Поэма о крыльях

Выпускает шасси самолёт,
Вдаль бетонка уныло уносится.
Лишь недавно ушел я в: полёт,
Только сердце на землю уж просится.

Так ушли корабли от Земли
В час, назначений! высшим приказом
Но до земли: мы другой не дошли:
Мы найдём её будущим разом.

А пока что - убрать самолёт,
И закрыть его в крепком ангаре.
Пусть нам сердце о море поёт
Наш же разум - в огромном пожаре.

Наши мечты - что тот самолёт
Отрывают с земли наши мысли
И штурвал на себя тот берёт,
Кто себе продолжение мыслит.

Мы не можем тягаться с судьбой
Знать, она посильней нас и строже.
Мы людьми остаёмся с тобой.
Наша воля нам в этом поможет.

И до лучшего, светлого, дня
Спрячу я дневники бортовые.
Чтобы враг не прошел сквозь меня
Стоя, мысли поют, часовые.

Мы стоим на незримой стезе
И в толпе нас не каждый заметит.
Только где бы я ни был - везде
Брату брата нельзя не заметить.

Мы одежды не носим цветной.
Наши души вообще-то не серы
Тренируя наш ум пробивной,
Мы - не волки. Мы только пантеры.

Зачехлённый стоит самолёт
В полутьме опустевшего зала
Будет новый, сказали, полёт,
Но вот только когда - не сказали.

И завоют турбины, сердясь,
Изнемогши от собственной мощи.
Но поймут ли нас люди, столпясь
На огромной, бушующей площади?

Мы бросаем все мысли в полёт
И к сердцам, и к умам человечьим!
Знаем твёрдо, что мысль подойдёт
Не ко всяким сынам ненавечным.

Где то может застрять и она.
Сложит крылья,. - осядет на дно.
Но с другого, кипящего сна
Встанет мысль. Видно так суждено.

Кем, когда, для чего - разберёмся!
Рассчитаем - иль просто – дойдём.
Нет преград - если мы соберёмся!
Нет проблем, если – вместе пойдём!

И взлетая под утро иль вечер,
Под унылое пенье турбин,
Мысль, наш вечный, незримый диспетчер,
Посмотри, чтоб не дали слабин.

Если дать слабину – разобьёмся.
И турбины тогда - не спасут.
У костра мы тогда соберёмся
Страшен будет ночной самосуд.

Где, когда суждено нам разбиться
Знает, может, господь лишь один,
Но мы знаем - сумели родиться
Мы должны же дожить до седин.

Страшно,- может, листать фолианты
Все пропитаны ложью писцов.
Где же наши: лежат бриллианты
Наших, верных, единых отцов?

Сушим мозг, изнывая от вечности
Разноцветных обложек тугих.
Где набраться бы нам человечности?
Где послушать бы песен благих?

В этом мире - одна только заповедь
Как ни страшен был жизненный шторм!
Не баранам читай свою проповедь -
Поливай ты их главы свинцом!

Им, баранам, конечно, без разницы:
Ты. пришёл и ушёл в свой черёд.
Ведь они берегут только задницы
Те, которые греет народ!

Как ни страшны открытия новые
Философия мира стара:
Всем провидцам – венцы. Но – терновые.
Горе-практикам - вечно "Ура!"

Совершая полеты над бездною,
Самолёты не ведают страх.
Страхи людям зацикленным ведом
Жгущим лучших из них на кострах.

Мы летаем в безветрие бурное,
Знаем в будущем много путей.
Видим, море, как воздух, лазурное,
Но не возим туда мы детей.

Знаем, люди пока недостойны
Поселенье у моря иметь
Волны синие, вечно спокойные,
Принесли бы обильную снедь.

Но не снеди вы жаждете, алчущи!
Может, крови невинных, детей?!
Содрогается мыслящий пишущий
Знавший козни из ваших сетей.

Мы сойдём с самолёта по лестнице
Утром, вечером, в полдень и в ночь.
Но не будем лить воду на мельницу,
Пустоту в чьей-то ступе толочь.

Мы уйдём, Непонятны иль поняты.
Незаметно, как раньше пришли.
Опустеют, быть может, и комнаты,
В коих спали тогда до зари.

Мы уйдём по дороге в незнаемо
По тропе одинокой своей.
В нас не всё с ходу так понимаемо,
Как в квартире знакомой твоей.

Мы оставим в наследство потомкам
Самолёты в ангарах снегов.
Вечну преданность нашу котомкам,
Помогавшим избегнуть врагов.

Скоро вновь оживут самолёты,
И помчится бетонка назад.
Мы же будем следить за полётом,
Принимая у Новых парад.