что сочинил,
строчку ту, где не просохли буквы от чернил.
Света луч, мелькнет по строчке. Свет в твоём лице.
Это лучше просто точки, что стоит в конце!

* * *
   Е.Д.

Мне хочется радости, маленькой, но — для тебя;
похоже, что я и способность к ней как бы утратил...
Я волосы русые глажу твои, теребя:
чего б ты хотела, скажи мне, мой главный читатель?

Вчера — это было вчера, и оно — далеко,
как ночь с этим псом, состязавшимся с вьюгою в вое...
сегодня — иное: кураж, я играю легко:
знакомая сцена, где утром встречаются двое.

О, ты благородна и так образцово скромна,
что мне не составит труда эту радость доставить,
как яркому солнцу, входящему в дом из окна,
на первом стекле растопившему тонкую наледь.
           15.11.08

* * *

Одинокая чайка металась у кромки залива,
будто что-то искала и верила: можно найти!
Ты сказала: «Прощай!» – и пошла по песку торопливо,
и какое-то время с той чайкою шла по пути.

Я глядел тебе вслед. И давно уже не было следа
в тот момент, как услышал я, вздрогнув, седой океан:
я стоял средь зимы, попрощавшийся, кажется, с лета,
или даже с весны, погрузившись, как берег, в туман.

«Что со мною?» – спросил у судьбы, по возможности, трезво.
Рассмеялась! И понял я, это не скоро пройдёт…
Жизнь, как пёс приблудившийся, прыгает рядышком резво
и виляет хвостом дружелюбно, мол, вот же я, вот!

Но, не видя тебя, захлебнувшись вином и тоскою,
что есть жизнь? – говорю – не мечта ли она и не бред,
коль тетрадь со стихами на прошлой странице раскрою,
а прочесть не могу, потому что там записей нет?
                2007

* * *

Не стану я иным,
не станешь ты иною;
иди путём своим,
не мучайся виною.

И пусть ревниво плоть
горит любовным ядом,
храни тебя Господь
любовью тех, кто рядом!

* * *

Снег пушистый,
хороший
мне
ложится на плечи,
но под этою ношей
мне
шагается легче.

Легче дышится,
длится
жизнь
мгновеньями, снами,
и так хочется слиться
с тем,
что где-то над нами,
с тем,
что рядом и всюду,
с жизнью, равною чуду,
прошлым и настоящим

снегом,
косо летящим…

* * *
Снег упал – река чернеет и журчит, где мель.
Вечереет… коченеет над рекою ель.
Иглы ели потемнели, птицы не поют,
лишь саднит в озябшем теле совесть – Божий суд.

Пёс бездомный, зверь ли взвыл там? – бегло, и
умолк.
Звук бездонный… кто с визитом? Неужели волк?
Зябнет дерево живое, голая земля.
В зимней хвое, в волчьем вое – родина моя!
     п. Восток, 20.02.2009

* * *

Вверх по распадку неба свод – белёс,
и сучья – ноты, что без должной цели
торчат в стволах невидимых берёз,
а чуть пониже – притаились ели.

И тихо так, что слышен каждый звук:
лай из посёлка – подневольный, тощий,
и с неба – вздох, и дятла – дробный стук,
и ключ – журчащий под метровой толщей.

Похожим став на этот лес – седым,
где в полдень снег на чёрных ветках тает,
я человеком стал – немолодым,
и мне – не нот, а пауз не хватает.
       14.02.10

* * *
      Одна ласточка не делает весны
        (латинская пословица)

Ах, ласточка черная, первая,— призрак свободы,
а следом другие — накликали вы кутерьму!—
и неба над нами набрякли лиловые своды...
А ветер все гонит и гонит тяжёлую тьму.

Послушай, послушай, как рвано швыряет горстями
холодные капли дождя на карнизную жесть,
как дыбом газеты встают у окна с новостями...
И это начало. И ветер — не главное здесь.

По-царски подходит гроза, тяжело и степенно:
вот молнии миг, вот раскаты отставшей пальбы...
И в ямке намытой, урча, поднимается пена
под жалобный лай водосточной железной трубы.
             1987

ОТЦВЕТАЮТ ЛИЛОВЫЕ ИРИСЫ

Там где поймы обширные илисты,
И орлан совершает облёт,
Отцветают лиловые ирисы
В сочной зелени наших болот.

Цапли белые, местные грации,
В придорожной стоят полосе –
Места лучшего для медитации
Не найдёте на этом шоссе.

Где-то лотосы здесь краснокнижные,
Утки с выводком мимо снуют…
И плывут облака неподвижные
Так, как будто совсем не плывут.
      июнь 2006

НЕИЗВЕСТНЫЕ ПОЭТЫ

Своенравны волны Леты,
Удивительный народ –
Неизвестные поэты.
Всякий верит, всякий ждёт,
И надеется на чудо…
Только чудо не для всех.
Но – бывает. Из-под спуда
Вырывает их успех.

