Папе

Однажды дети вырастают. Знаете, когда? Когда их перестают обнимать, говорить «я тобой горжусь», когда их сравнивают с другими и ставят в укор каждый промах. Ты хотел, чтобы я была лучшей в физмате, папа? Ты хотел, чтобы я занималась спортом, могла постоять за себя, учила несколько языков. Я покорно учила, папа. Училась физике, музыке, которую выбрала мама, а оттуда неслась в бассейн и спешила на домашний английский вечером.
Я бежала и не могла остановиться, уже тогда пытаясь доказать, что я заслуживаю любви, твоей любви. Когда ты закрывал двери своей комнаты, чтобы не слышать, как я разучиваю очередную сонату на расстроенном пианино, я молча продолжала играть. Когда ты оставлял меня одну ночью в мамин отъезд, я тихо ждала твоего возвращения. Мне хотелось прижаться к тебе, когда ты войдёшь в квартиру, и сказать: защити. Защити от себя самой, папа.
Только поздно, папа. Время прошло.
Знаешь, я всё продолжаю бежать. И бегу всё быстрее. От собственного одиночества и беззащитности, которые всеми силами пытаюсь скрыть. Я бегу от своего «тебя не любят», бегу и вновь натыкаюсь на него. И чем большего пытаюсь достичь, чем больше отдаю себя кому-то, тем сильнее осознаю… За что не любят? Нет, не так. За что вообще меня любить?
Тебя никогда не было рядом и сейчас никого нет. Я так боялась подойти к тебе ночью и сказать, что мне страшно засыпать, что я переживаю из-за контрольной и промахов в школьном баскетболе. Я держала всё в себе и, знаешь, привыкла… И при твоём «у меня больше нет дочери» не дрогнула ни одна мышца на моём лице.
Ты приучил меня быть отвергнутой, папа, и я продолжаю искать этого ощущения сейчас. И не за что, не за что делать меня чем-то значимым в своей жизни, не за что быть рядом, когда мне плохо, не за что жалеть.
И я путаю самодостаточность с самоВСЁ: говорю, что мне проще так, достигать всего без чье-то руки, напутствия и слов «я с тобой». Себя обманывать проще, папа. Это проще, чем признать, как хочется, чтобы тебя просто любили.
Но я не жалею, папа. Я кремень. Кремень, который пройдёт через всё. Только камни тоже плачут, папа.
А ты молчишь…
Почему ты молчишь, папа?
Почему ты молчишь.