Журавлиха

Леха улыбался своей особенной лешачьей улыбкой.
Как приятно быть здесь родным!

Еще час назад в нем боролись два чувства: жалость и необходимая решимость.
Жаль было валить, лишать невинности эту стройную красавицу, ну так ведь не ради похоти: будет у нее новая жизнь, наделенная новым смыслом, новой красотой, здесь уж Леха постарается!

Вообще Лехе больше нравились сосны. Но, оказалось, что насчет елочек он глубоко заблуждался: они казались ему более хладными и заковыристыми.
Оказалось все с точностью до наоборот!
Она легла, лишь тихонько охнув.

Леха с трудом донес пятиметровую красотку до места.
Поднял топор дабы раздеть... Красотка неожиданно охотно сама сбросила твидовое платье, обнажив белоснежное, не ведающее загара, сочное тело.
Леха опешил: такого он за всю свою жизнь не видел.
Он оторопело переводил взгляд то на карее невредимое платье,  лежащее у ног красотки, то на ее ослепительное тело, и тут уж взгляд хотелось отвести...

" Она сама! Сама!" - пронеслось в его голове.
Он уже больше  ничему не удивлялся: ни тому, как красотка  стремительно юркнула на ложе; ни тому, как послушно поддавлось ее тело умелым Лехиным рукам,
ни даже тому, как легко он после взял ее на руки и опустил на новое место.

Журавль колодезный получился на славу! Журавлиха - будет вернее.
Леха ни капли не сомневаясь при выборе цвета, одарил деву новым, солнечного цвета, платьем.

"Да-а-а! Дела-а-а! - размышлял Леха, - вот ведь чудо какое!"