Её борьба, её порывы

«Избавь себя от Пастернака», –
сказала хомяку собака.
Хомяк задумался, поэтом
он вовсе не был и ущерб
безпастернаковского быта
не смог бы оценить, однако
он гражданином был и знал,
что, покусясь на Пастернака,
откроет страшный он провал –
в утробу неземного мрака;
ведь Пастернак – он наше всё,
он А и Я родных просторов,
экстаз долин и косогоров,
блестит в руках его ружьё,
стреляющее трелью птичьей,
всея Руси святой Лесничий,
наш Медальон и Оберег...
Ой нет, не стал бы страшный грех
на душу брать и отрекаться
от Пастернака наш хомяк.
«Всё зло исходит от собак», –
сказал он в рожу псине оной
и тут же скрылся под землёй;
хомяк был парень непростой,
но своенравный и учёный.
Собака сунула в нору
свой влажный нос и прошипела:
«Я ведь добра тебе хотела,
а ты, пингвин и кенгуру,
не принял доброго совета.
Так будь же проклят ты за это!»
А дело было поутру,
вставало солнце над природой,
и птицы славили Творца,
и лету не было конца,
но, блин, в семье не без урода:
собака, хмурая лицом,
плелась просёлочной дорогой
своей походкой колченогой,
свинцово думая о том,
что, если б только можно было,
она б без Пастернака жила,
но этим гадостным поэтом
пронизана природа вся,
он словно бы пожрал планету
и сделал Господом себя.
Собака к небу нос задрала
и с чувством жгучим прошептала:
«Я посвящу всю жизнь свою
борьбе с тобой, до смерти буду
я проклинать тебя повсюду
и всю поэзию твою!
Я верую: придёт Спаситель,
сорвёт покров, развеет мрак
неведенья, войдёт в обитель
твою, и станешь, Пастернак,
ты тенью, выгнанной из рая.
Твоей кончине посвящаю
пророческую песнь мою».
И вой отчаянный пролился
над задремавшею землёй,
и словно сонный летний зной
с собачьим воем этим слился.