Тот повесился, а этот
Ночью тёмною забит.
Смерть на взлёте – это метод,
Коль не хочешь быть забыт.
Есть пример – и вот ты узник
самых страшных в мире уз:
смерть на взлёте – твой союзник…
но к чему такой союз?

Будто кратер древней Этны,
всюду пепел и зола.
Неизвестные поэты –
я и сам из их числа.
Но и сам себе не ясен:
жизнь ли? бред ли наяву?
нужен труд мой, иль напрасен?
Я не знаю. Я – живу.
      1989

ВЕЧЕСЛАВУ КАЗАКЕВИЧУ
   ...снится мне, будто я не валяюсь в яме,
    а в Японии живу в городе Тояме
    В.Казакевич, «Жизнь и приключения беглеца»,
    книга стихов, 2006)

Ярко-красное солнце
в закаты
долго тонет, касаясь воды,
и в прудах разноцветные карпы,
морды высунув, просят еды.

По-японски Тояма не яма,
по-японски та яма - гора.
Долго к смыслу всхожу я,
упрямо
повторяя двустишье с утра.

С беспримерной тоской очевидца
в суд за шиворот слово влеку,
а оно, упираясь, ветвится
и рифмуется через строку.

На горе у восточного храма
одуванчики стали седы,
засевается ими Тояма
до взбивающей пену воды.

Забредут через вечность славяне:
одуванчики – Славы цветы
встретят их, как родных, на поляне
у забытой могильной плиты.
        май 2007
_________
*Вечеслав Казакевич - один из самых проникновеннейших лириков
современности. Вечеслав через «е» - не ошибка. Так записано было в метриках
в 1951 году сельским грамотеем. В восьмидесятых годах прошлого века
ярко дебютировал книгами «Праздник в провинции»(1985), «Кто назовёт
меня братом?»(1987), был замечен критикой и любителями поэзии. С
1993 года живёт в Японии, профессор университета г. Тояма. В 2007
году Вечеслав прислал мне как одному из поклонников его таланта книгу
«Жизнь и приключения беглеца» с надписью «... беглец желает Вам побольше
жизни и поменьше приключений! Конечно, не считая воображаемых...» Моё
стихотворение - отклик на его бесценный подарок.


НА СТАНЦИИ ВЕСЕННЕЙ

Из электрички вышел и стою,
забыв зачем на станции Весенней, –
так, будто мысль я выронил свою…
Декабрь месяц. Утро. Воскресенье.

Похоже, не весна. Она – не здесь.
Взлетают чайки из-под ног с тоскою.
И чуть колышет ледяную взвесь
волной морскою.

Похмельные у моря мужики
бесстыдно клянчат у меня на пиво,
и влажно оттепель касается щеки,
по-девичьи – стыдливо.
     12.12.10

* * *

Проклятье города большого,
«они встречаются» — клеймо,
не от того, что жизнь сурова,
так получается само.

У этих встреч свои законы:
когда очнёшься ото сна,
объятья, шёпоты и стоны,
как лужи, вымерзнут до дна.

Двор городской — как дно колодца.
Осколок хрустнувшего льда
в тебя безжалостно вопьётся
и не растает – никогда!
   8 февраля 2009

* * *

Срезал насухо бритвой щетину со щёк,
поплескался, лицо себе вытер,
чиркнул спичкой, конверт
неотправленный сжег,
впрыгнул в брюки и вынырнул в свитер.

От любви, как от водки вчерашней,
тошнит,
и себе я противен, трезвея,
и раскаянье злое меня потрошит,
как охотник убитого зверя.
           1992

МОСТИК

Звёзд острых покачнётся сфера из-за плеча,
где мостик – шаткий, будто вера, и блеск ключа,
где тёмен лес, а в грешном теле – мольба и дрожь:
зачем ты здесь, в такую темень? куда идёшь?

И тычась мыслью, кто ты, где ты? который час? –
из тысяч странных и нелепых обрывков фраз,
обрезков смысла, из событий, из слёз, страстей,
из блеска праздников забытых, из жизни всей

придёшь к тому, что станет ясно, как циклы лун,
что в прошлом было всё прекрасно, что ты не юн...
а мозг не спит, и в целом свете нет никого,
лишь мостик шаткий – твой свидетель, а ты – его.

* * *

Дальневосточной государственной
научной библиотеке в Хабаровске

Поэты – они как дети,
Верят, что после смерти их будут чтить,
В кабинетах литературы повесят портреты
И школьники будут стихи на память учить.

