Гайдар шагает впереди!

Я вам не скажу за всю Одессу,
У Одессы свой особый дар.
Но и Молдаванка, и Пересыпь
Рады видеть Машеньку Гайдар!

Жизнь свою с достоинством пройди! -
Гайдар шагает впереди!
            
                (18 июля 2015 года)

В моих отношениях с Гайдаром и Гайдарами есть некая мистика, которая прошла через всю мою жизнь.
С детства и на всю жизнь Аркадий Гайдар – мой любимый писатель. Его «Голубая чашка» – один из лучших рассказов о любви, который я и сейчас готов перечитывать сколько угодно раз. Я заворожен гайдаровским языком, слогом и ритмикой.

В мою журналистскую молодость моим добрым старшим товарищем и заботливым опекуном был друг Аркадия Петровича Гайдара журналист-известинец, добрейшей и чистейшей души человек Николай Александрович Пантелеев. Мы с ним сидели в маленьком кабинетике-пенале на 5-м этаже. Отдел писем, литсотрудниками которого мы тогда были, в начале 1960-х гг. занимал весь пятый этаж высокого пятиэтажного административного здания, находящегося в глубине известинского двора сразу за знаменитым зданием комбината "Известий", что построено в 1925-1927 годах по проекту известного архитектора-авангардиста  Григория Бархина и фасадом выходит на Пушкинскую (до 1937 года - Страстная) площадь. В том внутреннем здании, где мы сидели, с марта 1918 года находились редакции главной советской газеты "Известия ВЦИК" и главной партийной газеты "Правда", вслед за Советским правительством из Петрограда, которому угрожали немецкие войска, переехавшими в Москву.      
Рассказывали, что по замыслу Бархина первоначально его проект предусматривал над новым известинским зданием высокую башню высотой 12 этажей. Однако когда бархинский проект положили для согласования на стол члена ЦК партии и главного редактора "Правды" Марии Ильиничны Ульяновой-Елизаровой, та вдруг представила, что известинская башня будет загораживать небо в окне её кабинета, взяла остро отточенный красный карандаш и решительно перечеркнула башню крест-накрест. Вредная  башня не была построена. Мария Ильинична была достойной сестрицей своего братца Владимира Ильича и свои личные интересы всегда ставила выше каких-то там общественных.
В наше здание, в редакцию "Известий" в то время приходили многие известные люди. В частности, беспартийные поэты Сергей Есенин и Владимир Маяковский, сотрудничавшие с нашей газетой и печатавшиеся на её страницах. Маяковский получил удостоверение нештатного сотрудника "Известий" и очень гордился этим, он приложил удостоверение ко лбу и заявил, что будет так ходить по Москве.
Об этом нам, известинской молодёжи, интересующейся историей своей газеты, рассказывал один из старожилов, работавший в отделе литературы "Известий" в 1920-е гг., литературный редактор газеты, интеллигентнейший Владимир Мартынович Василенко. Он хранил рукописи Есенина, Маяковского и других поэтов, писателей, деятелей искусства, печатавшихся в газете.
Ещё больший известинский стаж (более 50 лет) был у машинистки отдела писем Екатерины Алексеевны Занозиной. Ровесница века-волкодава, как назвал его поэт Осип Мандельштам, 18-летней девчонкой в марте 1918 года, в  первые дни после переезда редакции в Москву она пришла в "Известия" устраиваться на работу. Сначала её взяли курьером, через какое-то время она стала секретарём, в 1930-е годы работала секретарём в известинском отделе литературы, хорошо помнила приходивших в редакцию молодого Льва Кассиля, совсем молоденького худющего Сергея Михалкова, популярных фельетонистов братьев Тур, европейски-изысканно одетого Илью Эренбурга, других известных советских писателей, поэтов, деятелей искусства. Ей, как она сама считала, выпало счастье быть секретарём у главного редактора газеты "Известия" Николая Ивановича Бухарина. Бухарчик, как звал его Сталин, любимец партии и главный её теоретик, как в своё время писал о нём Ленин, одновременно с редактированием газеты оставался членом высшего органа партии - Политбюро ЦК ВКП(б). Он был образованным и уважаемым интеллигенцией человеком и яркой личностью. Это его и погубило. Таких людей рядом с собой Сталин терпеть не мог, они были опасны его самодержавной власти. Любимец партии Бухарчик любил Кобу, как он звал Сталина на правах друга, был предан ему, как собака. Это не спасло его. Расправа была жестокой. В 1937 году Бухарин был объявлен врагом народа, главарём троцкистско-бухаринской банды изменников, фашистским наймитом, шпионом всех разведок мира сразу и прочая. Советский народ в единодушном порыве требовал: собаке - собачья смерть! Умело и жестоко пытаемый славными чекистами Бухарчик ползал перед Сталиным на коленях, лизал сталинские сапоги, плакал и клялся в своей любви и преданности, умолял помиловать его. Великий и мудрый вождь товарищ Сталин был добр и полон сочувствия своему другу, однако он не мог пойти против воли всего народа...

