Петербург

Сплетаются волосы в темноте,
мой голос хрипит на вокзалах и станциях,
мосты разведут — и тогда дистанции
мне будут вопить, что опять не те
движения, фразы, звонки и прочее —
не то выбиралось в чуднОм и медленном,
не то, что по тысяче раз проверено,
а то, что оставило многоточие.

Над нами алмазная россыпь кружится —
засунь в капюшон и иди проспектами,
играя октавами, числами, спектрами.
Смотри на Фонтанку — совсем как лужица!

Катись же к чертям, Ариадны нить,
дворцы принимают Атланта позу и,
опершись на блюдца, стоят под грозами,
а волны пытаются подступить
к уставшему горлу, чтоб выйти мрамором
к ногам адмирала, пускай, Макарова,
мой голос, как Грегори; став караморой,
он вдруг обретает больную прыть.
___

И боги смотрели, присевши на шпиль, как мы
несем воздаянное сторицей, мир нам тесен
и этим, возможно, единственно, интересен
и нам, и богам островок посреди Невы.