Читатели ж – полные либералы,
Предпочитают
пошлый роман возвышенному стиху,
Перековывая лирические оралы
На детективы и прочую чепуху.

И лишь в губернскую библиотеку
Вхожу я, зная, что рады мне будут там
И как поэту, и как человеку –
И директор, и её креативный зам.

О, мне достаточно и такого признанья,
Ведь я не конченый идиот:
На курсах кройки, шитья и вязанья
Никто не свяжет мне, никто не сошьёт.

И слава богу, что нет там ещё лекала
На деревянный костюм для такого, как я,
Хоть пил я с Моцартом из его бокала
И ел с Шекспиром с его копья!
          2006

ФОТОГРАФ БАБОЧЕК
Памяти детского писателя Владимира Тройнина

Фотограф бабочек – классический поэт:
Сравнений крылья, всполохи метафор –
Все как в стихах! И выбранный момент
Навек на снимок переносит автор.

Не он творец, он – ассистент Творца
И только честно следует природе.
Не ищет в муках своего лица,
Не говорит о творческой свободе.

Он как ребенок в бабочек влюблен,
Его восторг не догнала усталость –
Сто тысяч снимков!.. О, таких, как он,
В писательском союзе не осталось.

Там все вожди. Там ор стоит и крик,
И нетерпимость белой ниткой шита.
Кто виноват, что делать – он не вник,
По-детски улыбаясь беззащитно.

Столетняя гражданская война
В его душе не истребила веру,
Он знал, что людям красота – нужна!..
Нам остается следовать примеру.
         7 июня 2009 г.
____________
Владимир Тройнин(1937-2006) – детский писатель и педагог.
Основал праздник День тигра. В последние годы занимался
фотографированием приморских бабочек, не все из которых по сию
пору описаны биологами. Он дарил не стихи, а фото какой-нибудь
редкой бабочки-красавицы с дарственной надписью. И сам был, как
мотылёк-эндемик, редкой ненадуманной метафорой...

СЦЕНАРИЙ ЖИЗНИ
Октава октав

 1.
В далеком детстве я блуждал Колумбом
По огородам, парникам и клумбам
И познавал, на что способен лишь
Без логики блуждающий малыш,
Загадку роста, а потом – цветенья.
Язык имело всякое растенье,
И каждый лепетавший лепесток
Внушал любви божественный восторг.

 2.
Я наблюдал в тени прибрежной рыбу,
Чье тело по малейшему изгибу
Перемещалось по теченью вверх…
Я жил отдельной жизнью ото всех.
Мне взрослых мир был меньше интересен,
Не понимал я их застольных песен,
А междометий пьяный матерок
Я слышать вообще тогда не мог.

 3.
Под крышей у торчащего стропила
Гнездо из глины ласточка лепила.
К июлю неокрепшие птенцы
Летели в парники на огурцы.
Им не хватало силы для полета,
И начиналась у котов охота.
Я палкой гнал котов из огурцов
И плакал, защищая тех птенцов.

 4.
Когда краснели клены у ограды,
И так игре мальчишки были рады,
Я, отрешенно листья вороша,
Уже подозревал, что есть душа,
Растущая, как ствол, листву меняя,
И твердо знал, что жизнь моя земная -
Не все, что есть, что весь я не умру
Что в эту жизнь я прежде вел игру.

 5.
Я как бы помню, жизни был сценарий,
И перед тем, как быть, его сыграли.
Там было хорошо. Здесь роль свою
В спектакле жизни я не узнаю.
Лишь в раннем детстве было все по роли.
Потом меня безнравственно пороли,
И, видимо, в программе вышел сбой.
С тех пор я не в ладу с самим собой!

 6.
Когда в своих поступках ты не волен,
То жизнью этой чаще недоволен.
А был ли счастлив эти я года? -
Скорее «нет…», чем, сомневаясь, «да!»
Совру ли я, не грянуть в небе грому,
Но коль о том же спросишь по-другому:
А был ли я любим? - То мой ответ,
Скорее «да…», чем, сомневаясь, «нет!»

 7.
Сценарий я забыл, следы запутал,
Не расплатился по последним ссудам,
Хотел, как лучше, а потом вспылил:
Дом не построил, дерево спилил.
А сын растет, хотя и нет контакта.
Жизнь происходит, но случайно как-то,
И шаг широк, и всюду – не туда…
С чем я приду в день Страшного Суда?

 8.
Чем старше становлюсь, тем чаще детство
Я вспоминаю, как священодейство:
Кусты, деревья, травы и цветы –
Я с ними, как с друзьями, был на «ты»!
На сцене быть недолго мне осталось,
Хотел бы отыграть достойно старость,
Последнюю воздавши телу честь,
Сценарий жизни снова перечесть.