Когда моя дочь Женя училась в 10-м классе, она неожиданно для меня объявила,  что хочет учиться на журфаке МГУ. Для поступления на журфак были нужны публикации в прессе и рекомендация от редакции. Пусть это будет  многотиражка
"Известинец", решили мы. Я вспомнил о Екатерине Алексеевне и предложил тему - главный редактор "Известий" Бухарин глазами его секретарши. Е.А. приходилась тётей секретарю отдела литературы и искусства "Известий", а  позднее секретарю "Недели" Майе Занозиной. У Майки я узнал адрес её тёти - она жила в известинском доме в отдалённом районе за метро "Водный стадион". И вот в редкий солнечный тёплый и сухой октябрьский день бабьей осени мы с Женей отправились на её первое интервью. По дороге купили небольшой торт, а возле метро цветы, что тогда возле каждого метро продавали старушки и были намного дешевле, чем в цветочных магазинах и киосках. Женя взяла мой полученный от редакции импортный маленький репортёрский диктофон, замечательное техническое средство, позволяющее журналисту полностью  сосредоточиться на содержании беседы и не думать о точности записи слов собеседника. Я, признаюсь, ещё ни разу не пользовался дорогой импортной техникой по её прямому назначению - привык записывать простым карандашом близко к тексту содержание сказанного собеседником в рабочий блокнот или на листах газетного срыва, который охотно используют все газетчики. Свой чудо-диктофон отдал Жене.
Е.А. очень обрадовалась нашему приходу, стала хлопотать по части чая и кофе. В то время ей было много за 80. Она была маленькая, её седые прямо зачёсанные назад волосы сильно поредели, она стала хуже слышать и ходить. Женя поставила на стол диктофон, вставила микрофон, включила и начала своё первое интервью. У Е.А. оказались очень хорошая память и на зависть даже журналисту живой, яркий и выразительный язык.
Когда вечером дома я решил прослушать записанное днём и включил диктофон, то не услышал ни-че-го. Вставленная дискета была абсолютно чистой. ,,,,,,,,,,,,,,,

