Великому Бунину. Сны Чанга. Страшная ночь

Сны Чанга*. Страшная ночь.

   Мелькали за бортом гладкие водяные горбы,
отливающие сине-лиловой шагренью вблизи него,
но Солнце спешило,  спешило, – море точно втягивало его, –
и всё уменьшалось да уменьшалось, стало длинным  раскалённым  углём,  задрожало  и потухло,
а как только потухло,  сразу  пала на весь мир тень какой-то печали в нём
     и сильней заволновался всё крепчавший к ночи ветер.
Ночь  же настала страшная и великолепная – страшней, чем вечер.
Она была чёрная, тревожная, с беспорядочным ветром 
и  с  таким полным светом  шумно змётывавшихся волн вокруг парохода и под днищем,
очаровывая Чанга дивным и ужасным зрелищем:
     из-под высокой, громадной кормы, из-под глухо бушующего винта – мигом
с сухим шорохом сыпались мириады белоогненных игл,
вырывались и тотчас  же уносились мимоходом
в  снежную искристую дорогу, прокладываемую пароходом,
   то  огромные  голубые звёзды,
то какие-то тугие  синие клубы, которые ярко  разрывались как бы
и, угасая, таинственно дымились притом
внутри кипящих водяных бугров – бледно-зелёным фосфором.
   Ветер с разных сторон из темноты сильно и мягко бил, 
запах как-бы холодной  серы – шёл из  взрытой утробы  морских глубин,
а корма дрожала,
её опускало и поднимало –
  какой-то великой и несказанно свободной силой,
и он  качался, качался, но не шёл ко дну,
возбуждённо созерцая эту слепую  и  тёмную, но  стократ  живую, глухо  бунтующую  бездну. 
    И  порой какая-нибудь особенно  шальная и  тяжёлая  волна,
с шумом пролетала  мимо кормы… одна...

–––––––
*Чанг – пёс, плывущий на пароходе. 

–––––––––   
Иван Алексеевич Бунин. Господин из Сан-Франциско. (Отрывок)
   Мелькали за бортом гладкие водяные горбы, отливающие сине-лиловой
шагренью, но солнце  спешило,  спешило, - море точно  втягивало его, - и все уменьшалось да уменьшалось, стало длинным  раскаленным  углем,  задрожало  и  потухло, а как только потухло, сразу  пала на весь мир тень какой-то печали, и сильней заволновался все крепчавший к ночи ветер.
Ночь  же настала страшная и великолепная. Она была черная, тревожная, с беспорядочным ветром  и  с  таким полным светом  шумно зметывавшихся вокруг парохода волн… Очаровывая Чанга дивным и ужасным зрелищем:
из-под  высокой,  громадной кормы,  из-под  глухо  бушующего винта,  с сухим шорохом сыпались мириады белоогненных игл, вырывались и тотчас  же уносились в  снежную искристую дорогу, прокладываемую пароходом, то  огромные  голубые звезды, то какие-то тугие  синие клубы, которые ярко  разрывались и, угасая, таинственно дымились внутри кипящих водяных бугров  бледно-зеленым фосфором.  Ветер с разных сторон, сильно и мягко бил из темноты … запах как-бы холодной  серы, дышал  взрытой утробой
морских глубин,  а корма дрожала, ее опускало и поднимало какой-то великой и несказанно свободной силой, и он  качался, качался, возбужденно созерцая эту слепую  и  темную,  но  стократ  живую, глухо  бунтующую  бездну.  И  порой какая-нибудь особенно  шальная и  тяжелая  волна, с  шумом пролетавшая  мимо  кормы...