В тесной печурке огонь...

"Ночью передали из зоны:
"В обрубке прижмурился зек".
Дело  было  так.  Стропаль  неверно  повел  рычаги.  Над  головами косо
рванулся  блок.  Скользнула чугунная  цепь.  И  вот  -  корпусом  двухосного
парогенератора АГ-430... Нет, куском железа в полторы тонны... В общем, зеку
Бутырину, который, нагнувшись, притирал швы, раскроило череп.
Его ступни были  неестественно вывернуты. Тело  занимало небольшое пространство  от  станины  до  мусорного бака.
     Он сделался  как будто меньше ростом. Его  лицо было таким же  неживым,
как  мятая, валявшаяся  поодаль рукавица.  Или  -  отполированный  до блеска
черенок лопаты. Или - жестянка с тавотом...
     Эта  смерть  была   лишена  таинственности.  Она  наводила  тоску".


     "Он мог подохнуть в Синдоре.  Конвоиры  загнали  тогда  этап  в  ледяную
речку. Но урки запели, пошли. И рябой ефрейтор Петров начал стрелять...
     Он мог подохнуть в Ухте, идя на рывок с лесобиржи...
     Он  мог подохнуть в  койненском  изоляторе, где лагерные масти резались
сапожными ножами...
     И вот теперь  он лежит  под случайным, пропитанным кровью брезентом, над
которым вибрировали мухи".


"...Где ж ты, падла, любовь свою крутишь,
     С кем дышишь, папироской одной!.."

(Сергей Довлатов "Зона")



...и как только (кАк только, но не как тОлько) я уцелел?!

Суровая и бескомпромиссная комиссарша Анна Хоси, в красной эль-грековской косынке, пронзив моё горло сапожным шилом и оставив, истекающего стихами в луже мраморной слизи, удалилась под нестройный хоровой вой фраермановских диких собак динго в прекрасное Далёко.
Очнулся я , почувствовав на щеке своей лёгкое дыхание Оленьки Мещерской, под сладкоголосое пение наяд Сапфо:

"Помню, помню мальчик я босой,
 В лодке колыхался над волнами,
 Девушка с распущеной косой,
 Мои губы трогала губами"

И я, чтобы не ухнуть в безумную мальстрёмскую бездну чувственных перверсий, приковал себя цепями к мачте галиота "Секрет", но всё равно меня сразил солнечный удар:

-Тиль, милый!
-Неле, любимая!

Сильные руки Тобогана отнесли меня в дом с мезонином, где добрая Гортензия уложила в постель, дядюшка Стомадор напоил перцовкой и в представшей перед моим взором фата-моргане, я увидел , бегущую по волнам моей памяти, Фрези Грант.
Рядом со мной задумчиво курила тонкую египетскую пахитоску Биче Сениэль, любительница абсента Брет Эшли, терзаемая муками ревности, упрекала в неверности красавца Жоржа Дюруа, а Мисюсь, дивная, обворожительная Мисюсь, с припухшей по-детски нижней губкой, оплакивала, убитого Ленским на дуэли, барона Тузенбаха.


Но вот распахнулось окно и, опрокинув облака и перевернув чернильницу, полную февральских слёз, в комнату стремительно влетел воробушек и, хлопая ресницами, радостно зачирикал:

 ...и эта щербинка, фестончики мыслей,
   Обкусанных детством, как ветви в саду.
   Слепая тропинка, качели повисли
   И пламя беснуется, словно в аду.
   
   Звени, колокольчик, раскатисто-нервно.
   Я к тени твоей, как к прохладе приник,
   Была ты мне верной, наверное первой,
   Как первым бывает младенческий крик.

   
   Слезинки заката вишнёвою влагой,
   Губами твоими в меня прорастут,
   В коротких штанишках, врубаюсь с отвагой...
   Я здесь, Инезилья, я всё ещё тут!


...а из погасшего камина нехорошей ювелиршиной квартиры, медленно и янтарно, как вытекающий из бутылки мёд, сочились: Юнона  и Лавиния,Ника и Баська, Лизанька и МерсЕдес, Наденька и Манон, Елена Прекрасная и Галя Ганская; мои хрупкие, трепетные, перевитые тончайшими нитями - чувства, овеяные грустью навсегда уснувших бабочек в таинственной коллекции гениального энтомолога:

...как бабочку , Миранду наколю,
   Любуяся узором тонких крыльев.
   Пыльца её прилипнет к пальцам пылью
   И пусть трепещет - я не тороплю.


P.S  Нам жизни парадокс неведом,
     Мы ласково укроем пледом:
     Волненья, ноги, плечи, следом
     За острой степенью уюта,
     Меж дружбы Цезаря и Брута,
     Монтекки сладкого кинжала
     И кобры жала

     Ладонь уставшего камина,
     Перо Жар-стылого павлина,
     Крахмальный лоб жидовки Тины,
     Поленья сплина...

     Захлопнув книгу в переплёте,
     Как-будто стаю в перелёте,
     И "Мёртвых душ" второго тома...

     Как всё знакомо?!