унистом, именно он совратил меня в КПСС. Узнав, что я не член партии, он удивился (Партии нужны такие, как ты). Два дня Н.А. ходил чем-то озабоченный, на третий пришёл довольный и положил на мой стол несколько листков. Это были три рекомендации членов партии - седовласого редактора отдела, члена партии ленинского призыва 1924 года, заместителя редактора отдела, третью похвальную рекомендацию написал он сам, бланки автобиографии и анкеты и даже уже написанное за меня моё заявление о приёме в КПСС. Мне оставалось лишь подписать заявление и заполнить бланки, причём обязательно обычной перьевой ручкой и чёрными чернилами. Ещё довольный Н.А. радостно сообщил, что уже договорился с парторгом отдела писем, такого-то числа на ближайшем партийном собрании моё заявление будет рассмотрено и поддержано. Чтобы я мыл уши и начистил ботинки.
Н.А. поставил меня в совершенно безвыходное дурацкое положение. Это было изнасилование без права переписки. И обижаться на него я ну никак не мог. Он был сыном своего времени, идейным, наивным и необразованным коммунистом. Не изучал в университете, как я, Основы экономики социализма, не читал, как я, работы Августа Бебеля, соратника Маркса, главного марксистского теоретика социализма и коммунизма, прочитав которого, я понял всю неэффективность и нежизнеспособность экономики социализма и  коммунизма. Правда, когда я, обеспокоенный судьбой светлого будущего человечества, наивно  задал вопрос об этом на семинаре, наш ещё более образованный и умный, чем я, преподаватель Бурхард, твёрдо знавший, что "учение Маркса всесильно потому, что оно верно", очень верно и убедительно ответил на мой дурацкий вопрос - поставил мне по экономике социализма в зачётку за семестр отметку "хорошо" и этим лишил меня повышенной стипендии отличника. (До этого в той же зачётке за  Основы экономики капитализма он же поставил мне "отлично".) Мой дорогой Н.А., которого я уважал и любил, как второго отца, ничего этого обо мне не знал, Августа Бебеля и даже самого Карла Маркса не читал. Он был просто по-отцовски  добр ко мне и искренно считал, что делает мне добро, записав меня в настоящие коммунисты.
Настоящим коммунистом я так и не стал, однако на всю жизнь запомнил его партийное напутствие молодому члену партии, которое было кратким и выразительным:
Время мчится вперёд
Время катится,
Кто не пьёт, не е...ёт, -
Тот спохватится.
Всё, на что я тогда сподобился, - переписал перьевой ручкой чёрными чернилами пафосное заявление на своё. Я не хотел быть ни в чьих передовых рядах, я не был борцом и не хотел ни с кем бороться, тем более за какое-то там дело, тем более за дело строительства (абсурд!) и строить мифический коммунизм, который невозможен. Я написл очень просто: прошу принять меня в КПСС тчк с Уставом и Программой партии знаком. В последнем я слукавил или проще - соврал. Тогда я ещё не знал, что член партии обычно думает одно, говорит совсем другое, а делает - третье. В этом её неразгаданная сила, её единство и залог непобедимости.
Каждый день в 11.00 Н.А. уходил. Возвращался он через полчаса довольный и весёленький, его выцветшие голубые глаза за толстенными стёклами очков весело и молодо блестели, и начинались его многочасовые  интереснейшие рассказы. О проказах и озорных проделках (далеко не всегда приличных и безобидных) его старшего друга Аркадия, показывал его письма. О своей жизни,- о том, как он ребёнком ушёл из дома и воспитывался в детской коммуне, о шоколадном времени НЭПа, о предвоенных 30-х годах и работе в газете "За индустриализацию!", о войне, как он, забракованный врачами от военной службы по зрению, осенью 1941-го записался в московское народное ополчение и их, совсем необученных и плохо вооружённых нестроевых ополченцев, сразу бросили в бой прикрывать своими телами Москву, как в первом же бою он был контужен и попал в плен, как три раза пытался бежать из плена, как его три раза ловили и рвали собаками, о немецких концлагерях, где ему пришлось побывать, о мытарствах, которые пришлось испытать на Родине после освобождения из плена. О жене, получившей извещение, что её муж пропал без вести, которая верно ждала его всю войну. Она была ретушёром в издательстве "Московский рабочий" и однажды во время работы над фотографиями для сборника об обороне Москвы на одной в строю ополченцев узнала своего мужа. ,,,,,,,.. Очеь жалею, что по молодости и глупости не записал его рассказы. Биография самого Н.А. была такая удивительная и необыкновенная, что архангельский журналист Евгений Салтыков написал о нём документальную повесть. Эта повесть о жизни коммунёнка Кольки в течение нескольких недель публиковалась в главной детской газете страны «Пионерская правда».
Ещё он очень хотел познакомить меня с Тимуркой, сыном писателя. Вы должны понравиться друг другу, – говорил он. Увы, моё знакомство с Тимуркой тогда как-то не состоялось.
Зато в то время я познакомился с падчерицей Гайдара Женей. На ней женился мой сосед по арбатской коммунальной квартире тогда молодой учёный Володя Мельников (потом он станет академиком, лауреатом Государственной премии СССР, директором академического ипститута). Приезжала в нашу коммуналку и вдова Гайдара Дора Матвеевна.
И совсем не случайно главные герои знаменитой гайдаровской повести «Тимур и его команда» Тимур и Женя – они носят имена сына и приёмной дочери писателя.
Много позднее жизнь всё же сама свела меня с Тимуркой – Тимуром Аркадьевичем Гайдаром, к тому времени уже контр-адмиралом. Военный журналист, изгнанный из «Правды», он пришёл к нам в «Известия». С Тимуром, как когда-то предсказал Николай Александрович, у меня сложились добрые товарищеские отношения. Помню, как Тимур был поражён, когда я подарил ему сделанные школьником сорок лет назад вырезки из "Пионерской правды" с публикацией его повести об отце. За чашечкой кофе в известинской кофейне мы говорили о многом. Помню, как меня  поразило глубокое знание Тимуром проблемгэкономики нашей страны. Он безоговорочно поддерживал реформы, которые пговодил его сын Егор и очень переживал за него.
С Егором лично я знаком не быг, с ним дружил мой добрый товарищ и друг с молодости, выдающийся журналгст-экономист Отто Лацис. Егора я видел и слушал в разных компаниях. Везде Егог становился центром всеобщего внимания и притяжения, поражал его выгочайший интеллект, обширные знания (настоящий эрудит!), глубокий  её гвободомыслием, наконец, её мужеством. Она достойно несёт славу и честь своейгзнаменитой фамилии.
Успехов тебе, Маша!