Лучшие друзья!

Гурьян, хоть и длинный, а так себе, драться вообще не умеет. И ещё обидчивый. К тому же плакать, как баба любит. Может всю ночь так на морозе простоять, сопли на свою грудь пузырями наморозить. Но с места не сойдёт. Демонстрировать обиду всем будет. Нытик гундосный одним словом.

Другое дело Славик. Маленький, как монгол, и толстый. Очень толстый, и очень маленький. 
Сам-то он не монгол, конечно - чувашин. Но, шустрый. И тоже, прежде всего, обидчивый. Очень!

И оба друзья! 
Один худой как стручок, но обидчивый. Другой маленький и низенький, вровень с травой стелется. Экскрементной кучкой над окружающей поверхностью возвышается. Но ещё больше, чем Гурьян к обидам склонен. Нашли же всё-таки друг друга!

Чуть, что не так, Славик сразу же драться лезет! 
Ни на кого больше не рыпается, остальных он боится. Только исключительно на  Гурьяна. Тот хоть и мотылём отмахал, но беспомощный как телёнок.
Руками своими длиннющими мельницей машет, Славика, стелющегося у самой кромки земли достать никак не может.
А Славик этим умело пользуется. И может долго потом всем о своих навыках пересказывать!

Славик, если что-то не поделит, ерепенится сразу начинает. Как бычок недорезанный  разбежится, к земле ещё ниже прижмётся, руки охапкой расставит и зенками как танк вращает. До того обида его берёт!

А Гурьян мало нелеп своим ростом, ещё и истукан неповоротливый! 
Пока взбешённого Славика он с одной стороны поджидает, тот уже с тыла ему в ноги  бросается. Охватит ниже колен, стреножит, и  валит на землю, будто мешок наполненный дерьмом.
Умора с ними. 
Дерутся, землю роют, трамбуют друг-друга, обиды свои растрачивают.

Потом, через какое-то время, Гурьян наконец сопротивляться прекращает. Опускает руки, становится мягким и податливым. И сразу же принимается плакать! 
Лежит под Славиком и горько ревёт. 
Всем собравшимся на это зрелище, становится маленько грустно. Кто-то не выдерживает и снимает с него Славика. Драка на этом окончена. Все расходятся.

Славик благополучно уносит свои одежды. Их уже никому не удастся восстановить. Хотя отцу-шофёру, они ещё вполне могут пригодится. 
Славик как леопард, как раненый римский гладиатор, сброшенный в яму к крокодилам, в одних перекошенных трусах, с глубоко надорванной резинкой, но с блеском победоносного генерала в заплывших и забитых землёй глазах. Ноздри его шевелятся, раздуваются широко по-чувашски. Победитель не может всё ещё отдышаться. Но как прекрасен он именно в эту минуту. И все, кто ещё вчера его донимал, пусть теперь бегут от Славика в страхе!

А Гурьян пусть так и валяется всеми забытый. 
Он вытянулся во весь свой фронт, лежит на Земле и плачет. Ему потом, когда все разойдутся, Дудан поможет подняться. Тоже ещё, верзила, колонча смычкообразная.
И ещё долго, всю ночь напролёт, Гурьян будет стоять посередине двора и плакать.

Но, так-то Славик опасен лишь первые три минуты после боя. А вообще они с Гурьяном самые лучшие друзья! 
И уже на следующий день, Солнце ещё только встанет, они вновь будут вместе с любовью смотреть друг на друга. Вот такие они, друзья!